В момент, когда я выпала из состояния близкого к истерике, первое, что я ощутила, был нестерпимый холод. Глаза жгло от слез, а легким катастрофически не хватало кислорода. Все эти реальные ощущение на время вытеснили любые другие мысли из моей головы. Единственным желанием для меня стало – добраться до дома как можно скорее.

Кое–как сориентировавшись в пространстве, я поняла, что ноги по привычке несли меня к дому, но немного ошиблись с направлением и теперь придется идти по незнакомой и плохо освещённой дороге. Но вряд ли на меня сейчас кто–то способен был напасть: бомжи бы приняли меня за свою, еще и предложили бы ночлег, а уличным хулиганам одного моего вида стало бы достаточно для того чтобы понять, что брать у меня нечего.

Пройдя больше половины пути, я заметила, что все пространство вокруг превратилось в одну сплошную белую массу. И сначала я решила, что ослепла от слез. Но вскоре стало понятно, что это небо обрушилось на меня сверху в виде первого за эту зиму снегопада.

Крупные снежинки заполняли собой все пространство, неспешно кружась в необычном танце, и заканчивали свое небесное путешествие, покрывая всю грязь и слякоть вокруг. Каждая белая красавица была уникальна и своей формой и своим танцем, и я заворожено, как маленькие дети, следила за этой зимней сказкой вокруг. Казалось, снег не только скрывает от глаз все мрачное и неприглядное, но и приносит ожидание чего–то нового, заполняя собой образовавшуюся внутри пустоту от предательства. Очень хотелось поверить в зимнее чудо, в то, что снег заметет всю ту боль, что накопилась внутри за школьные годы.

Но это маленькое забвение не могло продолжаться бесконечно. Снежинки таяли, соприкасаясь с теплой кожей, оставляя после себя капли холодной воды. Я ускорила темп ходьбы. Везде одно сплошное предательство! Даже снег, околдовав меня своей красотой, принес за собой лишь холод и разочарование.

– Ева! – сначала я решила, что мне это послышалось, но затем знакомый голос настойчивее закричал, – ЕВА!

Я не остановилась, лишь ускорилась по направлению к дому.

– Постой, – голос раздался совсем близко и мгновение спустя передо мной стоял Леша. Но я обогнула его, слабо кивнув.

– А, эт ты, – фраза получилась сиплой и очень тихой.

– Ева ты в порядке? – Леша шел рядом, старательно пытаясь разглядеть мое лицо.

– Зачем ты здесь? – мне не хотелось отвечать на такой глупый вопрос.

– Я… я хотел извиниться. За все. За то, что так вышло. За выходку ребят. Прости, пожалуйста! – Леша тоже понизил голос, в котором читалось искреннее сожаление. Его сожаление и ничье больше.

– Хорошо, это все? – перед глазами уже замаячил родной подъезд.

– Нет… Можно тебя проводить? – Одиночка видимо не был уверен, что я приняла извинения.

– Считай, что уже проводил, – я уже поднималась по ступенькам, роясь в кармане замерзшими ледяными пальцами в поисках ключей от домофона. Леша хвостом шел следом за мной.

В молчании я, наконец, выудила ключи, открыла дверь и как можно быстрее постаралась подняться на второй этаж поближе к подъездной батарее. Но и настырный одноклассник не отставал.

– Чего тебе еще нужно? – возможно я была немного груба, но сейчас меня это мало волновало. Я осмелела настолько, что даже встретилась взглядом с Алексеем, прочитав по его лицу, что парень действительно переживает из–за произошедшего.

– Почему ты не идешь домой? – Леша казалось не заметил моего вопроса.

– А может, у меня нет дома? – ни с того ни с сего я вспылила, – Может я и вправду нищенка? Говори, что тебе нужно или вали отсюда!

– Ты не такая… – задумчиво пробормотал Одиночка, – Ты хорошая. Добрая. У тебя есть душа. Зачем ты уподобляешься этим ничтожествам?

– Тебе–то откуда знать? – я практически обняла батарею, – Разве это все имеет хоть какое–то значение?

– А неужели не имеет? – голос Леши немного дрожал, – Мы – люди, не животные, должны поддерживать друг друга вот в таких ситуациях. А то, что среди нас имеются…

– Слушай, иди на хрен со своей поддержкой, ясно? – внезапно мне захотелось высказать все, что накипело этому почти незнакомому человеку, – Все вокруг прекрасно знали о предстоящем зрелище, как и всегда впрочем. Где была твоя поддержка? Где ты был, когда мою голую задницу снимали на уроке физкультуры?! Там же где и все! В безразличии! Всем пофиг! И мне теперь пофиг!

– Ева, – мои слова если кого–то и задели, то только меня. Голос Леши стал еще более жалостливым, – Но это же не ты. Неужели ты хочешь быть подобной этой бездушной толпе из якобы людей вокруг?

– Да! Хочу! Хочу подобно всем думать только о себе! Хочу наживаться на чужом горе! Пускай другие теперь ощутят, какого это – быть мной! – я старалась говорить уверенно, а получилось слегка истерично и неправдоподобно. Потому что я этого не хотела. Да я вообще не знала, чего хотела.

– Это неправда, – Одиночка был абсолютно уверен в своих словах, будто знал меня всю жизнь, не меньше, – Ты добрая. Но ты замкнулась в себе, никогда не даешь отпора, не показываешь никому, какая ты на самом деле. Заставь этих придурков раскаяться, это будет лучше, чем побег из школы.

– Откуда ты знаешь? – я даже икнула от удивления, – Про побег?

– Любой бы поступил так на твоем месте, – Леша пожал плечами, – Но не ты. Ты не должна таким образом показывать свою слабость.

– Должна, не должна… – я фыркнула, – Я никому ничего не должна. Уходи отсюда, одиночка. Я пошла в свой картонный домик, кушать объедки с помойки.

По–моему настало время прекратить эту бессмысленную беседу. Тем более что моя одежда почти высохла, и, возможно, я шокирую мать чуть меньше, чем если бы я пришла полностью мокрая.

– Одиночка? Неужели меня и правда, так называют? – Леша был по–настоящему удивлен.

– А кто ты? – мне стало интересно.

– У меня есть имя. Алексей, – зачем–то напомнил он мне этот факт, – А клички и прозвища придумывают лишь те, у кого мозгов на большее не хватает.

– Клички отражают то, кем нас видят окружающие. Ты одиночка, я свинарка, – я пожала плечами и начала подниматься вверх по лестнице, – Пора бы к этому привыкнуть.

– Ты подавлена, я знаю. Но не дай миру вокруг сделать тебя черствой и бесчеловечной. Найди в себе силы, борись. Дай отпор! Они на тебя набросились потому что ты это разрешаешь! Но так же нельзя! Нужно поставить этих придурков на место, – Леша говорил уверенно, прямо как настоящий оратор.

– Иди ты знаешь куда со своими советами! – я побежала наверх быстрее, но мой спутник так и остался возле батарей, – Ты меня совсем не знаешь!

Ответом мне было молчание. Но меня это мало волновало. Как впрочем, и мало волновали все эти праведные речи о том, что нужно делать, а чего не нужно. Этот праведник хоть раз оказывался в моей шкуре? Испытал ли он хоть немного из того, что доставалось мне? Или его богатенькие папенька с маменькой сдували пылиночки со своего чадушка?

За дверью нашей квартиры меня уже поджидала мама, которая с первого взгляда даже не обратила внимания на мой внешний вид, потому как ее сегодня тоже переполняли эмоции.

– Ева! Наконец–то ты дома! Я уже начала волноваться! – мама металась по кухне, скорее всего, планируя меня накормить, – Представляешь, твой папаша опять допился до чертиков! Явился к нам в квартиру в наручниках! В самых настоящих наручниках! И это во второй раз за день! Уверял меня, что спас тебя от «ментов поганых»! Нет, ну ты представляешь? Давно пора этого алкоголика запихнуть на промывку мозгов, иначе…

– Мама, это правда, – я больше не могла выдерживать мамины причитания, – Мам!

– Что правда? – мать остановилась и наконец, выглянула в коридор. Ее глаза округлились, а брови сошлись на переносице. Такой взгляд у нее бывал только в случаях крайней встревоженности, – Господи! Ева, солнышко! Что с тобой случилось?!

Мои непослушные руки, наконец, справились с испорченным пальто, теперь настала очередь сапог. Но тут меня ждала неудача, ноги отказывались подниматься, и я бессильно рухнула на табуретку, одиноко стоящую в коридоре на том самом месте, где утром были разбросаны осколки зеркала. Наверное, правду говорят, разбилось зеркало – жди беды… Мать, видя мое состояние, рванулась ко мне и быстро помогла разобраться с обувью.