Был таможенный досмотр.
Мужчина и женщина в форме Аэрофлота с решимостью и знанием хирургов потрошили на длинном столе теряевские чемоданы.
Бабушка и Витя волновались за перегородкой, точно они отправляли за рубеж не близкого человека, а партию наркотиков.
Невозмутимый Теряев поднялся по резиновой дорожке под арку контроля. Зазвенело так, что все оставили свои дела и стали смотреть на Теряева.
– Мальчик, – сказала женщина, – у тебя в карманах что-нибудь металлическое есть?
Теряев вышел из-под арки, вынул из куртки и положил на стол фонарик. Вернулся под арку: снова пронзительно зазвенело.
– А ну, выкладывай всё, что есть, – приказал мужчина.
Теряев выложил на длинный стол: компас, зажигалку, рыболовные крючки, магнит, перочинный нож, топор и лупу.
Люди за перегородкой смеялись. Даже таможенники, и те заулыбались.
Когда Теряев, покончив с земными делами, пристегнутый ремнём, с конфеткой во рту, оказался в небе и увидел сверху столицу нашей родины, изгибы её рек, торты высотных зданий, кудрявые лесопарки, он воспринял это как должное. Но само по себе прощание было грустно, и Теряев пробормортал:
– Ладушки, ладушки,
Где были? У бабушки.
Что ели? Кашку.
Что пили? Бражку.
Кашка сладенька,
Бражка пьяненька.
Шу! Полетели…
И был белый город, ослепительный от солнца. Белые дома, белые улицы, столбы пальм с венчиками пыльных листьев в синем, невыносимо чистом небе, люди с угольными лицами и красными ртами, завёрнутые в белые ткани, полицейские в белом на перекрёстках…
Теряев лежал в ванне, в ванной комнате бело-розового кафеля, огромной от зеркал, и умирал от жажды. Бутылки кака-колы стояли на краю ванны. На стиральной машине лежала огромная книга Носова «Незнайка в Солнечном городе». Под потолком висели сестрёнкины пеленки и ползунки, и было слышно даже здесь, в ванной, как в комнате душераздирающе рыдает младенец.
– Это сумасшедший дом какой-то! – кричала за дверью теряевская мама. – Ты намерен когда-нибудь выйти оттуда?
– Не намерен! – отозвался Теряев.
Он поперхнулся кока-колой и подумал, тоскуя:
– Боже мой! Я второй месяц лежу в Африке в ванне и пью эту гадость. Что я скажу бабушке, что я скажу Вите, что я скажу Барсуковой и Волкову, да и всему нашему народу? Что я скажу… – От посетившей его голову мысли ему стало так нехорошо, что он ушёл с головой под воду и уже там, откуда его никто не мог услышать, он закончил: – …несчастной девочке у магазина, если вдруг эта злодейка-судьба снова сведет нас в неурочный час?
Теряев вынырнул, выплюнул лишнюю воду и пробормотал вслух: «Надо срочно что-то придумать!»
«Мужик ты или не мужик?! – послышался ему знакомый девичий голос, и вслед за тем, словно бы тоже сквозь толщу воды, поблазнилось суровое личико девочки, – сделай же что-нибудь!»
«Что я могу?!» – взмолился Теряев.
«Мужчины должны иногда совершать мужественные поступки!» – прозвучало снова как из облака.
«Но я еще мальчик, я маленький…»
«Ты никогда не станешь взрослым, ты никогда не станешь пионером, если будешь таким размазней!»
«Стану!» – вскочил Теряев.
В дверь постучали:
– Сынок, ты в порядке? Скоро ужин! Смотри там, не превратись в крокодила!
– Ещё минуточку, мамочка, еще немного, – и наш герой снова погрузился в воду и в свои отчаянные думы. И тут, под водой, смело открыв глаза, он увидел себя, наконец, верхом на самом настоящем крокодиле, плывущем, судя по соответствующей табличке на берегу, по реке Лимпопо. Вокруг его крокодила, мягко скользящего вниз по течению, сновали маленькие крокодильчики с зелёными галстуками на шее*. Это был настоящий праздник для страдающей теряевской души, но…
Снова в глазах потемнело, когда в прибрежных зарослях Теряев увидел отряд браконьеров во главе с неприятным типом, показавшимся ему знакомым.
– Чёрный человек! – чуть не захлебнувшись, выкрикнул, выныривая из воды, Теряев и тут же снова погрузился в воду…
Браконьеры молча обменивались знаками, которые не оставляли сомнения в их намерениях, и всеми командовал этот, с чёрным зонтиком в жилистых руках.
– Дети мои, – прохрипел Крокодил, у которого от волнения пропал на минуту голос, – кро-ко-диль-чики мои…
Теряев окаменел: в главном браконьере он узнал Сурового Соседа с первого этажа. Правда, он очень загорел и был одет в «сафари», но то же зловещее выражение лица, та же бедность мысли в глазах, те же усы! Нет! Память не изменила Теряеву.
– Так всегда! – крикнул Суровый Браконьер. – Сперва на свободу рвемся, а потом сами же людей лопаем.
– Нет, – покачал головой теряевский крокодил. – Я бы этого типа скушать не рискнул. Еще отравишься, в больницу попадешь.
– Помолчи, Бога ради, – попросил Теряев. – Дай сосредоточиться. Надо подумать, как их спасти.
– Этого с карабином я беру на себя, – сказал крокодил. – Он мне по вкусу.
– Только без людоедства! Надо с ними по-человечески поговорить, объяснить. Они же люди, поймут.
Между тем Суровый Браконьер и с ним еще один отправились с поляны туда, где у них, судя по всему, была западня.
Теряев поспешил за ними.
– Теряев, не будь таким наивным, – сказал крокодил ему вслед.
Но Теряев уже не слышал.
Браконьеры устроили западню в маленьком заливчике у подножия баобаба. Теряев, спрятавшийся за баобабом, видел, как они опустили в воду огромный сачок так, что он стал не виден. Потом Суровый Браконьер надул резиновую лягушку и в ожидании уселся на ствол поваленной пальмы. Другой браконьер спрятался здесь же. Ждали они недолго: маленькие крокодильчики выплыли из-за поворота реки. Они плыли по течению и играли с разноцветным мячом.
– А вот лягушата! – базарным голосом завопил Суровый Браконьер. – Свежие лягушата! Отдам самому смелому крокодильчику. Тому, который не побоится за руку со мной поздороваться. Кто самый смелый? – и он, соблазняя, размахивал в воздухе фальшивой лягушкой.
Крокодильчики посмотрели на неё и облизнулись.
Один юный честолюбивый крокодильчик сказал:
– Я очень смелый. Я страшно смелый. Но здороваться за руку со всяким проходимцем из-за какой-то лягушки я считаю ниже своего достоинства.
– Ну и трус. Примитивный, скучный трус. Один из многих трусов, – сказал Суровый Браконьер и заголосил: – А вот лягушата! Свежие лягушата!
– Ты у меня сейчас сам её слопаешь! – крикнул честолюбивый крокодильчик и поплыл в залив.
Едва он приблизился к берегу, как браконьеры выхватили свой сачок из воды, и крокодильчик оказался в сетке.
– Ты, конечно, самый смелый, – сказал Суровый Браконьер, – но ты и самый глупый. И за это тебя так жестоко наказывает судьба. В моём лице.
– Мама! Ой, мамочка моя! – заплакал крокодильчик.
Тогда Теряев вышел из-за баобаба и строго сказал:
– Вы не имеете права нарушать биологический баланс природы!
От неожиданности браконьеры уронили сачок в воду.
Крокодильчик выбрался из сетки и пустился наутёк по течению.
– Чтоб тебя, – крикнул ему вслед Суровый Браконьер и обернулся к Теряеву. – А тебе чего, мальчик? Какого тебе баланса ещё нужно?
Теряев, видя, что остался не понят, уточнил:
– Сафари на малолетних крокодилов запрещено!
– Я знаю, – сказал Суровый Браконьер.
– Это жестоко! – недоумевая, крикнул Теряев. – Это безчеловечно – пользоваться доверчивостью детей. Я обращаюсь к вашей совести…
– А я бессовестный, – сообщил Суровый Браконьер. – Мне и без совести комплексов хватает. Давай проверим: на твоей стороне совесть, на моей стороне – сила; посмотрим, чья возьмёт.
И коварные браконьеры накинули сачок на наивного Теряева. Он запутался в сетке и упал.
Браконьеры набросились на него. Тут бы пришел Теряеву конец, но из кустов, задыхающийся и бледный от волнения, выскочил теряевский крокодил, размахивая над головой карабином.
