— А вы бы хотели оказаться на его месте? — так же тихо поинтересовался в ответ фларский граф, возвращаясь к тактическому столу. Там уже появлялись иконки тристанских подкреплений, тут же вливавшиеся в общую линию фронта, заметно искривленную продолжавшимися ударами саальтских сил. — Удерживать самую уязвимую точку нашей обороны, по которой противник собирался нанести самый массированный удар? Зная, что наших сил и резервов не хватит, чтобы удержать Ворота, вы бы согласились собственной жизнью поручиться за их безопасность? — молчание Квенти, обдумывающего эти слова, было для него ответом, и поэтому Дэлай лишь похлопал его по плечу. — Мы сейчас находимся в шатком положении союзников, связанных только страхом перед одним общим врагом. И тот из нас, кто не сможет выполнить своих обязательств, тут же станет жертвой гнева остальных. Любой, оказавшийся на его месте, был бы обвинен в некомпетентности…

— Значит, вы рассчитывали на это с самого начала? — Квенти неприятно удивился, придя к такому выводу, но только сжал кулаки, пытаясь справиться со своими противоречивыми чувствами. — На то, что Вассарий не сможет удержать ущелье?

— Этого я не говорил, — уточнил Дэлай, по ходу отдав несколько приказов штабным генералам о перегруппировке отступающих частей, — Вассарий должен был удержать ущелье, используя имеющиеся у него силы, но справиться с этим не смог. Так что обвинения нашего друга вполне справедливы. Хотя, если признаться, я ожидал от Эдварда более серьезной реакции… Но не будем об этом сейчас. На повестке дня куда более серьезные вопросы.

Такую ситуацию опытные игроки в гентафл — сложную настольную игру, имитировавшую боевые действия феодальной дружины, так и не получившую распространения из-за излишней запутанности правил — называли «вилкой». При такой расстановке сил задуманная комбинация предполагала вариативность в зависимости от действий противника, но итог был всегда один. Противник мог отступить, позволив завоевать тактическое преимущество, а мог, наоборот, ответить на брошенный вызов, но в таком случае потерял бы слишком много важных ему фигур. Фларский граф поставил на кон сами Золотые Ворота Рейнсвальда, рассчитывая избавиться от наиболее опасного своего союзника.

Его все больше раздражало, как встречают тристанского барона в войсках, и какое влияние он оказывает на офицеров, и слова гельского графа все чаще всплывали в памяти, вызывая уже не легкое неудовольствие, а нарастающую тревогу. Эдвард Тристанский должен был ошибиться. Либо убить Вассария на месте, дав повод обвинить его в нарушении приказа будущего короля, либо погибнуть, пытаясь удержать Золотые Ворота. Дэлая устраивал любой результат.

***

Плазменный заряд разорвался совсем рядом, превратив часть бетонного укрепления в кипящую лужу вместе с несколькими солдатами, едва успевшими вскрикнуть прежде, чем превратились в раскаленный пар.

— Держитесь, парни! — офицер гельского отряда, закрепившегося на этом участке обороны, не знал точно, сколько людей осталось у него в подчинении, центральные каналы связи уже глушились саальтскими сетями, и едва удавалось сохранять взаимодействие между отрядами на коротких частотах. Иконки бойцов его отряда по большей части светились красными крестиками отсутствия сигналов, а количество тех, что еще подавали какие-то признаки жизни, стремительно сокращалось под перекрестным огнем наступающих войск.

Волна саальтских солдат накатывала все ближе, и прицельные залпы из полуразрушенных окопов уже не могли ее остановить. Среди перепаханной взрывами и разрушенными укреплениями земли саальтские штурмовые группы, используя силовые щиты и переведя всю мощность на лобовые дефлекторы, рвались вперед, стремительно сокращая расстояние. Кто-то валился на землю, срезанный плазмой, кого-то накрывало минометным огнем, но большинство продолжало двигаться вперед, поливая огнем укреплениям защитников, не давая даже голову поднять. А за ними уже двигались отделения штурмовых шагоходов, засыпая любую огневую точку градом зарядов из скорострельных орудий и выжигая пламенем огнеметов. Противотанковые орудия защитников стреляли гораздо реже, точечным огнем уничтожая танки и шагоходы, но их осталось слишком мало и с каждым часом становилось все меньше.

Оборона разваливалась на глазах, подкрепления не было, связь с центром отсутствовала, приказов от командования тоже не было, а на тех частотах, куда все-таки удавалось выйти, царила мешанина противоречивых приказов и сообщений об отступлении. На Золотых Воротах еще шли бои, если верить обрывкам переговоров, что удавалось вычленить из общего потока сообщений. Остатки гарнизона, забаррикадировавшиеся в отдельных помещениях либо в бункерах глубоко в глубине скал, продолжали отстреливаться, требуя подкреплений и сообщая о том, что противник выходит уже на арку Ворот. Но на захваченных башнях уже поднимали саальтские знамена.

— Они идут! — прокричал офицер, прислонившись к стрелковой позиции и прицельно расстреливая приближающиеся фигуры саальтских солдат. Первого удалось снять с одного выстрела, дефлекторный щит второго успел принять в себя целую очередь рельсовых зарядов, но уже был серьезно разряжен и не смог защитить своего владельца. Третий закрылся штурмовым щитом, и выстрелил в ответ, так что пришлось самому укрываться под бруствером, пока его рвали рельсовые и плазменные заряды. Датчики брони показывали, что до противника оставалось около сотни метров, а через несколько секунд расстояние сократилось уже до семидесяти.

— Приготовить оружие ближнего боя! — скомандовал офицер, нащупывая рукоятку своего короткого меча. — У кого еще остались гранаты, дождаться пятидесяти метров! Готовься!

Противник продолжал приближаться, когда рядом прошлась очередь из лазерной пушки какого-то шагохода, распахавшая окоп чередой разрывов. Офицер, ругнувшись, отскочил в сторону, закрывая голову рукой, но дефлекторный щит все равно зацепило, сбив сразу около двадцати процентов мощности. Повалившись на колени, он сразу же поднялся, сообразив, что стоит на чьем-то трупе. Не разобрать — врага или товарища — после нескольких отступлений и отбитых атак земля была устлана телами

— Десять метров! — по каналу, пробиваясь через множество помех, прошло чье-то сообщение. Офицер едва успел разогнуться, когда саальтские солдаты, активировав внешние динамики, с боевым кличем ворвались в окопы. Первыми полетели гранаты, взрываясь среди куч грязи и тел, наполняя пространство хлопками взрывов и визгом разлетающейся шрапнели. Последние выстрелы защитники делали буквально в упор, после чего бросали винтовки и встречали противника ударами коротких армейских мечей.

Первый саальтец оказался прямо на бруствере, выцеливая живых в окопе, но офицер быстрым ударом срубил ему ногу, сбросив назад. Но следом за ним в окоп запрыгивали уже другие солдаты, с ходу вступая в рукопашную схватку. Мир вокруг превратился в мешанину земли и вцепившихся друг в друга тел, брызг кипящей крови и воя перегруженных сервоприводов боевых костюмов.

— Не отступать! — прохрипел офицер по общему каналу, вдавив вражеского солдата в стенку окопа, схватив того рукой за голову, а потом воткнул клинок в грудную клетку. Силовое лезвие загудело, проходя через многослойное бронирование, противник закричал, забыв отключить внешние динамики, но уже в следующий миг замолчал. Отбросив тело, гельский офицер блокировал выпад другого солдата и ударил его плечом, откинув назад и выиграв время для того, чтобы поднять левую руку с пистолетом. Противник успел только замахнуться, когда получил в упор сразу четыре пули. Первые две броня выдержала, но третья пробила грудь, а четвертая — шею, и саальтец так и упал на спину с поднятой рукой.

Где же командиры? Где сюзерен, когда он так нужен? Где хоть какая-то связь с центром, чтобы узнать, как вообще складывается ситуация. Может быть, они уже последние, кто еще удерживает эти позиции, которые в любой момент могут оказаться в окружении. Вопросы крутились в голове каждого защитника высот, но ответов на них не было, новых приказов не поступало, оставалось только сражаться.