У Квенти першило в горле и голос подрагивал от волнения. Система жизнеобеспечения боевого костюма зафиксировала сильное нервное напряжение, тут же впрыснув в кровь небольшую дозу успокоительного, и карийский барон повел плечами, почувствовав прилив сил.

Вопросов у гвардейцев не было, опытные бойцы внимательно выслушали молодого командира и после сигнала пилота стали готовиться к высадке.

Челнок завис на высоте чуть больше метра прямо над аркой ворот, открыв десантный люк, и гвардейцы спрыгивали вниз, приземляясь на оплавленные золотые плиты, заваленные телами минотавров, тристанских гвардейцев и саальтских штурмовиков. Их встречали солдаты бароната, при виде которых Квенти облегченно вздохнул, убедившись, что полученная штабом информация оказалась правдивой.

— Где барон? Вы нашли его? — обратился он к тристанскому офицеру, переключившись на общий канал связи. — Я прибыл за ним…

— Вы вовремя, — ответил тристанец, жестом руки велев следовать за ним, — нам срочно нужен транспорт, чтобы эвакуировать нашего господина, он в критическом состоянии…

— В критическом?! — Квенти едва справлялся с волнением. — Где он? Что с ним?

Барон Тристанский лежал в паре шагов от того места, где победно развевалось знамя Рейнсвальда, окруженный солдатами и медиками. Оплавленная залитая кровью броня, измятое забрало шлема, которое не смогли открыть, и обугленная по краям в кровавых ошметках рана вместо левой руки, оторванной у самого наплечника, не напугали Квенти, тут же бросившегося к барону. Его остановил один из тристанских гвардейцев, не позволив помешать медикам, пытавшимся хоть как-то помочь своему сюзерену.

Им пришлось сверлить доспех, чтобы ввести внутрь трубки с подачей лекарственных препаратов, но все усилия оказались тщетными — раненый никак не реагировал. Не удавалось определить даже в сознании он или нет, датчики боевого костюма лишь показывали, что его обладатель жив, но в сопорозном состоянии. Жизнь едва теплилась в нем и в каждую секунду могла оборваться. Система жизнеобеспечения еще могла поддерживать его какое-то время, но могла и убить, если измотанное боем тело барона не выдержит новой порции стимуляторов.

— Его нужно срочно эвакуировать в тыл! — приказал Квенти, справившись с первым шоком. — В полевых условиях вы не можете ему ничем помочь! Надо отнести его в мой челнок… Помогите его поднять! — молодой барон отдал команду пилоту челнока возвращаться немедленно, понимая, что дорога каждая минута, что сейчас это самое меньшее, что он может сделать для человека, однажды спасшего его жизнь.

***

На краю сознания мелькали отблески света и размытые тени на их фоне, были слышны голоса, но разобрать слов и понять смысла фраз он не мог, все сливалось в мутный фоновый шум, постепенно окутывающий холодной темнотой. Зато образ Изабеллы он видел ярко и отчетливо, сияющий мягким теплым светом, как в его снах, когда она вновь и вновь являлась к нему. Каждый раз она успокаивала его, дарила надежду, спасала.

И сейчас Изабелла тоже была рядом с ним, держа за руку и лишь понимающе улыбаясь на все его сбивчивые попытки рассказать о том, что накопилось у него на душе. Она просто понимала его, понимала, что мучает его, и что он хочет от нее услышать. Слова сейчас были лишними в разговоре двух душ.

Слезы… Давно его не душили слезы. В его жизни не было места слезам с того момента как он оплакивал смерть любимой. В его ожесточившейся от бесконечной войны душе жил только холодный расчет дворцовых интриг и сильные эмоции боевого задора и гнева, вспыхивающие ярко, как выстрелы лазерных орудий на поле боя. И теперь слезы… горячие слезы, текущие по обожженным щекам, казались чем-то новым и непривычным.

— Я скучаю… Я очень скучаю по тебе, — он попытался крепче сжать ладонь, чтобы почувствовать ее нежные и тонкие пальцы, которые когда-то давали ему сил больше, чем любая электронная мускулатура боевой брони.

Она улыбнулась, склонившись над ним, и Эдвард почувствовал мягкое невесомое касание ее губ, оставивших легкий поцелуй.

— Живи… Только живи… — голос звучал тихо как будто издалека, но слова пронзили его сознание раскаленным клинком всесокрушающей боли, мгновенно поглотившей его тело. Реальность вернулась в тот же миг, Эдвард снова ощутил собственное тело, словно изрезанное на части в тысяче мест, и не смог удержаться от стона. Тело непроизвольно дернулось, и осколки доспеха впились в мышцы с новой силой.

— Он пришел в себя! Скорее сюда! Он пришел в себя! — услышал Эдвард чей-то радостный и одновременно встревоженный голос. И другой более спокойный: — Ритм сердца нестабильный. Адреналин! Быстрее!

— Что? Что произошло?! — только сейчас барон понял, что почти ничего не видит, системы шлема были отключены, и сквозь забрызганное кровью внутреннее забрало в окулярах визоров мелькают только причудливые тени. Попытавшись поднять правую руку, Эдвард обнаружил, что она надежно закреплена чем-то, и он может лишь дергать ей, не в силах поднять даже на пару сантиметров. — Что? Где я?! Кто здесь?! Изабелла! Где она?!

— Господин барон, успокойтесь! Прошу вас! — встревоженный голос казался знакомым. — Вы в безопасности, в полевом лагере у Золотых Ворот! Вас вытащили с поля боя едва живого, не тратьте силы зря …

— Снимите шлем! Снимите шлем! — потребовал Эдвард. — Я ничего не вижу!

Звук работающего резака предупредил его, что шлем тоже заклинило, и крепления приходилось перерезать. Вибрации почти не было, части доспехов заливали в таких случаях едкой кислотой, разъедавшей соединительные элементы, и сам резак лишь разрушал уже потерявший свою прочность металл. Барон лишь застонал сквозь зубы от боли, шлем сняли с головы, срывая уже успевшую запечься корку крови. Одновременно с этим по глазам больно ударил яркий холодный свет ламп искусственного освещения, заставив зажмуриться и отвернуться.

Когда Эдвард открыл глаза он увидел склонившееся над ним встревоженное молодое лицо. У хирургического стола, куда его положили прямо в броне, стоял Квенти, это его голос он слышал. Юноша был в боевом костюме, крепко сжимая шлем, он внимательно вглядывался в лицо барона. Заметив, что Эдвард смотрит на него, он улыбнулся и приложил сжатую в кулак руку к сердцу, вкладывая в этот жесть одновременно облегчение, радость, мальчишеский восторг и гордость за своего регента.

— Что у Ворот? — прохрипел Эдвард, пытаясь подняться, но сил хватило лишь на то, чтобы дернуться, сразу же почувствовав новый приступ боли. Врачи снова уложили его на стол, но он успел вспомнить, что левой руки у него уже не было. — Рука! Мне нужна моя рука!

— Господин барон, прошу вас, успокойтесь! — остановил его хирург, — Вам нельзя двигаться, это опасно в вашем состоянии!

— Плевать, — Эдвард попытался отмахнуться здоровой рукой, забыв, что она жестко зафиксирована. Медики сняли части доспеха и отключили электронную мускулатуру боевого костюма, так что работали только базовые функции экзоскелета. — Святое Небо! Мне нужно на фронт!

— Господин барон, — схватил Квенти его за плечо, прижимая обратно к столу, — все в порядке, фронт стабилен и мы удерживаем Золотые Ворота. Вы сделали чудо, Эдвард, Саальт отступает от хребта. Мы победили…

— Я должен быть там! — не отступал Эдвард, — ты не понимаешь… М-м-м! — он застонал от боли, когда медик ввел ему иглу катетера с дозой нанитов.

— Барона необходимо эвакуировать в тыл как можно быстрее, — ответил хирург. — Ему необходима сложная восстановительная операция. В полевых условиях мы не сможем ничего сделать…

— Не говори ерунды, — оборвал его Эдвард. — Я должен сейчас быть на фронте! Мне нельзя его покидать!

— Мы не можем восстановить вам руку! — чуть не застонал врач, пытаясь успокоить барона. — Здесь нет подходящего оборудования и запасы медикаментов на исходе.

— Неужели запасы так быстро подошли к концу? — удивился Квенти, едва успев хватить Эдварда за руку, когда тот все-таки сорвал удерживающее крепление на правой руке. Эластичные ремни не выдержали давления и просто полопались, когда он в очередной раз попытался вырваться.