– Ну, ты и дибил… – злостно прошипел Рома, в глаза которому мне стало просто противно смотреть.

– Если кто и дибилы, так это ты и твоя компания, – Леша схватил свой упавший планшетник как раз перед тем, как я рванула что есть мочи с этого проклятого места на площади перед кинотеатром.

Ноги несли меня неведомо куда, в то время как голова просто отказывалась работать, а перед глазами не видно было ничего кроме пелены из слез.

– Тебе не место среди нас, свинарка! – долетел до меня когда–то любимый голос.

Но я не остановилась. Я бежала вперед, бежала подальше от позора, от гнусности и от лицемерия этого мерзавца, который каким–то невиданным мне образом смог обмануть мою интуицию и занять место в моем сердце.

Как? Как такое могло произойти со мной?! Как можно было так ошибаться в человеке? Имея искреннее желание помочь, я нарвалась на издевку и предательство. А всего–то лишь потому, что поверила, что могу быть счастлива, что моя школа не так плоха, как казалась поначалу, что в мире богатых и знаменитых найдется местечко с краю и для меня. Но все это было лишь иллюзией, самообманом. Будь я умнее, все могло бы быть по–другому. Если бы я не проявила желания помочь, если бы я не была такой наивной, если бы моя голова работала лишь холодно и расчетливо… Если бы, если бы, если бы…

Все началось в первом классе, все издевательства и насмешки. В ноябре, когда маленькие мозги Марины Колосовой и ее подружек сложили все факты обо мне воедино, эти мегеры начали придумывать шутки посмешнее для того, чтобы указать мне мое место. Я ненавидела вспоминать тот день, тот день, с которого все началось. На моей памяти это был худший день моего тогда еще в меру беззаботного детства. Но именно сейчас мозг услужливо подсовывал только это воспоминание.

В первом классе до двадцать третьего ноября я любила свою школу, любила свой взбалмошный класс и тогда мне, ребенку, не было видно никакой дифференциации между мной и другими ребятами. Все мы, девочки, носили одинаковую форму, участвовали в школьных шалостях и, конечно же, воевали с мальчишками. С первого дня знакомства Марина Колосова казалась мне идеалом, самой красивой девчонкой, достойной того, чтобы ее копировать. Страшно признаться, но мы дружили. Тогда я была наивна и глупа, впрочем, как оказалось, сейчас мало что изменилось.

Двадцать третьего ноября я как всегда встретила Марину на первом этаже школы, и мы поздоровались, традиционно обняв друг друга и трижды хлопнув в ладоши. В моем детстве было модно придумывать приветствия, тайные знаки как символ проявления дружбы. Странно, что в тот момент я не почувствовала того, что мне на школьную форму пролилось отвратительное нечто.

Войдя в класс, я сразу ощутила запах, от которого засвербело в носу. И это почувствовала не только я. Все стали принюхиваться и корчить рожи в знак того, что никто не хочет заниматься в классе в такой вонючей атмосфере. Наша классная руководительница Антонина Геннадьевна сразу поняла, какое химическое вещество выделяет такой запах и, строго сдвинув брови, поинтересовалась:

– Кто принес с собой дихлофос? Вы думаете это смешно?

Все начали переглядываться и хихикать. Таинственное слово «дихлофос» было знакомо далеко не всем, и многие восприняли это как ругательство.

– Вы в курсе, что так можно отравиться? – классный руководитель открыл все окна, – Мне что, вынюхивать причину запаха?

– Антонина Геннадьевна, – Марина как всегда встряла в разговор с преподавателем, – По–моему, так пахло у хрюшек в зоопарке.

Эта реплика вызвала еще более громкие смешки.

– Не говори глупостей, Марина, – Антонина Геннадьевна внимательно принюхиваясь не спеша пошла вдоль рядов, – Сейчас же прекратите вести себя неподобающе юным дарованиям! И…Ева!

Фигура учительницы возвышалась надо мной. В тот момент мне показалось, что классная руководительница стала просто огромных размеров, а я наоборот превратилась в дюймовочку и вжала голову в плечи, чтобы стать еще меньше и незаметнее. Антонина Геннадьевна наклонилась еще ближе и зашептала:

– Ева, скажи, твоя мама недавно травила тараканов? – при слове «тараканы» преподавательница поморщилась.

– Д–да, – пробормотала я, не понимая, куда клонит эта женщина.

– Что ж, – учитель выпрямилась, – Мне все ясно. Ева, покинь, пожалуйста, класс и навести свою маму на первом этаже.

Затем женщина опять поморщилась и уже тихим голосом добавила:

– И будь добра, смени форму.

Я встала, не совсем осознавая, что произошло и при чем тут тараканы, но просьбу учительницы выполнила и, собрав свои скромные пожитки, направилась к двери, провожаемая гулким шушуканьем одноклассников. На выходе меня настигла фраза, которая преследует мой разум по сей день.

– …А что вы хотели, – громкий ехидный голос Марины не прятался даже за шепотом, – Ева свинарка и живет в свинарнике. Травит тараканов, а мы должны страдать! Мои родители буду разбираться…

С того дня желающие со мной общаться сократились до одного человека – Елизаветы, которая единственная увидела всю нелепость ситуации и сочувственно таскала мне духи из дома, потому что как выяснилось дихлофос оказалось не так просто отстирать, а школьная форма у меня была одна единственная, доставшаяся по наследству от дочери маминой знакомой.

После двух дней бойкота и издевок, я пришла домой и в слезах впервые в жизни умоляла маму перевести меня в другую школу. Реакция мамы на тот момент показалась мне очень странной, она грустно улыбнулась и, крепко обняв меня, заговорила печальным голосом:

– Ева, ты золотая девочка, знай это. Ты думаешь, почему ребята так себя ведут по отношению к тебе?

– Ну, – я надула губы, – Я хуже них.

– Ты правда так считаешь? – мама удивленно вскинула брови.

– Нет, но кому какое дело…

– Тебе. Мне. Бабушке. Ты просто не такая как они. У тебя есть то, чего нет у многих, то, чем нужно гордиться.

– И что же это? – я недоверчиво смотрела на грустную маму, решительно не понимая, о чем она вообще говорит.

– Сердце, – мама нежно коснулась моей груди, – Ты не испорчена деньгами и меркантильностью, твое сердце умеет любить, сострадать и прощать, а это дано далеко не каждому. Ты так не думаешь? – я протестующее замотала головой, – Что ж, подрастешь, поймешь. А сейчас, попробуй простить свой класс. Ты должна справиться с этим, потому что недоброжелатели везде найдутся. И что же ты тогда будешь делать? Менять школу раз в месяц? Нет, тебе нужно получить достойное образование. Будь сильной.

И я старалась, правда, изо всех сил старалась быть сильной. Я исправно посещала все занятия, и даже записывалась на факультативы, стоически воспринимая все шутки и подколки, в надежде, что когда–нибудь одноклассникам все же надоест меня гнобить. И действительно, бывали промежутки, когда мне жилось спокойно. Например, когда учительница по биологии, которую вся школа на дух не переносила, сломала ногу из–за подножки одного из ребят нашего класса, или когда девчонок поймали за курением на территории школы… В общем, когда находились темы для разговоров поинтереснее, чем подтрунивание над нищенкой.

Но то, что произошло сегодня, а точнее то, что было спланировано еще в сентябре, стало для меня чертой, через которую я не могла переступить. Мне не место в их обществе. Они – короли по жизни, а я – ничтожество, на чувства которого вполне можно наплевать. Ну и зачем спрашивается мне сердце?! То самое сердце, которое моя мама считает главным богатством!

– Зачем мне сердце?! – я закричала сипящим голосом, прислонившись к стене одного из ближайших зданий.

Лучше жить с меркантильным расчетом, переступая через чужие чувства и жизни ради собственных интересов. Разве мое сострадание к тупости Ромы или нередкая помощь с домашними заданиями другим ребятам помогли мне стать лучше?! Да нет же! Эти дурацкие чувства, это бьющиеся всепрощающее сердце сделали все только хуже!

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу, – только это слово крутилось у меня на языке сопровождаемое потоком из слез, – Ненавижу свою жизнь!