– Кого там принесло?
– Это почтовый робот, мадам, – продребезжало переговорное устройство бесцветным голосом.
Каренина вздохнула, встала из кресла и неохотно поплелась к двери. Легкое утомление в низу живота напоминало ей о минутах вожделения с Чапом. Анна отогнала похотливые мысли прочь и со строгим видом расписалась в получении экспресс-почты,.
Каренина закрыла дверь за почтальоном и резко вскрыла конверт из дорогой плотной бумаги. Анна сразу его узнала – похожий протянул ей незнакомец в кафе. Письмо благоухало изысканным парфюмом.
Каренина бегло прочитала содержимое послания и стремительно направилась к столу, где стоял парофон. Звонок будет Чапу.
На полпути Каренина остановилась, чтобы еще раз пробежаться по зацепившей ее концовке письма. «Если тебе дорог Чап, не звони ему. Придешь одна. В противном случае твой напарник будет либо в тюрьме, либо мертв».
Анна жестко сжала губы.
Незнакомец назначил ей встречу сегодня вечером на окраине города. Может, он маньяк? Анна обхватила голову руками. Все время одно и то же – мучительно искать выход из ситуации. И страдать – из-за мужчины…
Фрагмент 15
Когда началась та четырехверстная скачка с препятствиями в ее петербургской жизни, Анна вся нагнулась вперед и, не спуская глаз, смотрела на подходившего к лошади и садившегося в седло Вронского. В то же время она слышала этот отвратительный, неумолкающий голос мужа. Она мучилась страхом за Вронского, но еще более мучилась бесконечным звучанием тонкого голоса мужа.
В тот день скачки омрачились падениями на осклизлой после дождя дороге. Анна взволнованно подняла бинокль и смотрела на то место, где упал Вронский, но было так далеко и столпилось столько народа, что ничего нельзя было разобрать. Каренина увидела, что от места падения Вронского к беседке бежал через круг офицер. Он принес известие, что ездок не убился, но лошадь сломала себе спину.
Услыхав это, Анна быстро села и закрыла лицо веером. Она плакала и не могла удержать не только слез, но и рыданий, которые поднимали ее грудь.
– Я вижу, что Анна не совсем здорова, и желаю, чтоб она ехала со мною, – проговорил ее муж.
Анна испуганно оглянулась, покорно встала и положила руку на руку мужа.
– Как, однако, мы все склонны к этим жестоким зрелищам, – вымолвил муж в карете. – Я замечаю…
– Что? Я не понимаю, – презрительно фыркнула Анна.
«Почему я так грубо веду себя?» – пронеслось в ее голове.
– Я должен сказать вам, Анна Аркадьевна, что вы неприлично поступаете нынче, – продолжил муж … по-французски.
«У него что – расклеилось дело с русским языком?»
– Как я неприлично поступаю? – громко спросила Анна, быстро поворачивая голову к мужу и глядя ему прямо в глаза. – Что вы нашли неприличным?
– Гм, – деловито кашлянул муж. – То отчаяние, которое вы не умели скрыть при падении одного из ездоков… Может быть, я ошибаюсь…
Да, она не могла скрыть своих чувств, своего отчаяния, своей любви. Она страстно хотела, чтобы Вронский был с ней, сжимал ее в объятиях.
– Нет, вы не ошиблись, – отрешенно вымолвила Каренина, не в силах отогнать свои сладострастные грезы. – Я была и не могу не быть в отчаянии. Я слушаю вас и думаю о нем. Я люблю его, я его любовница и я ненавижу вас…
Вот и все. Она сказала это.
Анна уронила голову в руки.
Отогнав непрошенные воспоминания из другой жизни, Каренина схватила едва подсохший плащ и снова накинула его на себя.
Через квартал от ее дома находилась мастерская знакомого робота-механика. Недавно детектив помогала ему с выправлением лицензии. Она была уверена, что робот не откажет ей в помощи с транспортом.
– Вы славно выглядите, мадам, – протренькал звонким голоском расторопный механик. – Повезет кому-то сегодня вечером, – лампочка на месте глаза задорно мигнула.
«И кто зарядил его такими подхалимскими перфокартами?» – подумала Каренина мрачно.
Но затем в ее голове эхом отозвались слова робота: «Повезет кому-то сегодня вечером…»
Каренина нахмурилась. Она не верила в везенье. В рок, в беспощадность судьбы – пожалуйста. Но не в везенье …
Фрагмент 16
Смеркалось, серые тени размывали очертания предметов, погружая однообразную равнину в мутное блеклое марево.
Поезд прорезал равнину с монотонным пыхтением. Внезапно его скорость резко увеличилась, и он лихорадочно понесся под уклон. Колеса стучали по рельсам так, словно голодные зубы клацали по металлической решетке.
Чап поспешно вскочил с полки. Не успел он толком удивиться странным вещам, происходящим с поездом, как вагон ухнул в подземный туннель. Тьма сдавила состав, будто жадный змей обвил свою жертву тугим кольцом.
– Что за чертовщина, – пробурчал попутчик Чапа и попытался зажечь настольную лампу-керосинку. Пламя, чуть дрожавшее несколько секунд, упрямо гасло.
– Отродясь тут никаких туннелей не было, – пробормотал попутчик. – От белых, что ли, большевики прорыли?
Чап напряженно вглядывался во тьму. Чернота за окном начала подергиваться красными прожилками. Они становились больше, и вскоре по стенам туннеля побежали толстые жгуты огненно-красных вен. Они набухали и лопались, изливая жидкий желто-красный огонь, словно с огромного дракона сползала кожа и оголялась влажная от крови мясистая плоть. Вскоре обезумевший поезд, будто подхлестываемый невидимыми плетьми, несся по туннелю, залитому красной раскаленной лавой.
– Свят, свят, свят, – попутчик несколько раз судорожно перекрестился. – В преисподнюю нас пролетарии везут. Как про них говорят – могильщики. Царя убили. Чертей только не хватало, – его губы побелели, словно окунулись в мел.
Стенки вагона накалились докрасна. От них дышало жаром.
Чап поводил взглядом из стороны в строну, оценивая обстановку. Что можно предпринять?
– Изжаримся тут! – вскричал пассажир, не зная, куда броситься, крутясь волчком в середине купе и, наконец, врезавшись в Чапа. – Господи Иисусе! Сгорим!
Обливаясь потом, попутчик не выдержал и ринулся из купе в коридор. Но и там полыхал жар. Кто бы ни выкопал этот жуткий туннель, действительно, он вел будто в саму преисподнюю. Но, кроме Чапа и его попутчика, во всем вагоне никого не было.
Воздух звенел от странной гудящей тишины. Между щелей пола, танцуя, начали пробиваться язычки пламени.
– Ай, ай, ай! – затопал ногами пассажир. От его подошв шел дым.
Окна хрустели и трескались от жара. Внезапно Чап увидел в самом конце коридора стоящего на коленях монаха в черной рясе. Похоже, он коленопреклоненно молился над какой-то книгой. Чап быстрым шагом, с трудом удерживая равновесие в безумно раскачивающемся вагоне, двинулся к нему.
Монах что-то бормотал густым басом, но слов разобрать было невозможно. Похоже, он говорил на древнем языке. Чап тронул монаха за плечо, тот вздрогнул, и книга полетела на пол. Ударившись, она рассыпалась хлопьями золы, те взвились вокруг, будто поднятые ветром лепестки черных роз.
Фигура медленно, покачиваясь, встала и обернулась. Из-под капюшона на Чапа смотрел череп с сильно вытянутой вперед челюстью и пустыми глазницами. В тот же миг в глазницах затанцевали огоньки пламени. Чап невольно отпрянул назад. Монах смотрел на него пытливым пылающим взглядом – огонь теперь лизал всю его голову. Рот монаха зашевелился, он попытался что-то выговорить, но слова не вылетали наружу.
Где-то вдалеке раздался грохот. Словно кто-то пытался проломиться сквозь стену.
– Анна … Анна…
Чапу показалось, что огненный монах выдавил именно это слово. Имя Анны! Почему?
Монах тем временем быстро опустился на четвереньки, сильно оттолкнулся руками и ногами от дымящегося пола и мощным прыжком выскочил в разбитое окно – прямо в пылающую лаву.
Сутана, развеваясь, пролетела перед самым лицом Чапа, пахнуло запахом паленой шерсти.
