— Если ты захочешь раздеть меня, — сказала вдруг Хоук и слегка повела плечом, — не останавливайся…

Фенрис заметил, что его рука переместилась на ее плечо, и сдвигает ткань туники в сторону.

— Разве я могу устоять перед таким соблазном? — зажмурившись, ответил он уже немного севшим голосом.

— Мне кажется, я где-то не здесь... — прошептала Хоук, помогая ему снять с нее тунику.

— Как будто это сон…— согласился Фенрис и почувствовал ее поцелуй.

— Мне так хорошо с тобой… — прошептала она ему на ухо, незаметно оказавшись сверху, — открой глаза?

Фенрис подчинился и увидел, что туники на теле Мариан уже не было. Эльф протянул руку и провел ладонью от шеи, спускаясь между грудей к плоскому животу. Хоук откинула голову назад, выгибаясь, и Фенрис подумал, что не видел ничего прекраснее.

Он сел, обхватив ее, и Хоук слабо застонала, когда эльф начал целовать, опускаясь ниже к плечу, затем по ключице, к самой груди.

— Ты будто создана для меня… говорил он, водя руками по ее плечам и пояснице.

— Я хочу быть твоей… отвечала она, запуская руку в его волосы.

— Я так долго был один, в темноте, не слыша собственного голоса…

— Ты не один, Фенрис, я рядом.

Они говорили об этом или это мысли эхом раздавались у него в голове?

Как он будет смотреть ей в глаза после этого? Смогут ли они сделать вид, что и ничего не происходит?

Фенрис знал, что нет.

Хоук постанывала, шептала на ухо его имя, а он старался быть нежнее, чем всякий раз до этого. Эльфу хотелось показать, что она значит для него гораздо больше… Ему казалось, что он не заслуживает ни одной ее улыбки, но Мариан упорно доказывала обратное.

Фенрис не верил, что мог быть нужен кому-то. Но Хоук тоже не верила.

Бывало, что их разговоры доходили до личного, и он видел в словах Мариан одну лишь самоотверженность. Ей отчаянно хотелось любить кого-то, заботиться о друзьях, она признавалась ему, что боится одиночества.

Он тоже боялся.

Но когда они были рядом друг с другом, об этом эльф думал в самую последнюю очередь.

— Фенрис… — выдохнула она, впиваясь в его спину пальцами.

Говори мне мое имя, когда ты так делаешь, я осознаю, что я еще жив. Когда ты зовешь меня, Мариан, мне кажется, что я тебе нужен?

Менялись позы, мялись простыни, виски и эль давно выветрились, Фенрис чувствовал каждый сантиметр ее кожи, капельки пота на ее пояснице, тепло тела. Ему было так хорошо, что он был готов кричать об этом. Не верилось, что чей-то запах будет пробуждать в нем столько чувств.

Звук ее голоса, милая улыбка, неуклюжие движения, задорный смех, надутые губы и хмурый взгляд по утрам. То, как она начинает размахивать руками, пытаясь рассказывать анекдот, подражая Варрику. Как горячо начинает спорить с Изабеллой, принимаясь увлеченно что-то доказывать. Какая она смешная, когда смущается, и опускает глаза, пытаясь отшутиться.

Я люблю тебя.

Хоук прижалась к нему, и кажется, уже уснула.

Фенрис лежал на спине, глядя в потолок, а в висках отчаянно бились эти мысли, нашедшие вдруг выход всего лишь в трех словах. Как это оказалось просто! Когда это началось?

Почему в это очень хотелось верить, и в то же время, отчего-то становилось жутко страшно?

Ровное дыхание Хоук рядом успокаивало, но мысли обретали ясность и трезвость.

Это был их день. Тихий, спокойный, а может быть даже немножечко глупый и бессмысленный. Они ничего не делали, просто отдыхали. Среди всего ужаса, который творился вокруг, Фенрис ясно осознал, что Хоук – это едва ли не единственное, что заставляет его с улыбкой смотреть в завтрашний день. Она доверяла ему, он отвечал взаимностью… Фенрис думал, что он чудовище, но рядом с ней, зверь съеживался внутри, уступая место нежности…

Хоук будила в нем яркие эмоции, о существовании которых он мог только догадываться.

Каффар, да она стала слишком важна для него! Он до одури боялся ее потерять, до какого-то странного озноба, от одной мысли, что с ней может что-нибудь случиться.

Фенрис осторожно повернул голову и посмотрел на Мариан. Свечи уже почти прогорели, комната погрузилась в полумрак, но эльф все равно видел контуры ее лица. Он крепче прижал ее к себе, Хоук вдруг улыбнулась и поерзала, словно устраиваясь поудобнее. Фенрис заметил, как его лицо расплылось в идиотской ухмылке, против которой больше ничего не говорил даже его внутренний голос.

Комментарий к Глава 4 http://annyboostuff.tumblr.com/post/102259476134/i-want-you-to-promise-me-something-if-you-love

====== Глава 5 ======

Est modus in rebus

Всему есть предел

В конце концов, в этих боях нельзя найти что-то особенное. Все они сливаются в одно затяжное и очень монотонное сражение. Когда твои мышцы словно каменные, а ладони в мозолях от меча, разум не ищет причин, оправданий или выходов, только – бей, лишь бы не убили тебя. Лито бывает на волосок от гибели неоднократно, но почему-то всегда удается выиграть еще один шанс.

Мама говорила, что его имя переводится как «счастливый».

Толпа скандирует «Ура-ган! Ура-ган!», Лито смахивает капли пота со лба и делает очередной рывок, последний, после которого его противник падает навзничь.

Большой двуручный меч теперь его по праву, он доказывает свои способности в бою и может забрать себе оружие. Пыль оседает, взгляд эльфа цепляется за тело убитого: нелепая поза, тонкая, засохшая струйка крови на виске, бисеринки пота на крыльях носа и подобие улыбки-оскала на губах. Сколько таких жертв падет перед ним на арене, прежде чем Данариус обратит внимание? Лито понятия не имеет, что замышляет магистр: думать об этом некогда.

Мариан улыбается, глядя на него, и это почему-то заставляет улыбаться в ответ. Какое странное ощущение: ему нравится ее улыбка, и эти искорки в глазах – они его манят.

С ней уютно, Хоук создает вокруг себя настроение, где бы они ни находились. Даже в мрачных и сырых подземельях. Она то начинает петь, то играть в загадки с Варриком или задавать вопросы, как любопытный ребенок. Никогда не знаешь чего ждать от нее в следующий раз.

С грабителями Мариан не церемонится: может трусы на голову натянуть, а то послать куда подальше в весьма витиеватой форме. Изабелла многому ее учит. Фенрис смотрит на шушукающихся девушек, и Мариан хитро щурится в ответ.

Лито тренируется, как проклятый, делит день на промежутки от тренировки до боя, отвлекаясь лишь в перерывах на сон и еду. Тогда же в голову приходит внезапное открытие, что с этим можно ужиться, а ведь раньше он и помыслить не мог о таком распорядке дня.

Подъем начинается с рассветом, всех из его отряда гонят в умывальни, заставляя обливаться ледяной водой для укрепления здоровья и боевого духа. Затем проводят ежедневный осмотр личных вещей. Их не так уж и много, но за неаккуратность и пренебрежение к внешнему виду могут достаточно строго наказать. Если плохо с одеждой, например дыра на рубахе, награждают десятью ударами по пальцам. После такого очень больно держать в руках иголку, Лито запоминает это правило одним из первых.

Пренебрежение к чистоте, а не приведи Создатель, вши и прочие неприятности караются суточной работой в конюшнях, в которых, при царившей на Сегероне жаре, просто невыносимо.

На каждую ошибку есть наказание, начисто лишающее желания делать так еще раз. Дисциплину здесь вдалбливают день и ночь.

Зато если соблюдать правила, можно заработать ужин посытнее и кое-какие сладости или пару часов свободного времени перед сном, а то и свободный час на встречу с родными.

По ночам, Лито вспоминает о сестре и матери, однако, увидеться с ними возможности нет. Они расстались в тот день, на арене, когда эльф отдал себя в распоряжение Данариуса. Отвернулся и даже не смог посмотреть на одинокую фигуру матери и маленькую сестру, державшую ее за подол платья.

Он так и не попрощался с ними.

Лито отгоняет от себя эти мысли, зевая. Он обещает себе, что еще успеет увидеть их, когда добьется чего-нибудь значительного или узнает, чего от него ждут в этом отряде смертников, ведь он удивительным образом до сих пор остается живым. А покамест засыпает, как убитый. Затем, приходит утро, и бешеный ритм дня начисто лишает его возможности думать о семье.