— Господин барон! — Де Вантес сам обратился к барону, лишь подчеркивая важность сообщения. — Нам только что доложили, что неподалеку от Кастерфакта нашим патрулем был захвачен боевой розмийский дроид…
— Генерал! — рявкнул Эдвард, не сдержавшись. — Вы рискуете раскрытием единственного настроенного канала связи, чтобы сообщить мне о захвате боевого дроида?! Вы с ума сошли?!
— Господин, позвольте мне договорить, — Де Вантес заметно нервничал, — у дроида в руках была посылка, предназначенная лично вам. После того, как ее изучили саперы, было принято решение ее вскрыть, и там мы обнаружили небольшую записку и… вот это… — изображение сменилось на кадр фотографии раскрытого охлаждающего контейнера, в котором лежала отрезанная человеческая голова. Эдвард с немалым удивлением узнал Ярвика, пирата, переметнувшегося к розмийскому графу во время первой же поездки на Рейнсвальд. Де Вантес тем временем зачитал записку, — «Господин барон, я много слышал о вас как о человеке, верном своему слову и способном мыслить логически. Потому прошу о личной встрече, и в знак своих добрых намерений посылаю вам этот маленький сувенир. Жду вас на краю Хребта Дракона на следующий день после того, как Кастерфакт будет окончательно потерян. Это будет личная беседа, потому прошу вас не брать с собой лишних людей».
— Хорошо, генерал, вы правильно поступили, сообщив мне об этом. Прошу простить за то, что сорвался, — Эдвард отключил канал связи, задумчиво рассматривая голограммный проектор, на котором по-прежнему отображалось покрытое инеем лицо Ярвика, перекошенное посмертной гримасой страха и боли. Тристанский барон задумчиво почесал появившуюся на подбородке щетину. — И кто же ты такой, таинственный друг? Или же будет правильнее поставить спросить: что тебе нужно, раз ты готов убивать ради меня…
========== Глава 16. Выгодная верность ==========
Глава 16. Выгодная верность
Мы имеем врагов внутренних. Мы имеем врагов внешних. Об этом нельзя забывать, товарищи, ни на одну минуту.
Иосиф Сталин
Хребтом Дракона называлась гряда скал, издали действительно напоминающая огромный позвоночник с несколькими рядами шипов, поднимающаяся над холмистой и покрытой каменными обломками береговой линией Рейнсвальда. Хребет выходил за ее пределы, уходя в открытое пространство почти на три километра, выгибаясь аркой из обветренного камня с гребнем высоких шипов. Единственная крупная река острова, собиравшаяся из многочисленных ручейков и речушек в единый поток выше по течению, здесь в ширину русла достигала почти пятисот метров, бурлящим потоком неся свои зараженные воды к одноименному водопаду, и срывалась вниз с мощным непрерывным рокотом. Один из гребней высоких каменных шипов Хребта проходил прямо посреди русла, поднимаясь среди бурлящей воды непреклонными каменными пиками, постепенно обрастающими все большим и большим количеством оксидов и отложений. Иногда отдельные куски наростов отваливались, с шумом падая в воду, и гряда порогов перед водопадом от этого только росла и ширилась.
Огромный каменный хребет, поднимавшийся из воды на самом краю береговой линии и уходивший вверх к небесам, был символом королевства. Естественное чудо, сотворенное суровой природой стало святыней Королевства, одним из центров духовной силы Рейнсвальда, его достоянием, важной частью истории и местом захоронения сердца первого рейнсвальдского короля Эрмара. Первого правителя, достойнейшего из равных, объединившего колонистов, чтобы вести к победе в бесконечной войне на выживание. Тело его, как и всех последующих королей, было похоронено в усыпальнице главного собора столицы. А сердце, если верить легендам, по его личному указу было перенесено сюда на Хребет Дракона в небольшую часовню, откуда его душа могла и дальше наблюдать за королевством и подданными, ради благоденствия которых он отдал собственную жизнь.
После вторжения Саальта Хребет Дракона был довольно быстро захвачен отрядами Аллирда, поскольку кроме нескольких монахов, следивших за состоянием часовни, здесь никто не жил, и рейнсвальдцы не озаботились его обороной. Саальтцы, несмотря на то, что это место не имело серьезного военного значения, все же оставили здесь небольшой гарнизон, но больше для вида, чем для защиты от неожиданного нападения. Эдвард Тристанский рассчитывал на короткий бой с саальтскими солдатами, но вместо этого обнаружил на посадочных площадках, специально поднятых над пустошью на мощных бетонных основаниях, чтобы их не засыпало каждый день слоями наносимого ветром пепла, несколько разбитых саальтских челноков, уничтоженных, вероятно, одним единственным прицельным залпом. Вокруг валялись тела убитых солдат, судя по виду, пролежавших здесь уже больше стандартных суток.
Опустившийся тристанский шаттл высадил барона в сопровождении нескольких телохранителей, готовых к отражению опасности с любой стороны, но встретили их только тучи пыли и вой разбушевавшегося ветра, гудевшего среди острых каменных шипов Хребта.
— Господин барон, группы спецназа занимают позиции по периметру участка, присутствие противника не обнаружено, — доложил по выделенную каналу командир разведки. Наземные подразделения постепенно окружали Хребет на расстоянии пары километров со всех сторон. Отдельно выделенная эскадра флота в это время блокировала все подходы с воздуха, чтобы при необходимости быстро захлопнуть ловушку для таинственного союзника, назначившего встречу в столь неожиданном месте.
— Вас понял. Убедитесь, что они находятся вне поля зрения наблюдателей на Хребте Дракона, — подтвердил Эдвард и молча махнул рукой своим телохранителям, приказывая следовать за ним.
Саальтский гарнизон, стоявший в храме, был уничтожен дерзкой и неожиданной атакой. Находясь в отдалении от основных фронтов этой войны, караульные потеряли бдительность, за что и поплатились, навеки упокоившись на своих постах. Сигнал тревоги прозвучал слишком поздно, снаряжение так и осталось нетронутым в гнездах оружейных комнат, а большинство солдат погибло прямо в казармах, закиданных гранатами. От зданий остались только оплавленные развалины, а небольшой парк автотехники напоминал о своем существовании только стоящими вдоль дороги, ведущей к часовне, обгорелыми корпусами.
Два ряда статуй ангелов с мечами, стоявших вдоль подъема на хребет, остались нетронуты, разве что только покрылись окисями еще больше, чем прежде. Уходящую к перекинутому над рекой арочному мосту дорожку уже давно никто не чистил — на покрытом сухим пеплом и песком истертом камне виднелась цепочка свежих следов. Вероятно, тот, кто его сюда позвал, был уже здесь. Убедившись, что клинок легко скользит в ножнах, барон направился к мосту, велев телохранителям дожидаться его — по условиям встречи он должен прийти один.
Скальная гряда Хребта, выходящая за пределы береговой линии Рейнсвальда, отделялась от берега сотнями метров бурлящей на каменных порогах воды, настолько загрязненной, что даже нескольких капель, попавших на кожу, было достаточно для серьезного отравления. Однако закрытый боевой доспех Эдварда позволял не обращать внимания на брызги. Стоявшие на квадратных опорах арочные мостики с невысокими декоративными башенками на входе, украшенными резными фигурами ангелов и зверей, были перекинуты с обоих берегов. Мосты подходили прямо к дверям храма Неба, построенного в виде многоярусной башни, каждый уровень которой поддерживали стоявшие в углах колоссы. На самой ее вершине установили высокую статую Матери Неба, раскинувшей руки в стороны и словно пытающейся обнять весь остров. Даже Эдвард Тристанский, окончательно утративший веру в богов, осенил себя знаком Неба, входя под гулкие своды.
Внутреннее убранство храма сильно пострадало — саальтцы разорили и выжгли его, оставив только оплавленные стены, на которых кое-где сохранились фрагменты некогда украшавших их фресок и барельефов. В самом центре зала стояла еще одна статуя Девы с обломанными крыльями и руками, в ногах которой лежали высохшие тела монахов, вероятно, пытавшихся препятствовать вандализму, но безжалостно заколотых штыками и забитых прикладами. Солдаты гарнизона даже поленились их убрать, скорее всего больше ни разу не заглянув сюда после разорения. Эдвард задержался на секунду у статуи, пытаясь что-то разглядеть на исклеванном пулями лице, но так и не увидев на нем ничего, кроме сколов, направился к выходу.
