========== Пролог-интермедия ==========
А ночью по лесу идет Сатана
И собирает свежие души:
Новую кровь получила зима
И она тебя получит, и она тебя получит…
Агата Кристи «Сказочная тайга»
Пронзительная, всеобъемлющая тишина, которая бывает только после недавно закончившегося снегопада, накрыла ночной лес как мягким покрывалом. Ветра не было, оттого каждая, даже самая тонкая веточка была словно закутана в синеватый от лунного света пуховый платок, а сами деревья в прозрачном полумраке напоминали причудливые сказочные создания самого фантастического вида. Картина была до невозможного умиротворяющей и живописной: в такие мгновения могло кольнуть смутное сомнение, заслуженно ли зимние ночи в этом мире пользуются столь дурной славой. Люди прятались от холода и тьмы в своих домах за плотно закрытыми ставнями, не выпускающими из жилища ни крупицы столь драгоценного в это время года тепла… во всяком случае, старались прятаться.
Костер, видимый издалека из-за своей пронзительной противоречивости густой тишине и покою заснеженного леса, ясно свидетельствовал о том, что из любого правила или традиции время от времени случаются исключения. Оправдывают они себя или нет… в конце концов, традиции возникают не на пустом месте.
- Мир вам, добрые люди. Не позволите ли остановиться у вашего костра?
Пять пар глаз – трех мужчин разного возраста, женщины с осунувшимся лицом и совсем маленькой девочки, которую она нервно прижимала к себе - настороженно обернулись к вышедшему из плюшевой иссиня-белой чащи на небольшую опушку незнакомцу. Тому, что люди решились остановиться на ночь в лесу посреди зимы, могли послужить необходимостью лишь самые неожиданные обстоятельства, а уж вероятность встречи с кем-то оказывалась столь малой, что причина у этой настороженности была. В полумраке его волосы – не закрытые, несмотря на мороз, никаким головным убором – казались каштановыми, почти темными, но при свете пламени вспыхнули солнечным янтарем, золотыми, тигриными, на мгновение в этом отблеске показались и глаза – только приглядевшись, можно было понять, что вовсе они не желтые, а карие.
- Мир и тебе, путник, - после недолгого молчания с вялым приглашающим жестом откликнулся старший из мужчин, недоверчивый взгляд которого, как в пушистой раковине, прятался между низко надвинутой меховой шапкой и курчавой рыжевато-русой бородой. Судя по запинке, он тоже хотел было сказать «человек», но в последний момент что-то заставило его передумать.
- Мое имя Яр… и я, по всей видимости, заблудился, - подсаживаясь к огню между слегка отстранившемся юношей, наверное, единственным, не считая ребенка, кто казался на вид моложе него самого, и женщиной, попытался объясниться пришелец. – могу я узнать, что заставило вас остановиться в лесу на ночь?
Как он и предполагал, причина была веская: вся деревня, из которой пришли эти люди, сгорела в редком по этому времени года пожаре. Огонь – источник и защита человеческой жизни порой превращался в не менее страшную угрозу… Все погорельцы, кто остался в живых, пытались добраться до ближайшего соседнего поселка, но из-за снегопада заплутали и так и не смогли найти выход из превратившегося в снежный лабиринт леса… Когда стемнело окончательно, остановиться и разжечь костер – хотя бы хрупкую защиту от лесных страхов – показалось людям более безопасным, чем продолжать поиски.
Хоть за разговором первоначальная настороженность начала спадать, никто и не помыслил бы о том, чтобы оставить в ночной караул впервые встреченного сегодня чужака. Яр понимал это не хуже самих людей и даже не пытался вмешиваться, когда мужчины распределяли дежурства. Женщина успела задремать, еще крепче прижимая к себе спящую малышку и кутаясь поверх шубы в какое-то покрывало. Отблески костра бросали резкие тени на измученное, преждевременно постаревшее от пережитых несчастий худое лицо.
Впрочем, самому Яру не спалось. Он бы перекинулся парой скучающих фраз с хмурым бородачом, первым вызвавшимся на ночное бдение, но из нежелания мешать остальным сохранял молчание. Сейчас, из созданного костром островка теплого света лес просматривался не так хорошо и выглядел несколько менее живописно, как в синеватом лунном сиянии, напротив, отсюда тени и фантастические силуэты, созданные снегопадом, выглядели несколько пугающе, наверное, даже зловеще.
Достаточно лишь поменять угол зрения…
Под утро – хотя до восхода, поздно наступающего зимой, было еще довольно много времени – снова начал идти снег. Легкий-легкий, с почти безоблачного ясного неба, словно подсвеченный изнутри, не белый, а сияюще-голубой, как маленький звездопад. Яр тихо заворожено вздохнул, наблюдая, как бриллиантово мерцают в золотистом ореоле костра не успевшие еще растаять снежинки. Наверное, на караульного это волшебное зрелище тоже подействовало завораживающе, потому что тот, ослабив прежнюю хмурую бдительность, задремал, почти спрятав лицо в собственной же кудрявой бороде.
Волшебное… или, скорее уж, колдовское! Сомнения в последнем отпали, когда в круг света, высоко вскинув голову, шагнула женщина, приближения которой к опушке Яр не видел. Ни веточки не шелохнулось, ни снежинки не скрипнуло под ногами, словно бы прекрасная незнакомка возникла из ниоткуда прямо на стыке теплого света костра и простирающегося за пределами заснеженного леса. Она тоже была без головного убора, только немного нерастаявших снежинок накрывали черные, мерцающие лунной синевой, как полночное небо, гладкие волосы легчайшей вуалью. На женщине была длинная белая шуба не то из невероятно нежного и легкого меха, не то из той же снежной шапки, что окутывала сейчас все деревья. Оглядевшись, пришелица с тенью ласковой улыбки на бледном лице невесомо коснулась бородача, даже не заметившего ее появления из-за окончательно сморившей дремоты, а теперь окончательно уронившего голову на мохнатый воротник тулупа, потом с той же тенью уже хмурого выражения на точеном, слегка подсвеченном изнутри луной – совсем как этот необыкновенный снег – лице коротко посмотрела на костер. Посмотрела, в невесомой растерянности касаясь тонким пальцем бледных губ, с тем же ласковым изяществом едва заметно качнула головой, уронив несколько снежинок с змеящихся по белому меху шубки блестящих черных прядей, и легко, словно собираясь задуть свечку, подула в сторону пляшущих языков пламени. Костер съежился – то ли испугавшись, то ли, как и люди, убаюканный обманчивым умиротворением ночи, луны и снегопада, только почерневшие дрова остались лениво мерцать еще не остывшими красноватыми переливами.
Почти коснувшись лица Яра, наблюдавшего из-за пропущенных ресниц, нежным холодным мехом шубки, незнакомка склонилась над спящей женщиной, и, поколебавшись, едва ощутимым касанием губ коснулась ее лба, одновременно забирая из ослабевших в глубоком сне рук ребенка. Но даже этого бережного движения хватило, чтобы девочка испуганно дернулась и открыла глаза.
- Тсс, милая, - тихо пробормотала черноволосая, чуть жестче, чем соответствовало бы тону, прижимая палец к пухлым губам ребенка, попытавшегося было что-то спросить или сказать. – твои родители так устали, вам много пришлось пережить, не будем беспокоить их сейчас.
- Холодно… - едва слышно просипела девчушка, не делая, впрочем, никаких попыток освободиться из рук незнакомки.
- Расслабься, моя хорошая, скоро холод перестанет тебе мешать. Постарайся заснуть. Забудь о том, что было страшно и, возможно, больно, забудь, и это перестанет иметь всякое значение. Посмотри на мир вокруг, разве в нем есть место тревогам? Спи, маленькая… хочешь, я тебе колыбельную спою? – длинный рукав из белого меха накрыл ребенка так, что на виду осталась только закутанная в платок головка, лежащая у незнакомки на плече. Вряд ли от этого стало теплее, лицо девочки постепенно приобретало тот же иссиня-белый цвет, что и кожа женщины, а на ресницах оседали, не тая, пушистые снежинки.
Глубоко вздохнув, Яр открыл глаза.
- Отпусти ребенка, ведьма, - в голове была ясность и в то же время заторможенность, как после глубокого сна. Но ведь он не спал…
