Жандармы вмешиваются в дело, кричат, бегут за ним. Его ловят. Он сшибает с ног таможенного агента, толкает жандарма, но в конце концов его схватывают, сажают в тюрьму и привлекают за противодействие властям. Так проходит день. Один Бог знает, до чего злился Буврейль при мысли, что Лаваред ускользает из его рук.

Наконец явился полицейский комиссар, который смягчился после допроса. Он навел справки по телеграфу в Париж об обвиняемом. Ответ был следующий: богатый собственник и финансист. Благодаря вмешательству акционеров Панамы Буврейль наконец был освобожден, но должен был заплатить большой штраф. Он избежал процесса и суда, то есть большой потери времени, уплатив значительную сумму в пользу благотворительных учреждений города. Затем он отправился по Южной железной дороге с целью нагнать «Лоран» во время стоянки в Сантандере. В общем, перевозка, штрафы, протоколы, платежи, путешествия и прочее обошлись ему более трех тысяч франков.

И чем более смеялся Лаваред при этом печальном рассказе, тем более злился Буврейль. А чем более он сердился, тем более подтверждались уверения Лавареда в том, что он сумасшедший. В конце концов он так рассвирепел, что сэр Мирлитон нанес ему удар кулаком, и такой, на какой способен только англичанин.

– Он позволяет себе неприличные выражения при моей дочери!

Буврейль, свалившийся от удара, не мог прийти в себя.

– О! – вопил он, сидя на полу. – И он против меня!.. А я считал его своим союзником… Этот Лаваред какой-то черт!

– Добрый черт, во всяком случае, – ответила мисс Оретт, – потому что он хлопочет о вас с одним из офицеров.

– Обо мне?… Боже мой!.. Что он еще выдумает?

И Буврейль быстро встал.

В самом деле, Лаваред с помощником капитана о чем-то упрашивали командира. Пароход уже был в пути, и нельзя было выбросить за борт бедного сумасшедшего. Они просили оставить его на пароходе. На случай припадка его из предосторожности положат на ночь в лазарет; есть он будет с матросами. Чтобы не быть бесполезным, он может помогать кочегарам: свободная лопата всегда найдется.

Лаваред с холодной насмешкой сообщил ему об этом решении, и Буврейль пришел в страшную ярость.

– Ну вот, – сказал помощник, – опять начинается.

– Я не хочу, – кричал несчастный, – чтобы со мною обращались, как с нищим!.. Я Буврейль, и у меня есть деньги!

При этом он размахивал бумажником.

– Это, конечно, ваш бумажник? – спросил матрос у Лавареда. – Мы отнимем у него.

Арман остановил его.

– Нет, – сказал он, – оставьте ему, если он так дорожит им, а то опять будет припадок. Удостоверьтесь только, тут ли мой билет.

Мисс Оретт и сэр Мирлитон были, по-видимому, очень довольны.

От Сантандера до Азорских островов семь дней пути. Бедный Буврейль не в силах был целую неделю исполнять обязанности кочегара. Сначала он пробовал протестовать, но напрасно. Он должен был молча терпеть. На третий день он чувствовал себя разбитым, надорванным, даже не в силах был жаловаться и только в присутствии офицера издавал слабые стоны.

Благодаря щедрой подачке истопникам он был освобожден от работы. Но накаленная атмосфера этой части парохода была тяжела для его непривычных легких, и он просил разрешения больше не спускаться к машинам. Лаваред, которому он всегда посылал свирепые взгляды, похлопотал за него перед помощником капитана о том, чтобы несчастный финансист оставался в лазарете и даже получил позволение выходить на палубу.

– На палубу, да, – сказал офицер, – но не туда, где пассажиры. Пусть он будет вместе с экипажем.

Это более чем удовлетворило Лавареда. И он придумал искусный аргумент для того, чтобы его жертва более не жарилась внизу у пароходных топок. Он утверждал, что сумасшедший кочегар представляет опасность для пассажиров. Ему достаточно не так повернуть рычаг, чтобы испортить машину.

Рассуждение было правильно. Офицер принял его к сведению, но придумал лучшее средство.

– Я надену на него оковы до следующей стоянки, и мы оставим его на Азорских островах; там португальские жандармы проводят его к французскому консулу, живущему в Понтэ Дельгадо на острове Сан-Мигель; а консул позаботится об его отправке на родину.

Вторая часть проекта была слишком выгодна для нашего друга, чтобы он не согласился на это. Он настоял на том, чтобы Буврейль был оставлен на свободе, находясь всегда среди команды и не имея права покидать нос парохода. Можно себе представить, сколько ненависти было в сердце Буврейля при виде удобно устроившегося Лавареда, которого обмахивал дежурный индус, прислуживавший в каютах первого класса, и к которому относились как к важному пассажиру, тогда как на него, заплатившего за Лавареда, смотрели, как на нищего.

Лаваред, наоборот, наслаждался с еще большим удовольствием всем этим комфортом. Путешествие начиналось хорошо. Он уже был в Атлантическом океане, и все шло гладко, несмотря на затруднения.

Сэр Мирлитон с удовольствием признавал это. Но настойчивый, как все англичане, зная цену деньгам и бессилие тех, у кого их нет, он терпеливо ожидал малейшего неисполнения условий завещания, чтобы предъявить свои права на четыре миллиона.

Четвертого апреля «Лоран» находился близ первого острова Флоры, где останавливаются французские почтовые пароходы трансатлантической компании. «Лоран» остановился здесь только для того, чтобы принять пассажира, – местного губернатора, важного чиновника одного из штатов Центральной Америки. Это объяснил Арману помощник капитана в ответ на его вопрос, сколько времени будут здесь стоять.

– Эти чудные уголки земли, – заметил француз мисс Оретт, – одни из самых лучших на свете; по счастливому исключению, на этом архипелаге Азорских островов нет ядовитых животных; существует местная легенда, что они не могут акклиматизироваться здесь. Но, как говорит географ Вивиен де Сен-Мартен, было бы неосторожно проверять это на опыте.

Это замечание Лавареда вызвало улыбку у молодой англичанки.

– Продолжайте, пожалуйста, – сказала она.

– Продолжать свой доклад? Хорошо, но постараемся сделать его интересным и поучительным. Вы увидите, что все население девяти островов: Сан-Мигель, Терсейра, Пиро, Файяль, Святого Георга, Грациозы, Флорес, Святой Марии и Корво, превышающее двести шестьдесят тысяч – почти белое, белее, во всяком случае, жителей провинции Альгарвы с чудными черными волосами.

Жители Азорских островов в большинстве случаев красивы и хорошо сложены, их жены известны своей плодовитостью. Они состоят из трех народностей, так же как и население так называемых «африканских» островов – Мадейры, Канарских и островов Зеленого Мыса, хотя они ближе к Европейскому материку, чем к Африке. Эти три элемента, слившиеся уже несколько столетий, суть земледельцы, по происхождению мавры, португальские победители, появившиеся в XV веке, и – что менее известно – фламандские поселенцы, присланные матерью Карла Смелого, герцогиней Изабеллой Бургундской, которой эти острова, только что приобретенные португальским двором, подарил ее брат, король Эдуард.

По этой причине они даже назывались фламандскими островами, пока ими управлял Жак Портер из Брюгена; но этому скоро пришел конец, и их острова разделили участь Португалии, первой их владетельницы, но не первой исследовательницы, так как архипелаг обозначен на итальянских картах XIV столетия.

Мисс Оретт доставляло удовольствие слушать эти рассказы Лавареда, у которого была чудесная память. Так проводили они время перед остановкой «Лорана». Многочисленная толпа любопытных ожидала пароход, так как французские суда обыкновенно останавливаются не у Азорских островов, а на острове Мадейра или по направлению от Дакара в Сенегамбию, на островах Зеленого Мыса. Но в данном случае исключение было вполне законно, потому что, как мы уже сказали, нужно было принять на борт важную особу.

Прибытие дона Хозе де Куррамазас-и-Мирафлор было событием для острова. Маленький, сухощавый, смуглый, с оливковым оттенком, дон Хозе был кузеном родственницы губернатора Сан-Мигеля. Это была красивая женщина, управлявшая домом и самим губернатором. Ее кузен был уроженцем Колумбии, но вследствие нескольких рискованных путешествий он почувствовал призвание сделаться гражданином Венесуэлы и время от времени – Коста-Рики.