«Zei vil neve andestend u, - всплыли у него в памяти слова Са’оре. - But nou — vailu, ded, safrin hie vizmi, io elven frendz ve elaiv…» (этерем. «Им никогда не понять тебя… Пока ты страдал эти пятьдесят шесть лет вместе со мной, мертвый, твои друзья-эльфы были живы…»)
Странно — он никогда особенно не слушал пространные рассуждения Королевы, но почему-то помнил все, что услышал от нее.
«Livin tend tuekhri zet itiz nomel tutrai tusevaiv, - сказала она как-то. - Bat ven sam anded train tudu seim, zei kenside it diskhastin. Zei hapi ven lost frend kamz houm elaiv, bat ven hi raizis from ded tukam houm, it onli meik hiz frendz fil fie endiskhast. U hev nove tukhou, Sar’ar.» (этерем. «Живые обычно согласны, что стараться выжить — это нормально… Но почему-то то же самое желание у мертвых они считают противоестественным. Если давно потерянный друг вдруг вернется живым, они радуются, но если он восстанет из мертвых, чтобы вернуться домой, то вызовет у своих друзей и родных лишь страх и отвращение. Тебе некуда идти, Сар’ар.»)
— U hev nove tukhou, Sar’ar, - повторил призрак, - Сар’ар… Си инье куэт’сина ни эссэ, нан йалумэ мок’сина. Ма сина нис кар’инье… Кар’инье а аута’вахайа, нан сэ йалумэ куат’инье найкэ бронья сэ ойалэ. (эльф. «Сар’ар… Я теперь даже сам себя так называю, а когда-то ведь ненавидел это имя. Во что меня превратила эта женщина… Превратила и ушла, а ведь говорила, что мне придется терпеть ее вечно.»)
«Nou aiem notefreid tumit samvan hu iz stonkhe zenmi, - услышал он от нее однажды. - Zea lot ofzous hu kan difitmi… bat not kilmi. Fokhet evrisin u hiod ebaut paveful slepz enmistikel kritchez vitch distroiz eni ivel. Aiem not samsin zet kan sis tuikzist. Lait kan tutchain onot tutchain, bat daknes iz itonl. Nou, Sar’ar — daknes iz itonl.» (этерем. «Нет, я не боюсь, что встречу кого-то сильнее меня… Конечно, на свете полно тех, кто мог бы меня победить… Но не убить. Забудь все, что ты слышал о мощных заклинаниях и волшебных существах, уничтожающих любое зло. Я — не то, что может взять и перестать существовать. Это свет может светить или не светить, а тьма вечна. Запомни, Сар’ар — тьма вечна.»)
— А апа илкуэн’атрабети ос айрэ лэ реми’ойалэ… - усмехнулся Сар’ар. - Ананта манен андавэ апалумэ? Лэ кэ дарта’харани коронари, а элдали ракине тирис тер апалумэ. Сина тьярвэ лэ нурта’лэхоссе — лэ ахост’лехта йалумэссе… (эльф. «И после всех этих разговоров о вечности тебя все же запечатали… Но надолго ли? Ты ведь можешь ждать века, а эльфы рано или поздно потеряют бдительность. Поэтому ты и спрятала свою армию — ты собираешься когда-нибудь освободиться… »)
«Didu notis hau aze anemalz laiv niebai vasilisk?» (этерем. «А ты обращал внимание, как живут другие животные по соседству с василиском?»)
Точно, за этим же она и послала его на охоту. Он видел. Василиск выходит на охоту днем. Все остальные животные, живущие по соседству, днем стараются спрятаться понадежней — даже волки, живущие рядом с василиском, носят пятнистые шкуры, словно леопарды, чтобы лучше скрываться в зарослях, — а ночью, когда василиск ляжет спать, идут на поиски пищи — потому что ночью от волка или тигра есть шанс убежать, а днем от василиска спасения нет. Некоторые из животных имеют на глазах полупрозрачные роговицы, защищающие их от взгляда василиска. Так называемый василисковый медведь, обладающий такой защитой, может порой даже убить василиска. Но стоит монстру исчезнуть или василисковому медведю забрести в земли, где нет василиска, его роговицы из благословения превращаются в проклятие — из-за них он видит намного хуже, чем остальные животные и, неспособный конкурировать с обычными медведями, василисковый медведь погибает. То же происходит и с остальными животными, изменившимся из-за соседства с василиском, когда монстр погибает — через одно-два поколения их сменяют обычные животные — беззащитные перед василисками, но более быстрые и зоркие.
«Vasilias куэтта селья’аран, - подумал призрак. - Василас — келва мика аран, а Са’орэ йалумэ василас мика фирья. Ай сэ йеста’сэ кэ мутья’илкуэн элдали. Нан сэ ла кар’сина а ла йеста’сина. Сэ йеста’эккат элмэ… а сэ кар’мане. Инье эккат’ни. Мелодиа эккат’сэ… илкуэн элдали эккат’той. Си василас ла на’анва, а элмэ илкуэн ла мюрэ. Элмэ номэ туву’той манен Вовиен а Белилиманд, ман ла уванэ тер охта, ман кэ мар’ламахта, мар’ланвалмэ… ман иллумэ фир’минья ми дагор. Линтанир апалумэ куйина’тер менег коронари… а Котумо апалумэ тул’ата, ман маха’ата менег ла майтэ’охта элдали а нир’ата куина эккат’той. Сина селья инье ханья’ма, Са’орэ, нан лэ ла ханья’о…» (эльф. «Слово vasilias означает «царь»… Василиск — царь среди животных, а Са’оре была василиском среди людей. Если бы она хотела, она могла бы давно истребить всех эльфов. Но она не сделала этого и не собиралась. Она хотела изменить нас… и у нее это получилось. Я изменился, Мелодия изменилась… все эльфы изменились. А теперь, когда василиска больше нет, все мы станем бесполезны. Наше место займут другие, такие, как Вовиен и Белилманд, такие, которые не изуродованы войной и могут жить, не сражаясь, не страдая… и которые всегда умирают первыми в любом сражении. Линтанир заживет беспечной жизнью еще на тысячу лет… и потом снова придет Враг, который убьет тысячи не готовых к борьбе эльфов и заставит остальных измениться, и все повторится вновь. Похоже, я действительно что-то понял, Са’оре, только ты об этом уже не узнаешь…»)
«U hev nove tukhou, Sar’ar, - в тот раз, услышав от нее это, он так разозлился, что даже не расслышал следующей фразы, но сейчас он каким-то образом услышал то, что она тогда сказала. - Via io niu pipl, io niu femeli. Nize nekromanse, noumate hau indzinies hiz, kanot kentrol tenz ofsauzends ofded — no kanai. Mai voriez fait fomi not bikoz zeia mai papets, bat bikoz zei vont tudu sou. Zei siovd diurin ze laivs, enai khiv zem opotuniti tukontinu siovis in des. Vi dunot bilon tueni kantri oreis, via enemiz tuol, sou evrivan inmai army kan fait fosamsin hi vonts tufait fo. U kanot dai, Sar’ar, bat nouvan kan meiku tuspend itoniti inemtines ensenslesnes. Faind ioun minin, set ioself goul, endu voteve u vont — ua emotl, afteol — enhu izeibl tustop u?» (этерем. «Тебе некуда идти, Сар’ар. Мы — твой новый народ, твоя новая семья. Ни один некромант, как бы гениален он не был, не может контролировать десятки тысяч мертвецов — даже я. Мои воины сражаются за меня не потому что они мои марионетки, а потому что они сами этого желают. Они служили при жизни, и я даю им возможность продолжить их службу после смерти. Мы не принадлежим никакой стране и никакой расе, мы — враги всем, и потому каждый в моей армии имеет возможность сражаться за то, за что он сам хочет сражаться. Ты не можешь умереть, Сар’ар, но никто не заставляет тебя проводить вечность в пустоте и бессмысленности. Найди себе смысл, поставь цель, и делай то, чего хочешь — в конце концов, ты бессмертный — кто способен тебе помешать?»)
— Инье йеста’ханья, - пробормотал Сар’ар. - Ирэ йалумэ лэ харья’килмэ сина… Ма маранвэ лэ эккат’лэойалэкуйлэ, ма кар лэ кил’лэ? (эльф. «Интересно… Когда-то ведь и ты стояла перед таким же выбором… Какой смысл ты вложила в свою бесконечную жизнь, какую цель себе поставила?»)
И едва спросив это, он понял, что знает ответ. И поняв это, он понял еще кое-что — не только Илк’ха’йа’лет носит в себе часть души хозяина, но и сам некромант принимает в себя часть души своего первого призрака. Са’оре выбрала его своим Илк’ха’йа’лет и получила часть его души, но эта часть ни капельки не изменила ее, как и частичка души Са’оре, которую носил в себе Сар’ар, не изменила его душу. Потому что не было никакой черной души Королевы Мертвых, сотканной из чистого зла, поглощающей светлую и благородную душу эльфийского витязя Сардарлионара. Душа Са’оре была такой же, как и у него, только старше.
И, наконец, он понял еще одну вещь — причиной, по которой его тянуло назад в Линтанир, была вовсе не Мелодия.
Так Бледный Рыцарь Сар’ар понял, чем он будет заниматься следующую тысячу лет.
