Кучер выбранился, лошади заржали, прохожие подняли крик, а молодая девушка отделалась только испугом. Она, правда, побледнела, но была совершенно спокойна. Протянув руку Арману, она поблагодарила его крепким пожатием.

– Не за что, мисс, право, не за что…

Отец и гувернантка подошли также к Лавареду и поочередно пожали ему руку.

– Вы меня благодарите так, как будто я действительно спас вам жизнь, – скромно проговорил он. – А между тем наши извозчичьи лошади так спокойны, что вы, конечно, успели бы пройти.

– Тем не менее вы оказали мне большую услугу; не так ли, папа? Не правда ли, миссис Гриф?

– Конечно, – ответили оба.

– С этих пор я считаю себя обязанной вам. Я никак не могу привыкнуть к парижским улицам и особенно волнуюсь, когда мне приходится отыскивать дорогу.

– Не позволите ли вам помочь в этом? – спросил любезно Лаваред.

Тогда отец вынул из портфеля письмо и сказал:

– Мы идем к нотариусу…

– И я также.

– Да еще к нотариусу, которого мы не знаем.

– Так же, как и я.

– Он живет в Шатоден.

– И мой тоже.

– Господин Панабер.

– Ну, да, это его фамилия!

– Какое странное совпадение!

– Странное – может быть; но для меня весьма приятное. Вы не откажете мне в удовольствии проводить вас?

Приходят к нотариусу, предъявляют свои письменные приглашения, и всех их вводят в кабинет, исключая гувернантку, которая остается ждать в конторе.

«Значит, мы пришли по одному и тому же делу», – одновременно подумали Лаваред и англичанин.

Какая странная игра судьбы! Люди, никогда не знавшие друг друга, призваны вместе к одному и тому же нотариусу, о существовании которого никто из них до сих пор и не подозревал.

Господин Панабер, не любивший терять времени даром, поклонился и сразу приступил к делу.

– Господин Лаваред, господин Мирлитон, мисс Оретт, – начал он, – честь имею выразить вам свое сожаление по поводу смерти одного из лучших моих клиентов, владельца замка Марсоней в Кот-Доре, двух домов в Париже, на улице Обер и на бульваре Мальерб, и замка Беслет в Девоншире. Имя умершего Жан Ришар.

– Мой двоюродный брат! – воскликнул Лаваред.

– Мой сосед! – проговорил англичанин.

И оба посмотрели друг на друга, хотя без недоверия, но с видимым удивлением.

Между тем нотариус хладнокровно продолжал:

– Согласно воле покойного, я пригласил вас сюда, чтобы прочесть его духовное завещание, написанное собственноручно, занесенное в книгу и скрепленное его подписью.

Он быстро прочел обычное обращение и остановился на следующем:

– «Включая вышеозначенные дома и владения, ренты, акции, облигации и наличные деньги, хранящиеся у моего нотариуса, состояние мое достигает приблизительно четырех миллионов франков. Так как у меня нет ни брата, ни жены, ни детей, ни прямых потомков, то моим единственным наследником является мой двоюродный брат Арман Лаваред…»

– Как вы сказали? – прервал Арман.

– Подождите, – возразил нотариус. – «Но я его назначаю полным наследником при одном условии. Так как он не знает цены деньгам и может попусту растратить мое состояние, как он это сделал во время нашей совместной поездки в Булонь-сюр-Мер (это удовольствие обошлось ему в две тысячи франков, тогда как я истратил сто шестьдесят четыре франка восемьдесят пять сантимов), то во избежание этого я ставлю следующее условие: Лаваред должен отправиться из Парижа с гривенником в кармане, как вечный жид. И подобно ему, с этими деньгами объехать вокруг света. Это принудит его быть экономным. Я даю ему ровно год для выполнения этого условия. Конечно, нужно, чтобы кто-нибудь сопровождал Лавареда для контроля над его действиями; для этой цели я назначаю человека, который лично заинтересован в этом деле и на которого вполне можно положиться. Это мой сосед по Бастль-Кестлю, господин Мирлитон, которого я назначаю наследником всего моего состояния вместо Армана Лавареда в том случае, если последний не исполнит в точности предложенного мною условия…»

– Как – меня? – воскликнул англичанин. – Да я ведь очень мало знаю этого оригинала, и у нас постоянно были с ним тяжбы!..

– «Господин Мирлитон, – продолжал непоколебимо метр Панабер, – хорошо умеет отстаивать свои права. Как только мне делалось скучно, я затевал с ним всевозможные споры: то дело касалось общей стены, то реки, разделявшей наши парки, то сбора плодов с деревьев, росших на границе наших владений. Это меня развлекало и разнообразило мою скучную жизнь. Ввиду этого господин Мирлитон, которому я условно завещаю мое состояние, сумеет воспользоваться своим правом. Само собою разумеется, что в случае недобросовестного отношения к бедному Лавареду, господин Мирлитон лишается наследства. Он должен исполнять свою обязанность честно и бескорыстно. Сознаюсь, что не без злорадства предвижу, как мой милый расточительный двоюродный братец будет лишен наследства».

Это чтение произвело различное впечатление на слушателей. Лаваред улыбался, искренно или принужденно, – сказать трудно. Сэр Мирлитон оставался спокойным. Одна только мисс Оретт была видимо взволнована. Она покраснела, потом побледнела и, взглянув на этих двух господ, мечтавших о четырех миллионах, первая заговорила.

– Отец, – сказала она, – ведь ты не способен обмануть этого молодого человека, не сделавшего тебе ничего худого?

– Дочь моя, – ответил он, – дело есть дело, и, конечно, было бы неблагоразумно упустить такое состояние. Невозможно не только совершить кругосветное путешествие, но и проехать на эти деньги из Парижа в Лондон…

– Итак, вы от этого не отказываетесь?

Нотариус вмешался в разговор:

– Если бы ваш отец и отказался, то все-таки Лаваред не получит наследства, не исполнив данных условий. Но если он откажется сам…

– Вы шутите, – воскликнул Арман, – с неба валятся миллионы, и вы думаете, что я равнодушно буду смотреть на них? Кроме того, то, чего требует мой кузен, не так уже трудно исполнить. Тот, кто привык путешествовать между Бастилией и бульваром Маделен, не имея ни гроша, может съездить к самому черту всего за гривенник!

– Вы хотите попробовать? – сказал англичанин. – Хорошо, сделайте милость. Я постоянно буду следить за вами, и не пройдет двух дней, как я выиграю дело.

– Хорошо, я принимаю вызов, – холодно заметил Лаваред. – Буду ждать вас завтра утром на Орлеанском вокзале!

Затем Арман обратился к господину Панаберу:

– Я вернусь в вашу контору двадцать пятого марта девяносто второго года до окончания занятий.

И он спокойно вышел.

Выйдя от нотариуса, Лаваред закурил сигару и шел в продолжение получаса, обдумывая, что ему предпринять. Он нашел свою первую мысль великолепной; ему, как любителю приключений, улыбалась эта поездка за золотым руном. В успехе он не сомневался. Но, обдумывая свой план, он отдавал себе отчет и в тех бесчисленных препятствиях, которые могут ему встретиться. В таких размышлениях он дошел до собора Маделен. Его задумчивое лицо озарилось улыбкой. Он что-то придумал. Но что же? Перейдя улицу, он вернулся в редакцию своей газеты «Эхо Парижа» и там написал для следующего номера заметку, где, обозначив действующих лиц под очень прозрачными псевдонимами, рассказал всю историю духовного завещания. Затем он прошел к кассе, где его ожидало первое препятствие, а именно: по приказу Буврейля ему не выдали жалованья.

– Хорошо, – сказал он, – это начало!

Он отправился к себе. Тут старушка Дюбуа сообщила ему, что приходил судебный пристав и велел вынести всю его обстановку по распоряжению господина Буврейля.

– А мне какое дело, – сказал весело Лаваред. – Завтра я уезжаю на тот свет!

– Боже мой! – вскрикнула добрая старушка. – Надеюсь, вы не собираетесь лишить себя жизни, господин Арман! Не в деньгах счастье, – утешала она его.

– Успокойтесь, – сказал он, смеясь, – тот свет, куда я отправляюсь, – Америка. Там я должен получить от одного родственника наследство в четыре миллиона.