Наступление сил вторжения впервые приостановилось. Части второго эшелона были вынуждены занять оборонительные позиции, встречая все новых и новых бегущих солдат из разбитых контрударом Стивки войск. Передовые части фактически перестали существовать, там и не сумев организовать достойного сопротивления. Стивки отлично знал изнутри армию Саальта, ее структуры и принципы действия, а потому сразу бил по центрам связи и полевым штабам, находящихся за линией столкновения, но в эти дни практически открытых. Лишившись каких-либо контактов с центром, не получая приказаний и окруженные со всех сторон розмийцами, саальтцы чаще всего сразу начинали отступать к подготовленным рубежам в тылу, а Стивки продолжал наносить удары, не позволяя ни реорганизоваться, ни сосредоточиться, усиливая панику и страх в рядах саальтских военных кровожадным отношением к взятым живыми пленникам. Розмийские солдаты при виде груд трупов гражданских с радостью исполняли приказы, распиная еще живых пленных на бортах боевых машин и насаживая головы убитых на стволы танков. Многие видели в этом справедливую месть, но Стивки рассчитывал только на тот страх, что производили подобные действия на саальтских солдат, многих из которых, как он был уверен, и так мучала совесть за учиненную бойню. Как и у рейнсвальдских дворян, у этих солдат были свои принципы и понятия о чести, которым было не приемлемо убийство беззащитных. Многие шли на это, исполняя волю своего короля, но сейчас, при виде возможного возмездия, их уверенность в собственных силах трещала по швам, и каждый новый слух о рвущихся вперед розмийских силах только еще глубже загонял клинья сомнений в их души.

Стивки в эти дни лично присутствовал на фронте, появляясь на передовой со своим отрядом, участвовал встолкновениях с силами Саальта, каждый раз возглавляя атаки. Солдаты Розмии, до этого роптавшие на новое командование, которое так просто жертвует жизнями тех, кого должно было защищать, всегда встречали его с восторгом, считая, что ход войны изменился.

— Впервые с начала войны силы Аллирда бегут, — заметил генерал Де Теннекс, один из тех розмийских офицеров, которые поняли и приняли план Стивки, согласившись с тем, что без больших потерь и еще больших жертв эту войну выиграть невозможно. Теперь он видел результаты всех предыдущих решений, и наемник мог поклясться, что под тяжелым забралом армейского шлема сейчас играла улыбка, — кажется, они совершенно не готовы к отступлению, все это больше напоминает хаос.

— Бешеный зверь, одуревший от крови, не может убежать, — ответил ему Стивки, перешагивая через мертвые тела саальтских солдат. Бронетанковая колонна, еще несколько часов назад разорявшая небольшой шахтерский городок, разросшийся вокруг железнодорожного узла, попала под удар розмийской авиации и была загнана под перекрестный огонь танковых отрядов Розмии. Остановленные и заблокированные на узкой трассе боевые машины были уничтожены за несколько минут, а все их попытки организовать хоть какое-то сопротивления подавлены артиллерийским огнем. Теперь завалы из тел саальтских солдат покрывали землю вокруг сожженных танков и бронетранспортеров, по-прежнему стоявших одной колонной и лишь местами сползшими на обочины.

— Господин, там еще есть кто-то живой, — сообщил один из телохранителей, указывая на сожженный бронетранспортер, стоявший чуть в стороне от остальных машин. Водитель пытался увести машину из-под огня, на ходу высаживая бойцов, но пробившая дефлекторный щит противотанковая ракета выжгла кабину и превратила пассажирский салон в нагромождение обломков. Разбитый двигатель еще чадил черным раскаленным дымом, так что сложно было представить, чтобы внутри кто-то мог уцелеть, но в этот раз Стивки решил самостоятельно проверить показания датчиков. Жестом приказав генералу следовать за ним, он направился к разбитому остову.

Там действительно оказался еще живой солдат Саальта. Взрывом его выкинуло через распахнутый десантный люк, но ноги остались в салоне, так что далеко уползти он не смог. Система жизнеобеспечения боевого костюма какое-то время поддерживала в нем жизнь, но теперь он медленно умирал на пропитанном собственной кровью сером песке, не в силах отползти даже на несколько метров в сторону. Увидев, что его заметили, солдат зашевелился, пытаясь достать из кобуры пистолет, не видя, что та уже расплавилась вместе с оружием, приварившись к броне.

— Тебе страшно? — спросил Стивки, опускаясь на одно колено рядом с раненым. Забрало шлема саальтца треснуло, поэтому вручную активировав систему аварийного вскрытия доспеха, наемник сорвал его, и увидел молодое бледное лицо залитое кровью. Солдат со страхом и ненавистью исподлобья смотрел на ничего не выражающее забрало шлема своего противника, но в ответ на вопрос все-таки отрицательно покачал головой.

— Просто пристрели его, — посоветовал Де Теннекс, глядя на эту картину, — нечего возиться с саальтскими ублюдками.

— Кажется, приказы здесь отдаю я, — ответил ему Стивки, даже не повернув головы, и снова обратился к раненому: — Скажи, ты знаешь, кто я?

Солдат вновь отрицательно покачал головой, и наемник, отлично зная, что местный воздух заражен и опасен для дыхания, снял шлем, показав свое лицо. Судя по тому, как у бойца округлились глаза, он узнал человека, присевшего перед ним.

— Теперь ты меня узнал? — поинтересовался наемник, и в этот раз саальтец утвердительно кивнул, не отрывая испуганного взгляда от лица своего собеседника. — И теперь ты уже боишься меня, да? Это правильно, но бояться не нужно, я не причиню тебе зла. Ведь ты такой же простой солдат, как и я, просто исполняешь приказы, — раненый утвердительно кивнул, чем вызвал еще одну усмешку. — Однако ты никогда даже не задумывался о том, что эти приказы значат? И никогда не думал о том, что придется отвечать за собственные действия?

— Чего ты хочешь? — хрипло, сплевывая кровь и тяжело дыша отбитыми легкими, все же спросил саальтец, крепко сжав пальцы.

— Я хочу, чтобы ты хотя бы раз за свою никчемную жизнь подумал собственной головой прежде, чем умрешь, — улыбнулся Стивки. — Хотя бы сейчас, перед своей смертью, представь, что же ты сделал. И от этого зависит, как долго ты будешь умирать, солдат.

— Я выполнял приказ… — прохрипел солдат, — но тебе, предателю, этого не понять… Каждый в армии Саальта знает твое имя, и даже если ты сейчас убьешь меня, то найдется тот, кто доберется уже до тебя!

— Ты глуп и наивен, — покачал Стивки головой. — Я хочу, чтобы ты подумал, но ты продолжаешь биться лбом все об ту же стену. Оглянись вокруг и подумай, где все те, ради кого ты убиваешь, выжигаешь и мучаешь. Где все эти князья и офицеры, которые указывают вам куда идти и где умирать? Почему такие, как ты, умирают в собственной крови в глуши и грязи, когда они пьют вино, обсуждая свои возвышенные планы? И главное, ради чего они отправляют вас на смерть?

— Рейнсвальд был нашим врагом всегда, и мы сейчас лишь отвечаем на то, что когда-то эти люди творили на нашей Родине! — прохрипел солдат, сплюнув кровавые ошметки вместе с разбитыми зубами. — Ты же сам знаешь, ты был там, когда эти варвары выжигали наши города!

— Обманутый идиот, — рассмеялся Стивки, — такой же идиот, как и все остальные. Ты думаешь, хоть кого-нибудь из них действительно заботят такие вещи, как простые люди и их благополучие? Вам говорят о Родине и справедливости, и вы даже не пытаетесь понять, что же происходит на самом деле, не так ли? Вся эта война лишь игра дворян, на кону в которой только личные интересы. Вы умираете за справедливость, а на самом деле своими телами строите лестницу королям к власти и богатству. Ты для них лишь расходный материал, пометка в статистике потерь. Никто о тебе никогда не вспомнит, а о твоих близких подумают только тогда, когда понадобится подбросить мяса в мясорубку их личных интересов.

— Врешь! — прохрипел солдат. — Ты просто оправдываешься…

— Я вру? — Стивки усмехнулся, — Тогда почему же я стою на ногах, а ты умираешь? Знаешь, я не буду убивать тебя прямо сейчас. Полежи тут и подумай над моими словами. Смерть за тобой сама придет, и с ней будет уже совсем другой разговор, — с этими словами он похлопал солдата по щеке и отбросил его снятое забрало подальше в сторону.