В тот момент, когда он упал на спину, успел заметить на посадочной площадке соседней башни саальтского офицера, со спокойным видом наблюдавшего за происходящим, и мог поклясться чем угодно, что узнал доспех, принадлежавший одному из самых принципиальных командиров.
Поднявшись на ноги, Стивки уже конкретно знал, что должен делать. Судя по мигавшим на внутреннем мониторе шлема маячкам, контратака успешно продвигалась. Силы Саальта отступали обратно к осадным башням, которые снова начали обстреливать отбитыми на стене батареями. Две из них уже пылали, ярко освещая оранжевым пламенем ожесточенную схватку на крепостной стене. Оставалось только одно последнее усилие, чтобы снова отбросить врага, и Стивки боялся не успеть. Так что вбежал в башню, где во внутренних помещениях и на батареях кипела рукопашная схватка — обе стороны не отсиживались за баррикадами, а рвались вперед. Солдаты потеряли и командиров, и офицеров, смешались подразделения и части, так что на самого Стивки, пробивающегося наверх, почти никто не обращал внимания. На ходу раздавая удары и отбиваясь от солдат противника, он рвался все выше и выше, перепрыгивая через тела своих и чужих. Некоторые из розмийских солдат отправлялись за ним, узнав командира, и на посадочную площадку он вырвался с небольшой группой, почти сразу же столкнувшись с гвардейцами из личной княжеской охраны. Туда уже опустился легкий войсковой транспортник, вероятно, вызванный сюда, чтобы забрать командира. Небольшая воздушная машина на антиграве с открытым транспортным отсеком, который закрывался лишь отъезжавшими в сторону бронепластинами, стоял у Фиренцо за спиной, пока туда загружались гвардейцы его группы охраны.
— Фиренцо! — заорал Стивки, активируя внешний динамик. — Я знал, что здесь будет кто-то вроде тебя!
Стоявший перед ним гвардеец, отбросив винтовку, выхватил палаш, но наемник с размаху вогнал оба топора ему в грудь, резким движением распарывая от плеча до бедра, и отбросил в сторону. Князь Сокинт уже был перед ним, вместе с несколькими своими адъютантами, но именно в этот момент ему в грудь угодила пуля, все-таки пробив дефлектор и сбив с ног. Стивки, упав навзничь на композитную плиту посадочной площадки, чувствовал, как рот наполняется кровью, а система жизнеобеспечения вводит в организм имевшиеся остатки лекарств, пытаясь стабилизировать состояние.
— Я и не надеялся, что мне так повезет, и предатель сам придет ко мне, — князь Сокинт убрал пистолет обратно в кобуру и усмехнулся. Стивки хорошо помнил этого человека в посеребренном доспехе со шлемом в виде орлиной головы. Лично никогда не участвовавший в боях, в лучшем случае просто находясь вблизи передовой, князь Сокинт был невероятно пунктуальным и аккуратным человеком, так что даже на поле боя появлялся в таком виде, словно собирался на парад. Даже его знаменитый белый плащ из асмурийской паутины был сейчас при нем, покачиваясь на сильном ветру. И все же князь был не из тех людей, которые рисковали ради мимолетных личных выгод, он не стал проверять, убил наемника или нет, отступив обратно к транспортнику. — Однако, Стивки, ты вновь оправдываешь свою славу, ломая даже самые идеальные планы. Мне придется отойти на время, но будь уверен, уже через несколько часов я принесу твою голову королю, вернувшись с новыми силами…
Выбегавшие на площадку новые солдаты Розмии открыли огонь и пули застучали по корпусу, сбив одного из стрелков рядом с князем, пилот поторопился включить дополнительную тягу и начал уходить в сторону от крепостных стен.
К удивлению князя, Стивки смог подняться на ноги, хрипя и рыча. Подоспевший к нему гвардеец замахнулся, чтобы добить врага, но не успел среагировать, как наемник подрубил ему ноги и рванулся вперед, к Сокинту. Военный транспорт с открытыми люками уже поднялся в воздух, и с качавшейся платформы огонь получался слишком неточным, так что второй раз Сокинт попасть не смог, успев сделать всего лишь пару выстрелов, выбивших керамитовую крошку из-под ног наемника. Стивки, закричав от кипевшего в крови адреналина, добежал до разбитого парапета и прыгнул вперед. Только он мог решиться на такой безумный поступок — скакнуть через пропасть, зияющую за крепостными стенами, надеясь на то, что успеет долететь до медленно уходящего транспортника.
И все же он это сделал, запрыгнув на борт прежде, чем пилот выполнил маневр уклонения, с ходу разрубив двумя топорами стоявшего рядом с князем бойца. Внутри маленького и тесного отсека столпившиеся солдаты не успели оказать никакого сопротивления разъяренному наемнику. Оказавшись среди саальтцев, он получил пару ударов, но просто раскидал ближайших к нему бойцов как немощных щенков. Рубанув топором оказавшегося ближе всех, Стивки прикрылся его телом как щитом от выстрелов остальных, и сам несколько раз выстрелил из модульных дробовиков наручей, сбив пару солдат. Один из зарядов дроби пробил переборку пассажирского отсека, отделявшего его от кабины, и убил пилота. Машина моментально потеряла управление и резко вильнула, от чего оставшиеся бойцы вывалились из так и не закрытых люков. Князь сам чуть не последовал за ними, не успев схватиться за поручень, но кто-то его подхватил и втянул обратно. Чувство благодарности тут же сменилось паническим страхом, когда Фиренцо увидел, что это был Стивки.
— Сначала пусть твой король возьмет мою крепость! — часть забрала шлема наемника была разбита ударом одного из солдат, и князь видел его налитые кровью глаза, светившиеся чистой яростью. Хрипя, Стивки замахнулся топором. — А пока я возьму твою голову!
Опустившееся лезвие, со сверкающим из-за сгоравшей в нем крови силовым полем, было последним, что князь Сокинт увидел в своей жизни. Подхватив окровавленный трофей, Стивки выждал момент и спрыгнул с продолжавшего крутиться транспортника, потерявшего управление. Ему повезло, что машина сразу не ушла в вертикальное пике, поскольку пилот еще не успел отключить посадочные двигатели, и он упал на крепостную стену с высоты двадцати метров. Амортизаторы боевого костюма жалобно загудели, компенсируя силу удара, но щиколотку при приземлении наемник, судя по ощущениям, все равно сломал.
Бой почти закончился, солдаты Розмии добивали уцелевших штурмовиков Саальта и забрасывали взрывпакетами последние оставшиеся стоять осадные башни, хотя вдалеке уже формировалась третья волна штурма. И все же, сейчас его бойцы торжествовали, крича от радости кровью заработанной победы, торжества над противником и самой судьбой. Поднимая к небу оружие и кулаки, они кричали вслед отступающим из-под стен саальтцам, и Стивки стоял среди них, покачиваясь от потери крови, но все же нашел силы поднять вверх отрубленную голову вражеского командира.
Солдаты вокруг него закричали от восторга и торжества, увидев этот трофей, который Стивки, размахнувшись, сбросил с крепостной стены.
— Так будет с каждым, кто выступит против нас! — закричал Стивки, подняв кулак над головой и поворачиваясь к своим солдатам, встретившим эти слова восторженным ревом тысяч глоток. Повернувшись снова к разбитым зубцам, командующий обороной города посмотрел, как впереди, продолжая вести артиллерийскую дуэль с еще действующими батареями города, начинали движения дивизии, брошенные на штурм новой волной. Отключив общий канал, Стивки сквозь сжатые губы только уже для себя одного прошептал, — Келвин, приведи мне войска… я не удержу город без них…
========== Глава 11. Допустимые жертвы ==========
Глава 11. Допустимые жертвы.
Политика — искусство создавать факты, шутя подчинять себе события и людей. Выгода — ее цель, интрига — ее средство. Победить ее может только порядочность.
Пьер де Бомарше
Еще на подлете ко дворцу Остезейского Совета Эдварду подумал, что он напоминает ему родной Тристанский замок, и понял как давно не был дома. Так же вырубленный в скале замок из белого камня не был так монументален, как старинный Тристан, скорее наоборот, казался воздушным, стремящимся высокими башнями с острыми крышами и шпилями прямо в черноту небес. Впечатление усиливала вертикальная подсветка неоновых фонарей и поблескивающий в ней пузырь силового поля, окружающего здание. Но вся эта ослепительная красота и легкость оказалась обманчивой — здание было укреплено и защищено, как цитадель, опытный глаз тристанца отметил умную многоуровневую систему защиты от нападений с поверхности и с воздуха, маячки комплекса раннего оповещения и замаскированные в башенках орудия. Внутри замок оказался не менее величественным и помпезным. Арочные своды залов опирались на тонкие и высокие колонны из черного мрамора, на капителях которых сидели горгульи, крыльями поддерживающие такой же зеркально-черный потолок. Стены были украшены огромными мозаичными панно с фрагментами легенд Рейнсвальда о древних королях и чудовищных порождениях пустошей, с которыми им приходилось бороться. В начищенном до блеска мраморе пола с четким черно-белым геометрическим узором отражались блики факелов внутреннего освещения и сюжеты стенной росписи. Замок поражал своим великолепием, роскошью и безлюдной пустотой. В Тристанском замке оказаться в одиночестве можно было только в личных покоях или технических коридорах; выступавший одновременно центром политической, административной и военной жизни бароната замок всегда был полон офицерами, чиновниками и обслуживающим персоналом, одним словом обитателями, наполняющими коридоры незатихающим даже ночью живым гулом шагов и разговоров. Здесь же, кроме самого барона и отряда сопровождения, половина из которых была личной охраной тристанца и бойцами Линка, а другая — солдатами гарнизона Остезейской столицы, не было вообще никого. Шаги отдавались в тишине резким и звонким эхом, моментально разносившимся под арочными сводами, в разы усиливаясь постоянными отражениями. И даже горгульи, казалось, с удивлением наблюдали с высоты за посетителями, посмевшими нарушить безмолвие этих залов.
