– Ну и напугали же вы меня!

Лаваред нанял извозчика и велел везти себя на Орлеанский вокзал, в бюро отправки товаров большой скорости; он знал одного из чиновников бюро, которому от времени до времени давал билеты в театр. Пробыв с ним несколько минут, Арман пошел на товарную платформу, где находились различные тюки, ящики, корзины и т. д.

Вполне довольный своим осмотром, он вернулся в бюро и написал накладную, которая удивила чиновника и заставила улыбнуться сопровождавшего его друга.

– Это в Панаму? – спросил надзиратель.

– Да, в Панаму, – ответил Лаваред, – большой скоростью. Этот тюк должен быть отправлен завтра утром с экспрессом.

Затем он снова вернулся на платформу, попросил у рабочего кисть и ведро черной краски и на громадном деревянном ящике написал большими буквами слово «Панама». Ящик имел форму рояля. Лаваред стер все бывшие на этом ящике надписи и снял все ярлыки, затем дал на чай помогавшим ему рабочим, дружески пожал руку помощнику начальника, который не мог сдержать своей улыбки.

– Как шутка – это довольно удачно. Но ручаетесь ли вы, что Компания от нее ничего не потеряет? – спросил помощник.

– Я отвечаю за все. Когда я получу наследство, то обещаю вам хороший обед и ложу в опере.

Затем он снова сел в экипаж и, не теряя времени, отправился на бульвар. Заглянув в портмоне, Арман увидел, что осталось еще несколько луидоров. Надо было их истратить в тот же вечер или ночью, что было, впрочем, нетрудно. Он пригласил нескольких товарищей, заказал обильный обед с хорошим вином, провел превеселый вечер, закончившийся тонким ужином с шампанским… Таким образом, к утру у него осталась только монета в два франка.

– Вот все, что мне нужно!.. Полтора франка на извозчика и десять су – на кругосветное путешествие.

В восемь часов утра наш путешественник отправился на Орлеанский вокзал. Правда, он не спал всю ночь, мысленно решив, что успеет выспаться в дороге. Он быстро исчез на багажной станции.

Через некоторое время среди пассажиров скорого поезда появились наши знакомые.

Вот показался и Буврейль в сопровождении своей дочери Пенелопы и ее горничной.

Откровенно говоря, долговязая, костлявая Пенелопа с желчным цветом лица и надменным, самоуверенным видом, конечно, не могла прельстить Лавареда. Она сознавала, что богата, гордилась этим, и отказ Лавареда жениться на ней оскорбил ее самолюбие. Она посоветовала отцу голодом принудить молодого человека сдаться.

Старый хитрец внимательно читал только что вышедшую газету «Эхо Парижа», а именно заметку Лавареда. Он узнал себя в лице господина Шардонера – «птицы из породы коршунов», пробежал всю статью, читая между строк, затем передал газету дочери и высказал ей свое мнение по поводу статьи.

– Как! – сказала она, прочитав ее. – Этот господин, отказавшийся от меня, получит четыре миллиона, если ему удастся совершить кругосветное путешествие без денег?…

– Одно это доказывает, что он сумасшедший.

– Надо надеяться, что это предприятие ему не удастся.

– Будь спокойна, он скоро вернется в Париж, сконфуженный и полный раскаяния. Он так запутался в моей сети векселей, что будет счастлив заключить мир, прося твоей руки.

Пенелопа вздохнула. И без того некрасивая, она становилась прямо уродливой, когда вздыхала.

– А ведь как хорош-то! – сказала она, закатывая к небу глаза цвета помоев.

В это время носильщики перевозили в тачке ящик, форма и размер которого привлекали всеобщее внимание.

– Смотрите, – сказал господин Буврейль, – вот ящик, который отправляется туда же, куда и я.

– Его отправляют в Панаму? – спросила Пенелопа.

– Да, так на нем написано.

– Это, вероятно, рояль.

– Должно быть, какой-нибудь инженер хочет усладить свои досуги среди болот.

– Остерегайся, пожалуйста, лихорадок, папа.

– Успокойся, с деньгами и здоровье купить можно. Кроме того, я там долго не пробуду. Мне только надо осмотреть дровяные склады, проверить расходы и состояние работ. Я сделаю себе только пометки, а на обратном пути на пароходе составлю отчет для Компании. Все это займет не более двух недель.

– Значит, ты будешь в отсутствии приблизительно недель шесть?

– Не более. Я тебе телеграфирую о дне моего прибытия туда и о дне выезда.

Сказав это, Буврейль сел в купе первого класса, куда не замедлили прийти еще двое пассажиров.

Сэр Мирлитон в сопровождении своей дочери мисс Оретт и гувернантки миссис Гриф прибыли на вокзал в назначенный час с точностью, свойственной англосаксонской расе. Они везде искали, но нигде не нашли Лавареда. Этот последний, как нам известно, не мог быть на пассажирской станции.

– Неужели он уж отказался от своего намерения? – спросил англичанин.

– Не может быть, – ответила мисс Оретт.

Между тем время шло, момент отхода был близок, а Лаваред все еще не появлялся.

– О, – недовольно протянул сэр Мирлитон.

– Ты должен его сопровождать.

– Для этого нужно, чтобы он был здесь.

– Но может быть, он нашел более благоразумным уехать из Парижа в Бордо один, без тебя?

– Он, вероятно, это сделал, чтобы я не мог проверить, взял ли он билет, стоящий более гривенника, – прибавил он, смеясь.

Они осмотрели все вагоны, переполненные пассажирами, но Лавареда между ними не было. Вдруг мисс Оретт пришла счастливая мысль:

– В Париже, в этой суматохе, ты можешь потерять его из виду, но, ожидая его в Бордо, ты его наверно не пропустишь. Ведь на пароходе есть только один путь – по трапу. Он сказал, что в Полиаке будет пересадка на пароход, значит, тебе нужно отправиться туда.

– Я англичанин, и мне ничего не стоит сделать эту прогулку.

– Будь так добр и позволь мне проводить тебя туда, чтобы еще раз проститься с тобой перед кругосветным путешествием.

– Но если Лаваред приедет после отхода поезда, как я узнаю, что он опоздал?

– В этом нам может помочь миссис Гриф, которая его видела вчера на улице и у нотариуса. Пусть она здесь останется и подождет его. Она его узнает, конечно, и даст нам телеграмму в Полиак или в контору пароходного общества.

– Отлично.

Гувернантке объяснили все, что она должна была сделать, и взяли два билета. Мисс Оретт с веселостью, свойственной ее двадцатилетнему возрасту, была в восторге от этой короткой поездки.

Миссис Гриф поцеловала ее.

– До послезавтра, не правда ли, мисс?

– До завтра, может быть. Пароход отходит сегодня вечером и даже не остается на ночь в Бордо. Я думаю вернуться с ночным поездом, и всего вероятнее, что приеду завтра, а не послезавтра.

– Я вас встречу здесь.

– А я извещу вас телеграммой.

– Еще одно последнее распоряжение, миссис Гриф, – вмешался отец. – Как только моя дочь вернется, вы покинете Париж и поедете в Девоншир. Я не знаю, как долго продолжится мое отсутствие, это зависит не от меня, а от Лавареда. Во всяком случае, я предпочитаю, чтобы вы были дома, at home, в Англии.

Миссис Гриф почтительно поклонилась. Мирлитон и Оретт сели в единственное почти свободное отделение вагона и очутились против господина Буврейля, которого они не знали. Этот последний вынул из кармана большой блокнот делового человека и в ожидании отхода поезда стал записывать. В то время как Пенелопа искала глазами свою исчезнувшую горничную, Буврейль писал:

ccc

«1) Предпочтительно останавливаться в английских гостиницах, так как в них больше удобства.

2) Избегать французов, кроме инженеров Компании.

3) Ни с кем не говорить о политике.

4) В случае затруднений прежде всего обращаться к французскому консулу».

/ccc

Пока он это писал, Пенелопа вбежала в купе с сияющим, но взволнованным лицом.

– Папа, папа, – сказала она, – новость!

– Что такое?

– Господин Лаваред едет в одном поезде с тобой.

– В этом поезде?… Но я его не видал!

– Да и никто не видал. Он в ящике!

– В каком ящике?

– Ты ведь видел этот большой ящик с надписью «Панама».