Будучи перебежчиком и бывшим гористарским вассалом, Де Семпри не мог не задумываться и о собственном будущем. Если Тристан просто поглотит Гористарский феод, вряд ли Эдвард Тристанский останется лоялен к «новым» вассалам, сохранив их титулы, земли и положение — его собственные вассалы наверняка потребуют раздела захваченных территорий. А если феод станет независимым и обретет былую мощь, то какова вероятность того, что Эдвард не отдаст перебежчиков на откуп новой власти? И как к ним тогда отнесется регентша и временный Совет? В любом случае Де Семпри, размышляя над такими вопросами, все отчетливее понимал, что теряет собственную важность, превращаясь в балласт, который вполне можно сбросить по дороге. И для того, чтобы хоть как-то себя обезопасить и получить уверенность в будущем, во время переговоров с гористарскими вассалами он заключил и несколько отдельных соглашений, которые могли серьезно изменить политическую обстановку не только в феоде, но и, возможно, во всей внутренней политике Рейнсвальда.
— Скоро прибываем, — повернувшись на своем месте, он посмотрел назад, где сидел Де Коль, с бесстрастным выражением лица разглядывая проплывающие за иллюминатором виды крепости, ярко освещенной огнями. Принимая гостей со всех концов феода, крепость вышла из боевого состояния, теперь приветствуя их яркими прожекторами и подсвеченными площадками для посадки продолжавших подлетать челноков.
— Согласен. Проверю, как наши пассажиры, предупрежу ее светлость, — кивнул Де Коль, не изменившись в лице, и встал, одернув полы своего мундира. — Мы должны предстать перед гористарскими вассалами в самом лучшем виде. Недопустимо, чтобы у них возникло подозрение, будто мы относимся к роду их сюзерена с недостаточным уважением.
Вдовствующей графине на корабле была выделена отдельная каюта, чтобы не стеснять ее присутствием других мужчин и вооруженной охраны. Вместе с ней отправились кормилица и няня малолетнего наследника графского титула, личная прислуга, а также несколько ее ближайших фрейлин, выразивших желание разделить нелегкую участь своей госпожи. Дверь в ее каюту охранялась дроидами, подключенными к внутренней системе наблюдения для предотвращения любых неожиданностей. При виде тристанского генерала дроиды вытянулись во фронт и отдали честь, но Де Коль даже не обратил на них внимания, постучавшись в закрытую металлическую дверь.
— Миледи, вы позволите войти? — поинтересовался он, уверенный, что его будет слышно. — Мы в непосредственной близости к замку Екидехии и ожидаем подтверждения посадки. Потому могу ли я узнать…
— Входите, сир, мне нечего скрывать, — вместе с уходящей в сторону дверью раздался голос леди Миривиль, сидевшей с сыном на руках в окружении своих фрейлин и служанок. Де Коль не увидел перед собой ни вдовствующей графини, ни пленницы, ни заложницы ситуации. Он увидел молодую женщину, сияющую спокойствием, одухотворенностью и счастьем материнства. Миривиль играла с сыном — рассказывая простенький стишок, водила пальцем по его ладошке и загибала маленькие пальчики. Когда крохотная ручка сначала полностью исчезала в руке матери, а потом неожиданно появлялась на разжатой ладони, малыш сперва замолкал на секунду, а потом весело смеялся, демонстрируя ямочки на пухлых щечках. Это вызывало у Миривиль такую счастливую улыбку, что Де Коль даже пожалел, что ему пришлось нарушить идиллию. Он, несмотря на всю свою холодность, вполне мог представить состояние матери, надолго разлученной с ребенком, и спешно отогнал мелькнувшую было мысль, что возможность вновь увидеть сына и стала главной причиной того, что она так быстро и легко согласилась на все условия переговоров.
— Прошу меня простить, великодушно. Я лишь хотел удостовериться в том, что вы готовы к выходу, — поклонился Де Коль, заходя в каюту. — Если мне не изменяет память, для вас это будет первый официальный выход в свет после длительного перерыва?
— Как всегда, вы точны и принципиальны, — кивнула леди Миривиль, нехотя отрываясь от ребенка и поднимаясь со своего места, чтобы продемонстрировать траурный наряд, подобающий вдове павшего феодала, — как и все тристанцы. Ребенок в руках няни недовольно пискнул, вывернулся и потянулся к матери, она улыбнулась и сжала крошечную ладошку в руке. — Как видите, я и мои фрейлины подготовились еще на корабле. Каждый из нас чем-то обязан Эдварду Тристанскому, так что все мы стараемся держать данные ему обещания, не так ли?
— Я искренне рад слышать от вас такие слова, госпожа, — Де Коль снова поклонился, приложив руку к сердцу. — Господин барон многого ожидает от этих переговоров, несомненно он оказал мне большую честь, доверив ваше сопровождение. Прошу простить меня за мои сомнения относительно ваших приготовлений, они были продиктованы лишь стремлением соответствовать ожиданиям моего сюзерена. Я не имел возможности видеть вас в момент посадки, но мой визит развеял все сомнения.
— Я тоже рада этому факту, — леди Миривиль, видно, удовлетворившись ответом тристанского вассала, снова вернулась на свое место, поспешив забрать ребенка из рук няньки. Уже готовый расплакаться, он снова разулыбался, оказавшись на руках у матери, — обязательства могут иметь разные причины и желания, но вами, как я вижу, движет лишь желание достойно служить своему сюзерену. Это делает вам честь.
— И снова позвольте поблагодарить вас, госпожа, за такие слова, — сказал Де Коль, разгибаясь. — Я вынужден вас снова покинуть. Смею вас просить соблюдать осторожность при посадке, она может быть не самой мягкой. До недавнего времени здесь шли бои и, боюсь, площадку могли восстановить не полностью.
— А ведь он узнаёт меня, — неожиданно сменив тему разговора, сообщила генералу леди Миривиль, сосредоточив все свое внимание на ребенке, — Хоть мы и не виделись столько времени, он все равно помнит, кто его мама… Разве это не чудо, сир? Казалось бы, его память слишком слаба, чтобы вспомнить меня после такого перерыва, а он ни капли не испугался и сразу принял мать, не сумевшую уберечь его от жестокости этого мира. Видите, как он тянет ручки?
— Дети всегда чудо, госпожа, — согласился Де Коль, задержавшись в проходе. — Жаль только, что наш мир не подходит для таких чудес. И честно сказать, порой мне кажется, что он вообще ни для кого не подходит… — с этими словами тристанский вассал вышел, а дверь снова закрылась сразу за его спиной.
— Наш мир не подходит для тех, кто слаб духом, — тихо, чтобы не слышали даже ее фрейлины, прошептала леди Миривиль, — и для тех, кому нечего защищать. А у меня есть ты, — улыбнулась она малышу, притихшему, словно почувствовавшему настроение матери, — Я провинилась перед тобой тем, что родила тебя наследником титула, но пока я жива, никто не посмеет причинить тебе вред.
***
Шаттл плавно опустился на внутреннюю посадочную площадку, находившуюся в искусственном кратере на месте старой горы. Там древние строители разместили целый порт, проход в который представлял дыру в три километра диаметром, вырытую в скальных породах прямо среди вершин горного хребта. Небольшие корабли и шаттлы спокойно пролетали внутрь, мимо диспетчерских вышек и складов, размещенных на краях воронки, опускаясь ниже, где вдоль стен были выстроены корпуса служебных помещений и подвесные причалы для кораблей, не предназначенных для посадок на поверхность.
Пассажирские шаттлы пролетали еще ниже, к самому дну кратера, где были размещены бетонированные площадки с разметкой для посадки. Там их уже ожидали встречающие делегации с почетными караулами и прислугой, ответственной за наиболее благоприятное пребывание гостей на территории крепости. Вассалы, которые прибывали на Совет, уже сражались друг с другом, одерживали победы и несли поражения, накопив немало взаимных обид, так что встречающей стороне крайне важно было создать наиболее мирную атмосферу. Вино, еда, женщины и, конечно, уважительное отношение к каждому гостю для этого подходили как нельзя лучше.
Однако для леди Миривиль караул был выделен отдельный. Она и ее сын были наиболее важными гостями, без которых сам смысл данного собрания терялся, и поэтому встречал ее нынешний комендант крепости, один из старых вассалов Гористарского графского рода, Эурей Де Мордер. Старый и опытный командующий, он занял крепость почти сразу же после гибели графа, уверенный, что ситуация однажды сложится так, что сюзерен снова вернется. Поэтому он так и не присоединился ни к одной из партий, ожидая каких-либо известий, и давал отпор всем, кто пытался нарушить его нейтралитет. Сир Эурей в парадном мундире со всеми регалиями лично вышел поприветствовать своего малолетнего сюзерена и его мать, снова вернувшихся в феод. Уже пожилой, но крепкий и подтянутый с иссеченным шрамами лицом и кибернетическим имплантом вместо левого глаза, гористарский командующий, стоял у края площадки и, поглаживая длинную аккуратно подстриженную бороду, наблюдал, как медленно садится тристанский шаттл, плавя бетон огнем посадочных двигателей.
