– Политиков, конечно, иногда зовут «слугами народа», но я никогда не думал, что, став королем, окажусь даже не в услужении, а в рабстве, когда даже отстоять ничего не сумею! Ты всерьез считаешь, что я позволю кому-то оскорблять тебя… нас? Ты будешь лучшей королевой для Эраклиона, потому что ты – лучшая для меня, и это все, что имеет значение! Это, а не все эти формальности и ненужные знания литературы, истории и этой, не к ночи будь помянута, бухгалтерии! Пусть казначей этим занимается.
Еще бы, если сам Скай тоже не утруждал себя ее изучением! Блум уже собиралась робко улыбнуться и в знак примирения уткнуться лицом ему в грудь, когда…
– Ты нужна мне – и это все, что действительно имеет значение.
В словах… в них не было ничего такого, в смысловом значении не было, что должно было подействовать так, но Блум почувствовала себя, словно ей на голову вылили ведро пронзительно-холодной воды. Дернувшись, девушка выставила вперед тонкую руку, словно в какой-то момент захотела оттолкнуть принца, но ладонь замерла, едва коснувшись ткани сине-белого мундира. Как оказалось, «гербовые цвета» королевской семьи Эраклиона и Школы Героев в Магиксе совпадали.
– Как-то странно… быть важной только поэтому, – тихо пробормотала она.
– Я что, задел какой-то феминистический нерв? – искренне удивился Скай. В отличие от Айши, за Блум подобного обычно не водилось. Хотя Айша-то в таких случаях ничего не бормотала, а лепила в лоб, хорошо, если только в аллегорическом смысле.
– Санстар говорил о мезальянсах, помнишь? Страсть проходит, какой бы сильной она ни была – должно быть что-то еще. Сверх того.
- Трепло ваш Санстар! Трепло и придурок – вот убей, не понимаю, какого демона вы, девчонки, развешиваете перед ним уши! Если его собственные чувства длятся только до момента согласия… неважно! Городит же ахинею о том, о чем понятия не имеет!
– Конечно, что Фицрой может знать о мезальянсах! – горько усмехнулась девушка.
– Бред судить обо всех и вся по себе! С какой стати единичный случай должен становиться основополагающим?
– Я нисколько не сомневаюсь в твоей порядочности, Скай! Ни на миг…
– И в чем же проблема?
– Я не хочу, чтобы это было решающим. Чтобы ты потом винил меня в чем-то! – все-таки оттолкнув его, Блум сжала кулаки. Глупо, как глупо, как Скаю было понять, чего она хочет услышать, если девушка и сама представляла себе это довольно смутно. Но еще несколько минут назад она размышляла о том, как хорошо они понимают друг друга без слов – и вот!
– Просто хочу, чтобы все было честно! – в воздухе замерцали явственные флюиды приближающейся истерики. Резко развернувшись на каблуках одолженных у Стеллы туфелек какого-то совершенно невероятного дизайна, она бросилась прочь из парка. Скай не пытался удержать ее – должно быть, привык за два с половиной года к тому, что иногда ей просто необходимо сбежать в расстроенных чувствах, чтобы таким странным образом развеяться и придти в норму. Потом ведь все рано все будет в порядке. Впрочем, сейчас Блум это только порадовало – не хотелось просто в запале наговорить друг другу лишнего.
Ведь лишние слова постоянно только мешали. Словно засоряли понимание.
Свернув между домами на одну из не слишком оживленных, небольших улиц студенческого городка, девушка задела какую-то перегородку на тонких металлических ножках, по касательной зацепив ее боком и уронив – но одна из железяк угодила прямо под ноги и, как-то ухитрившись сделать еще пару шагов, Блум полетела даже не на тротуар – такое падение грозило бы максимум ободранными ладонями, а, не сумев скоординироваться, въехала лбом прямо в стену дома. В глазах на несколько мгновений потемнело, потом… потом мир почему-то отключился окончательно.
Ее разбудила резкая боль. Совершенно не связанная с ушибом боль, тисками сдавившая грудную клетку, не давая сделать вздоха. Легкое головокружение на фоне этого казалось не более чем досадной мелочью – да и в глазах почему-то неожиданно резко прояснилось.
Хотя это холеное кукольное личико в живой короне белобрысых локонов было последним, что хотелось бы видеть как в данный момент, так и вообще.
– Не шевелись, – тихо приказала принцесса Диаспро, вкладывая в непослушную от слабости ладонь Блум что-то тяжелое, норовящее выскользнуть из едва ощущающихся пальцев. – держи как следует!
Кажется, Блум собиралась что-то спросить. Возможно даже, довольно глупо звучащее «что случилось?», но попытка глотнуть воздуха отозвалась такой вспышкой боли, что все мысли на некоторое время разлетелись тлеющими искорками.
Диаспро отшатнулась, вытирая руки белоснежным платком, на котором становились заметными даже едва различимые на коже пятна от капелек крови. Над левым плечом «куколки» соткалось из воздуха красно-черное существо, напоминающее крупную пикси – впрочем, в глазах у огненной феи еще все чересчур плыло, чтобы различать детали.
– Я же сказала, не шевелись, идиотка! – раздраженно прошипела принцесса. – Если, конечно, жить еще хочешь…
========== Часть вторая. Импы. 4. Ривен ==========
Какая жалость – потерять, не зная что,
Какая глупость – упустить лукавый шанс
И жизнь, как тень, вдруг стала явно больше вас,
А в нарисованном окне всегда темно…
Джем «Вальс вчерашних снов»
Даркар знает, почему Ривену взбрело в голову придти именно в это кафе. Но в заведениях, где предпочитали собираться феи, особенно в праздничные дни, стоял невыносимый галдеж, толчея и суета, а юношу сейчас раздражало абсолютно все… Да и вообще, облюбованные ведьмами местечки и клубы всегда казались ему гораздо более уютными. Там почти всегда было тихо, все держались особняком или небольшими группами – и, главное, абсолютно никому не было никакого дела до кого-то, кроме самого себя. Звучит не особенно-то здорово, но Ривен в данный момент просто не выдержал бы ни одного «ой, а чего это у вас такое лицо – праздник же!» или «ой, у вас что-нибудь случилось, может, я чем-нибудь могу помочь?» – не нахамив в ответ. А за хамство в ответ на лучшие побуждения будет стыдно, всегда бывает стыдно, но сдержаннее быть этот стыд почему-то не помогает. Он что, виноват, что у него и в нормальном настроении физиономия кислой выглядит, а уж в паршивом?!. Но и феи не виноваты, что для их участливой натуры просто нет такого понятия, как чужое личное дело, которое никого не касается. Лучше просто не провоцировать. Что может быть лучше общества, в котором всем наплевать на тебя и, главное, тебе на всех искренне наплевать? Просто душа отдыхает!
Он даже не сразу сообразил, в какое именно кафе на автопилоте принесли ноги. Там почти ничего не изменилось: полутемное помещение освещал синеватый холодный огонь магических ламп, причудливым мерцанием играющий на декоративных склянках, порожденных больной фантазией какого-то полубезумного стеклодува, которыми по прежнему были сплошь заставлены полки вдоль темных стен. Непонятно, что это должно было отражать в интерьере – не то намек на алхимическую лабораторию, не то просто какую-то глубокомысленную абстракцию. Не смотря на вечернее время, зал кафе казался почти пустым… но тот самый столик был занят.
Наверное, ее любимое местечко, или что-то вроде того. Если под «любимым» подразумевать «привычное» – что, если задуматься, не так уж редко случается. То, что вопреки всякому здравому смыслу где-то в глубинах подсознания упорно идентифицируется как «свое», хотя причин к этому, кажется, и вовсе нет.
Девушка, одетая в фиолетовый свитер с завитушками светло-лилового узора и узкие черные брючки, с кошачьей вальяжностью сидела вполоборота к нему, перебросив за спинку стула естественный плащ из светло-каштановых волос с тусклой золотинкой. Рядом, не напротив за столиком, а придвинувшись почти вплотную, чтобы, как соседки за партой в младшей школе передавать друг другу конфетки, шептать что-то на ухо и глупо хихикать, примостился юноша, чья желто-оранжевая гамма, хоть и приглушалась холодным освещением, все равно находилась в вопиющей дисгармонии с окружающим пространством. У Ривена даже мелькнула мысль, что сам он куда более вписывается в интерьер помещения, чем этот павлин. На столике стоял полупустой кофейник, две малюсенькие, буквально на один глоток, чашечки, ваза с шоколадными конфетами и крошечная бутылка коньяка величиной где-то с палец, видимо, его полагалось добавлять по ложке в кофе.