— Предатель! — неожиданно взвизгнул один из офицеров, выхватив меч и ткнув в сторону наемника кончиком лезвия. — Это из-за тебя пропала связь!
Стивки не стал даже отвечать, а просто сделал жест рукой двум своим солдатам. Нервного офицера моментально вытащили из общего ряда, подхватив за руки и не слушая его возмущений и криков. Против людей в боевых доспехах с усиленной мускулатурой и закрытых броней, человек в одном парадном мундире сделать ничего не мог, даже отбиться, меч просто вырвали из рук и выкинули. Вытащив розмийца и бросив его на пол, солдаты сразу же, без каких-либо объяснений, принялись избивать его ногами, нанося тяжелые удары бронированными подошвами, ломая кости и разрывая внутренности. Он даже кричать почти сразу перестал, когда удар в лицо сломал ему челюсти и нос.
— Ваш феодал поступил как всякий нормальный трус, — спокойно сообщил Стивки, пока солдаты рядом продолжали методично превращать возмутившегося офицера в отбивную. — Он сбежал, бросив вас умирать, пока сам спасает свою драгоценную шкуру. Ваша преданность похвальна, но, посудите сами, сколь хорошими защитниками вы будете, если и дальше станете цепляться за человека, для которого все ваши жертвы и лишения оправданы только целостностью и спокойствием его собственного существования? Если кто-то хочет быть преданным трусу, то сейчас уже должен бежать вслед за ним! — повысив тон, он указал на дверь. — Бегите прямо сейчас и надейтесь обогнать пулю, которую вам выпустят в спину. Я собираюсь спасти вашу Розмию, которую вы своими же руками отдаете Аллирду, и трусы мне в этом деле не нужны!
— Граф предал нас… — повторил кто-то тихим голосом, и даже такого робкого сомнения хватило, чтобы начать осознавать тяжесть и неоднозначность положения. Их сюзерен бросил их и сделав это, он освободил их от связывающей клятвы вассалитета. Подобных случаев не было уже очень давно, во многом из-за того, что Рейнсвальд не вел столь масштабных и разрушительных войн, но, согласно принятым правилам, теперь они не зависели от этого человека. Их судьба отныне была в их руках и только им предстояло решить, как ей распорядиться.
— А теперь, пока вы мучаетесь сомнениями о взаимных клятвах, чести и прочей шелухе, позвольте мне спасти ваши земли, — Стивки особенно выделил интонацией предпоследнее слово.
Многие розмийские офицеры согласились, что ситуация, складывающаяся на землях графства, гораздо важнее, чем все остальное, поэтому, если у Стивки есть план конкретных действий, которого не было ни у кого из присутствующих, то его следует использовать. Были так же и те, кто отказался, посчитав ниже своего достоинства подчиняться наемнику, даже если он был назначен дворянином, но с такими офицерами бойцы личного отряда Стивки поступали, как и с первым возмутившимся. Всех недовольных солдаты забивали прямо здесь же, а потом вытаскивали за ноги изуродованные тела из зала, оставляя размазанные кровавые следы.
У Стивки действительно был план, согласно которому Розмийские силы, ослабленные длительными осадами крепостей, поражениями и последними отступлениями, еще могли оказать серьезное сопротивление войскам вторжения. Для этого он требовал не распылять силы на защиту находившихся на расстоянии друг от друга крепостей, а просто оставить их без боя, забрав с собой все, что можно, и уничтожив остальное, не оставляя силам Саальта. Тактика выжженной земли абсолютно бесполезна в современных войнах, где линии снабжения армии проходили воздушными путями, а инженерные войска сами могли за несколько дней собрать полноценную железную дорогу, проходящую даже через зараженные радиоактивные территории. Войска на передовой могли автономно действовать месяцами, ведя полноценные боевые действия, флоты сопровождения могли ежедневно доставлять даже блокированным частям и войскам тысячи тонн грузов, начиная от сухпайков и заканчивая тяжелыми боевыми машинами. Однако оставлять миллионы тонн полезных грузов противнику просто так Стивки тоже не собирался.
Были споры, были возмущения и протесты офицеров, но Стивки умел убеждать, а с теми, кто сопротивлялся его решениям слишком упорно, разбирались уже его солдаты, жестко и кроваво. Наемник действовал так, как привык, с одинаковым ожестчением обрушившись и на противника, и на собственных подчиненных. Приказы были четкими и ясными, войска на передовой наконец-то начали получать указания, отличающиеся от тактики глухой обороны, и стали контратаковать при любой возможности, задерживая все еще успешно продвигающиеся силы вторжения. А у них в тылу одна за другой опустошались и оставлялись крепости, города лишались своих гарнизонов и поддержки, когда войска уходили в тыл, к столице, вокруг которой формировались глубоко эшелонированные рубежи обороны.
— Мы бросаем миллионы на смерть! — возмущались офицеры. — Гражданские, старики, дети и женщины, остаются в покинутых городах, потому что ты приказываешь использовать весь имеющийся транспорт для переброски войск и техники в столицу! А Саальт не берет пленных! Никаких!
— Плевать на них, — отвечал Стивки каждый раз, отмахиваясь от праведного гнева розмийцев. Все равно, под прицелом винтовок его бойцов дальше слов не заходило. — Если мы будем защищать эти города, то лишь отсрочим их смерть, поскольку ни один удержать все равно не сможем. Вы слишком распылили силы, пытаясь удержать всю территорию, и Аллирд этим теперь пользуется, нанося концентрированные удары, которые пробивают вашу оборону как штык бумагу. Так что радуйтесь, что за ваши ошибки отвечают своими жизнями они, а не вы сами.
Так что оборона дальних рубежей Розмии, лишенная какой-либо поддержки, рушилась, разваливаясь на части. Для того, чтобы сформировать полноценную оборону столицы, Стивки пожертвовал не только гражданским населением городов, но и передовыми частями, просто перестав их снабжать и посылать подкрепление. Они еще держались некоторое время, но фронт рухнул, как только войска Саальта усилили натиск. Десятки тысяч убитых не казались наемнику высокой ценой за выигранное для подготовки время.
Дороги переполняли беженцы, уходившие из охваченных войной городов вслед за войсками гарнизонов, которым было строго запрещено брать с собой гражданских, кроме членов собственных семей. Миллионы этих беженцев даже никто не защищал, и они подвергались ударам легкой кавалерии и авиации Саальта. Груды тел убитых заполняли обочины трасс, по которым уходили те, кто еще пытался спастись. Были и такие, кто решался остаться и дождаться входившие в города войска Саальта, надеясь на лучшее, но таких встречали истребительные команды с огнеметами. Аллирд оставался верен своему слову, и войска Саальта оставляли после себя только безлюдные развалины. И в итоге далеко не многим спасшимся удалось добраться до рубежей обороны, организованных вокруг розмийской столицы, где их уже принимали и моментально отправляли дальше в тыл, чтобы не мешали войскам.
Стивки продолжал ждать, сдерживая солдат и офицеров, пока опьяненные кровью и вседозволенностью передовые части Саальта рвались вперед, уничтожая все на своем пути, распыляя силы в погонях за караванами беженцев, соперничая друг с другом за количество убитых. Авиация отрывалась от сухопутных сил, танковые части обгоняли пешие полки, уходя далеко вперед практически без поддержки, теряя контакты друг с другом и порой вообще начиная действовать в режиме «свободной охоты». Пожертвовав сотнями тысяч гражданских, новый командующий розмийскими силами, не потеряв ни одного солдата, распылил силы Саальта, после чего нанес быстрый и мощный контрудар, выдвинув вперед бронетанковые части при поддержке гвардейских полков.
Ударные части розмийских сил, полные праведной ярости при виде происходившей бойни, что царила на их родной земле, ударили по потерявшим бдительность саальтским войскам, уничтожая каждого встречного на пути. Не ожидавшие ничего подобного передовые части противника были смяты и отброшены, понеся тяжелые потери. Песчаные и пепельные дюны на дальних рубежах вокруг столицы украсили костры от горящей саальтской бронетехники и сбитых перехватчиков. Солдаты Розмии не щадили никого и не брали пленных, и лишь бойцов истребительных отрядов старались брать живыми, после чего вешали на фонарных столбах, украшая ими целые улицы небольших городков, через какие проезжали.
