– Я же сказала… не хочу, чтобы девочки меня видели… в таком состоянии.
– Следует искать выход, а этого не сделаешь, просто сидя тут одна в темноте. Просто позволь мне тебе помочь! – снова сжав ее ладонь в своей, Набу горячо, словно заразившись нервозной лихорадкой, повторил. – Я с тобой. Я всегда хочу быть на твоей стороне, хочу помогать во всем, что от меня хоть как-то зависит. Ты сказала, тебе легче, когда я рядом – так я буду рядом до тех пор, пока ты сама этого захочешь. Клянусь.
Если бы у них был шанс встретиться и познакомиться… по-настоящему самим. Когда над головами не висела бы дамокловым мечом эта состряпанная родителями поспешная помолвка. Если бы Айша могла воспринимать его по отдельности от этих чересчур жестких для ее беспокойной и своевольной, как сам океан, души рамок традиций, придворных правил и родительской воли. Если бы… все ведь, наверное, могло быть иначе, правда?
А пока он не станет ни слова больше говорить о своей любви, не хватало еще только этого эмоционального давления… практически шантажа. Как многие ментальные колдуны, Набу кое-что понимал в психологии и прекрасно знал, что только чувствуя себя свободной, принцесса сможет, наконец, разобраться в своих чувствах. В конце концов, она продемонстрировала, что он ей, по крайней мере, точно не безразличен. Нет, он не станет чего-то ждать на этом основании. Просто постарается… постарается быть рядом, пока ей все-таки нужен.
– Да, да, да, – снова уткнувшись носом куда-то между его плечом и шеей, сбивчиво пробормотала Айша. – я тебе верю. Я… я слов таких не знаю, чтобы сказать, как я тебе благодарна!
– Слова – это последнее, что мне было бы нужно.
Собрать девушек хоть для какого-то подобия организованного обсуждения удалось далеко не сразу. Если подумать, то Айша – не иначе как под воздействием нахлынувшего стресса, проявила просто-таки невероятную для обычного своего характера покладистость, а вот на остальных перемены в этом смысле подействовали в точности до наоборот. Презрительное фырканье Флоры, скептически заметившей, что, если волшебство не выявило никакого магического воздействия, то вряд ли колдовство, более эффективное разве что во всяческих пакостях, способно окажется на что-то большее, было еще, как это двусмысленно ни звучало бы, цветочками. Такими внезапно отрастившими колючки крапивные клетки на листиках цветочками! Однако возражение, что именно о пакости сейчас, совершенно очевидно, идет речь и для того, чтобы решить проблему, неплохо именно в этом вопросе разбираться, фея природы, хоть и скривившись, но приняла. Набу не стал осуждать ее за скептицизм – даже не потому, что девушка сейчас была несколько не в себе, а поскольку сомнение было вполне оправданным: до тех пор, пока он и понятия не имел, с чем же именно феям пришлось столкнуться. Муза, в совершенно подавленном состоянии вернувшаяся от Целительнцы Офелии, напротив, отнеслась к идеи во всем разобраться с какой-то отстраненной, даже безразличной покорностью, тоже, кажется, не поверив, что молодой колдун способен чем-то им помочь. Поскольку разговаривать черноволосой девушке сейчас не рекомендовалось, о новостях оставалось разве что догадываться по ее кислому настроению. Даже пыльца Энчатикса не сумела исцелить истерзанные связки одним махом, поскольку это было скорее расстройство, чем повреждение, так что все, чем смогла «порадовать» школьная лекарка, это нарекомендовать целую гору травяных чаев да полосканий и строго посоветовать пока что из головы выбросить даже мысли о всяких там вокальных упражнениях. Блум, недавно проснувшаяся и как раз решившая восполнить потерю от пропущенного ужина хотя бы вечерним чаепитием с припрятанными в комнатах сладостями, но чересчур взволнованная теперь переменами, которые всего за полдня произошли с подругами – так, что кусок теперь в горло не лез – тоже нанести визит Офелии отказалась, уверив всех, что выспалась и теперь уже чувствует себя гораздо лучше. Правда, учитывая тут же и свалившееся новое испытание для ее многострадальных нервов, Набу позволил себе несколько в этом оптимизме усомниться.
По крайней мере, на Блум-то как раз не просматривалось абсолютно никаких, даже самых зыбких следов какого-либо колдовского воздействия, поэтому именно на переутомление и вечную нервотрепку оставалось ее паршивое самочувствие списать.
Дольше всего провозиться пришлось, заглянув в комнату Стеллы. Техна, закупорив уши наушниками-«ракушками», предавалась увлеченному разграблению гардероба принцессы, не обращая ни на кого внимания и время от времени чисто риторически вежливо уточняя у хозяйки комнаты и веще, может ли взять «еще во-он те босоножки», «этот оранжевый топик с блестками» или «ту миленькую сумочку с мишкой». Сидящая на кровати Стелла рассеянно угукала, не заботясь о том, что Техна ее ответов даже не слышит – сама она обращала на окружающий мир еще меньше внимания, сосредоточившись на приглушенном рыдании в платочек. На коленях преображенной принцессы лежала раскрытая книга, как Набу успел бегло заметить, со столбиками каких-то стихов, еще несколько валялись вокруг.
– Стелла! – отпихнув Набу, Блум бросилась вглубь комнаты и тоже устраиваясь на кровати рядышком, чтобы заключить подругу в объятья. – Стелла, ну, пожалуйста, перестань! Не надо так переживать! Теперь мы непременно все исправим – все вместе мы и с куда более серьезными проблемами справлялись, ведь правда?! Никогда нельзя отчаиваться, и…
– Я вовсе и не отчаиваюсь, – солярийка деликатно высморкалась и, убрав платочек, поправила на заплаканных глазах старомодные очки. – Я… я не так уж сильно и переживаю.
– И поэтому ревешь тут в три ручья? – несколько усомнилась Блум. Стелла смущенно порозовела.
– Я… я перечитывала поэму о Солмаке и Левкатойе, я так… в детстве это была моя любимая книга, но я каждый раз… не получается сдержаться и не заплакать, когда я ее перечитывала. Солмака – первого солярийского принца – полюбили две сестры, а когда он выбрал одну из них, вторая решила убрать соперницу с дороги и… и-и-и… Простите меня! – передвинув очки на челку, Стелла вытерла глаза кулаком. – Совершенно не могу сдержаться! Я… я почти уже десять лет не перечитывала свои любимые поэмы, все словно бы в первый раз! Клянусь светом всех звезд дракона, кузен прав, сколько же времени я зря спустила, шатаясь по этим дурацким магазинам, салонам и тусовкам! И даже не вспоминала о всем, что мне так нравилось…
Кажется, уже самому Набу начинало становиться… жутковато. После обучения ментальному колдовству-то психика разные вещи воспринимает без особых волнений, а вот кое-кого из гвардии Ская, когда они – уже завтра – вернуться с Эраклиона, непременно от совокупности всех этих метаморфоз хватит инфаркт. А то и похуже…
– Что значит – так нравится – если ты из-за этого все время плачешь? – терпеливо, словно разговаривая с ребенком, пробурчала Блум, уже другим платком старательно вытирая лицо подружки. – Нельзя было читать поэмы с более счастливым концом, что ли? Посмотри только, на кого ты похожа, вся зареванная!
– Ну и что? Ты же сама говорила, не так уж важно, как выглядишь, главное, что я – это я. Настоящая красота – это красота души, сами же постоянно твердите!
Рыжеволосая фея на пару мгновений застыла, явно не находя, что на это ответить, даже рука с платком зависла в воздухе. Спорить с подобным утверждением, конечно, не хотелось, но и соглашаться в данном конкретном случае было как-то…
– Одно совершенно не исключает другого! – твердо возразил Набу. Попытки как-то разрешить ситуацию напоминали ожесточенную греблю или попытки плыть против течения – вроде бы, все усилия прилагаешь, а почти не двигаешься с места, а то и наоборот – сдаешь назад. – Теперь, раз уж ты это так ясно осознала, можешь в дальнейшем успешно совмещать и внутреннюю красоту, и внешнюю, верно? Зачем постоянно ударяться в крайности? Кроме того, даже если ты считаешь, что сама не слишком-то пострадала от этой перемены, то подумай об остальных! Или красота намерений и поступков тебе теперь тоже кажется малозначимой?
