-Тем не менее вы не убедили меня в том, что вы совершенно ничего не знаете о странной гибели своей первой жены. Я думаю, что само название “первая жена” уже посеет сомнения у моей дочери в отношении вас - это первое. Второе - дело было закрыто и официально выдвинули версию, что Энолу Шарп убил дикий зверь, когда гуляла на безлюдной станции, вдоль леса, но всем хорошо известно, что это не так. И я могу поспособствовать тому, чтобы дело возобновилось, и они начали искать настоящего убийцу, я могу сделать так, что вас отправят на смертную казнь за это преступление, причем неважно, совершали ли вы его или нет. Для того, чтобы этого не случилось, от вас я требую лишь покинуть Бостон навсегда и оставить в покое мою дочь.
Столь смелое и решительное заявление от мистера Мунна было почти ударом в сердце. Сейчас Томас осознал в полной мере, что оказался в тупике, и чтобы покинуть его как можно скорее, снова предстоит вернуться назад и отыскать правильный выход из ситуации… или не правильный.
Шарп долго молчал, выслушав угрозы магната до конца, вытерпев его сердитый взгляд, за которым скрывается пылающая любовь к единственной дочери, и наконец нашел в себе силы признать свое поражение:
-Хорошо, мистер Мунн. В конце концов я получил то, зачем приехал сюда, и вы просто не оставляете мне выбора. Я уеду, так как очень не хочу ворошить своими же руками свое прошлое, но сперва позвольте мне попрощаться с Шарлоттой.
-Думаю, это будет лишним. Вы действительно получили то, зачем приехали сюда, и если не хотите раздуть из маленького недоразумения настоящую катастрофу в первую очередь для себя самого, то вам стоит покинуть Бостон как можно скорее и как можно тише. - Мистер Мунн был неумолим в своем решении и настаивал на его выполнении безо всяких промедления. Он взял драгоценную папку в руки и все таким же твердым и холодным взглядом уставился на баронета. Тот обреченно вздохнул, а затем поднялся со своего места и направился к двери, у самого порога остановившись и обернувшись лицом к магнату лишь для того, чтобы уловить в его взгляде хотя бы малейшее снисхождение, но в его одаренных темной ненавистью глазах не было даже просвета.
-Очень жаль, что вы считаете чувства своей дочери недоразумением, - тихо произнес англичанин, прежде чем удалиться из кабинета.
Шарлотта полностью ударилась в свои эмоции и ощущения от произошедшего с нею недавно. С самого утра она берется за кисти и карандаши, а затем набрасывает на чистый лист бумаги то, что могло привидеться ей или явиться в действительности. Она помнила и хранила в своей памяти каждую черточку того отвратительного лица, не имеющего глаз, а только кровавые следы, по-видимому оставленные когда-то чьей-то жестокой рукой. Только сейчас Шарлотта вдруг вспомнила ещё одну деталь, которую изначально упустила: у призрака была одежда. Как бы странно то не звучало, но это существо было облачено в лохмотья черного цвета, а лицо прикрывалось вуалью, делая его ещё более жутким. Но девушка не собиралась теперь бояться своих воспоминаний, словно кто-то подсказывал ей, что то, что она видит, это всего лишь последствия страшного события, а вот в том, что она слышит, есть определенный смысл, странная и мучительная тайна, которую девушка пытается разгадать уже много лет.
Она берет кисть, как орудие для скорой битвы, берет решительно, крепко. Она начинает срисовывать картину, что буквально стоит перед глазами, что появляется в голове каждую секунду. То ужасное лицо, которое порой мерещится ей во тьме. Она не может дать этому образу правильное название, она не знает, преследователь ли это, а может быть, вечный спутник, а может быть, в его мраке скрывается свет, и этот свет кроется именно в зловещем шепоте, предостерегающем от загадочного Багрового пика.
Весь этот день и вечер Шарлотта провела дома, практически не выходя из своей комнаты или из библиотеки, пытаясь докопаться до сути появления в её жизни призрака. Но мысли о нем все чаще перебивались мыслями о Томасе, которого она не видела целый день, от которого не поступило никаких новостей, девушке даже стало казаться, что он исчез из её жизни, забыв о своем обещании ни покидать её, не распрощавшись. Покидать… Это страшное слово вновь зажгло огонь в Шарлотте, и она оставила мрачность, заперла её за столь же темными дверьми своей памяти, не желая более говорить и думать об этом, не желая более мучить себя пустыми вопросами, на которых вовек не сыскать ответа. Ей непременно хотелось увидеть Томаса, она подалась на этот зов души, на это желание неумолимого сердца, которое дрожит лишь от проницательного взгляда тех красивых глаз.
Шарлотта отправилась в постель темным вечером, чтобы скорее заснуть и встретить начало нового дня, который подарит ей счастливые мгновения рядом с Томасом.
Следующий день был концом солнечных лучей и началом безжалостных, осенних, холодных дождей, которые покрыли своей серой завесой почти весь город. Небо затянуло серыми тучами, ветер хлестал ветки голых деревьев, а беззащитные листья кружил в парках и гонял по дороге, превращая их танец в круговую воронку. Дожди разъедали на дорогах грязевые колеи, порой из-за этого у ездовых случались проблемы: колеса экипажей запросто могли увязнуть на тропах, и тогда народ подтягивался для помощи, но это случалось только в селах, а в самом городе такое было не частым явлением. В такой погоде приятного было чуть меньше, чем в последующих событиях этой истории. Представим, что мрачность осени, постепенно переходящая к холодной зиме, по пятам следует за мрачностью этого повествования, за мрачностью последующих действий. С властью дождя все словно стало изменяться к худшему, а может быть, все изначально шло к этому, шло с самого первого дня встречи Шарлотты и сэра Шарпа…
Рано утром поверенный мистера Мунна заявился в дом с благоприятной вестью, которой магнат ожидал с большим нетерпением, и вот наконец она влетела в его поместье и шумно взмахнула крыльями. Поверенный, мистер Джонсон, сообщил, что сегодня утром видел, как в подъехавший к гостинице экипаж английский баронет, Томас Шарп, усаживал свою старшую сестру, а затем помогал загрузить вещи. Это могло означать для всех только одно - Шарпы покинули Бостон, проплыли над городом, словно тени, и исчезли без следа.
Мистер Мунн был невероятно рад, от его души отлег тяжелейший груз треволнений за свою единственную дочь, и он был готов трубить на весь город о предстоящей свадьбе Шарлотты с мистером МакМайклом, так как эта затея все ещё не покидала его и он намеревался непременно привести её в действие. Однако поверенный посоветовал пока не привлекать внимания к себе и не создавать впечатление у людей, что между ним и Шарпом были какие-то конфликты, ведь люди уже успели заметить, что Шарлотта неравнодушна к приезжему баронету, как и он не скупился на общение с ней, их видели вместе не один раз, их тесное общение было представлено на глаза многих людей, поэтому будет лучше, если эта история закончится ничем, закончится до того не интересно, чтобы в памяти людей не сохранилось само её существование. Все могло бы быть так, если бы дочь столь влиятельного человека не оказалась столь бойкой и шумной, безнадежно влюбленной…
Она спустилась к завтраку после того, как поверенный покинул особняк Муннов. Она спустилась в полном расположении духа и в приподнятом настроении, пропуская мимо черствую и сердитую непогоду и холодные слезы небес, которые оплакивают ушедшее лето и привыкают к наступлению холодов.
-Доброе утро, дочь моя! - радостно воскликнул Уильям Мунн, крепко обняв дочурку за плечи и поцеловав в обе щеки. Этот жест был слишком неожиданным для юной художницы, которая давно уже не видела от отца такого простейшего жеста заботы и любви.
-Доброе утро, папа, - она постаралась произнести это как можно нежнее, но и ей сложно давался такой тон. -У тебя какая-то хорошая новость? Обычно столь ранним утром тебя невозможно увидеть довольным. Да и утро не соответствует радости на лицах, льет как из ведра ещё с ночи.
