Я потянула копье из кобуры и вытащила его из плаща. В тот момент, когда я его достала, оно заискрилось и вспыхнуло, выстрелив в воздух белыми зарядами. Копье сияло ослепительно белым цветом, будто черпало силу из окружающего эльфийского мира.

Я не могла заставить руку отпустить копье. Мои пальцы не разжались бы.

– Брось его сейчас же.

Он повернулся к моей маме и замахнулся кулаком.

Я зарычала и отшвырнула копье. Оно застряло в гладко розовой стене туннеля. Мясистыйканал вздрогнул, будто от боли.

– Оставь. Ее. В покое, – сказала я сквозь стиснутые зубы.

– Отшвырни оружие и покажи мне камни.

– Серьезно, Бэрронс сказал не делать этого.

– Сейчас же.

Вздохнув, я вытащила камни из мешка и развернула бархатную ткань, которой они были обернуты.

Реакция была мгновенной и яростной: туннель конвульсивно дернулся, из глубин влажных стен раздался стон, и подо мной задрожал пол. Камни засверкали иссиня-черным светом. Стены сжались и расширились, словно пытаясь меня вытолкнуть, и неожиданно меня ослепил зловещий свет, я ничего не слышала, кроме ревущего ветра и шума воды. Я зажмурилась от яркого света. Зацепиться было не за что. Я сжала камни в руке, пытаясь накрыть их, и чуть не потеряла бархатную ткань в этой буре. Рюкзак ударился о мои голени и вырвался из моей хватки.

Я крикнула в порыв ветра, зовя своих родителей, Бэрронса – черт, даже Гроссмейстера! Я чувствовала себя так, будто меня тянут в десять разных сторон. Мой плащ сорвался с плеч и теперь трепыхался, развеваемый сильным ветром.

Я изо всех сил пыталась запихнуть камни в мешочек.

Внезапно все затихло.

– Я говорила тебе, – зарычала я с закрытыми глазами, в ожидании, когда погаснет свет, обжигающий сетчатку глаз. – Бэрронс советовал не делать этого. Но разве ты слушал? Нет. – Ответа не было. – Эй! – позвала я осторожно. По-прежнему тишина.

Я открыла глаза.

Розовая оболочка туннеля исчезла.

Я стояла в зале из чистого золота.

Золотые стены, золотой пол – я коснулась своего затылка – куда не гляди, везде золото. Если тут и был потолок, то он находился вне поля зрения. Высокие золотые стены уходили в никуда.

Я была одна.

Ни Гроссмейстера. Ни охраны. Ни родителей.

Я посмотрела вниз в надежде увидеть свое оружие, ножи и рюкзак.

Там ничего не было, кроме гладкого, бесконечного золотого пола.

Я взглянула на стены в отчаянной попытке найти свое копье.

Ничего мерцающего белым цветом здесь не было.

На самом деле, поняла я, как только медленно повернулась вокруг своей оси, на золотых стенах не было ничего, кроме сотен, нет, тысяч, нет… Мои глаза едва не вылезли на лоб. Они полностью покрывали стены до самого невидимого верха – миллиарды зеркал.

Пытаясь осмыслить это, я ощутила вкус бесконечности. Я была крохотной точкой на прямой линиивремени, которая уходила в бесконечность в обоих направлениях,отчего я пребывала в полном и абсолютном замешательстве.

– Вот черт! Черт, черт, черт!

Я знала, где я была.

В Зале Всех Дорог.

Я понятия не имела, сколько просидела.

Мне казалось невозможным измерить время в этом месте.

Я сидела посреди Зала Всех Дорог (с подобранными ногами, глядя на золотой пол, потому что если я начинала оглядываться, то чувствовала себя маленькой и у меня кружилась голова), пытаясь критически оценить ситуацию.

Проблема: где-то там, в реальном мире, в моей гостиной в Эшфорде, штат Джорджия, ГМ до сих пор удерживает моих родителей.

Я представляла, как сильно он был взбешен.

Моей вины в этом не было. Именно он настоял на том, чтобы я показала ему камни. Я его предупреждала. Но винить себя было неуместно, как неуместно было и находиться в этом бескрайнем и равнодушном месте, откуда берут начало все возможные дороги.

У него до сих пор были мои родители. Вот что являлось существенным.

Надеюсь, Бэрронс прямо сейчас мчится через перенастроенное Зеркало в его кабинете, а его приятели прорываются через зеркало на ЛаРю, 1247. Надеюсь, этот скользкий розовый туннель, который слишком уж напоминал мне некоторую часть женской анатомии, чтобы мне было в нем комфортно, до сих пор был невредим, и я всего лишь была изгнана его родовыми схватками, и надеюсь, что через несколько мгновений мои родители окажутся в безопасности.

На мой вкус было слишком много «надеюсь».

Неважно. Я была эффективно нейтрализована. Вырвана из числового множества и заброшена в квантовый зал с переменными величинами, ни одна из которых не могла быть вычислена с помощью единственного уравнения, которое я понимала и которое меня волновало.

Вокруг меня были миллиарды зеркал. Миллиарды порталов. А я-то переживала, выбирая между пятнадцатью оттенками розового!

Через некоторое время я взглянула на часы. Они замерли на 13:14.

Я выскользнула из плаща и начала раздеваться, засунув мешочек с камнями за пояс. В Зале было слишком тепло для всех этих надетых на меня слоев одежды. Я стянула свитер и вязаную кофту с длинными рукавами, завязала их вокруг талии, потом снова надела плащ.

Я устроила инвентаризацию предметов, которые были при мне.

Один нож – древний шотландский кинжал – о котором ГМ не знал, утащенный из раздела «Сувениры» книжного магазина Бэрронса, прикрепленный к моему левому предплечью.

Одна баночка из-под детского питания с извивающейся плотью Невидимого в левом кармане.

Два раздавленных протеиновых батончика, засунутых во внутренний карман.

Один МакНимб, застегнутый под подбородком ремнем.

Один мобильник.

Я провела инвентаризацию того, чего у меня не было.

Нет ни батареек, ни фонариков.

Нет воды.

Нет копья.

Здесь я остановилась. Это было плохо само по себе.

Я вытащила из заднего кармана сотовый и набрала номер Бэрронса. Я так привыкла к его неуязвимости, что ждала, что он зазвонит, а когда он этого не сделал, у меня был шок. Даже если у его сотового оператора были зоны отсутствия приема, и если он не заработает где-нибудь снова, я могла понять, почему он не действовал здесь. Даже если бы у меня было имя В’лейна, я сомневалась, что и оно сработало бы в этом месте.

Даже мой собственный разум тут не функционировал. Чем дольше я сидела, тем чуднее себя чувствовала.

Зал был не только местом слияния бесчисленных проходов в альтернативные места и времена. Множество порталов заставляли Зал жить и дышать, наступать и отступать. Зал был самим временем. Он был юным и древним, прошлым, настоящим и будущим одновременно.

BB&B излучал ощущение искаженного пространства из-за скрытого в кабинете Бэрронса одного-единственного Зеркала.

Эти миллиарды зеркал, открывающиеся прямо в зал, создавали растущий в геометрической прогрессии эффект, одновременно пространственный и временной. Время здесь было не прямолинейным, оно было… Мой разум не мог на нем сосредоточиться, но я была его частью, и я совершенно не могла с этим разобраться. Я не имела значения. Я была неотъемлемой частью. Я была ребенком. Я была высохшей старухой. Я была смертью. Я была истоком созидания. Я была Залом, а Зал был мной. Казалось, что малюсенькая часть меня изливается кровью в каждую дверь.

Двойственность – не то слово, чтобы описать это. Как и само место, я была всем возможным. Самое ужасное чувство из когда-либо мной испытанных.

Я попробовала набрать ЕНММД.

Нет сети.

Долгое время я смотрела на ЕТУ.

Риодан говорил, что сам меня убьет, если я воспользуюсь им без нужды.

Моей первой мыслью было: хотелось бы мне увидеть, как он сюда попадет и попытается это сделать. Второй мыслью было то, что я не хотела бы это выяснять, потому что тогда он тоже будет здесь и вполне вероятно убьет меня.

Я не могла даже представить убедительный аргумент в пользу того, что я умираю. Мне могло не нравиться текущее положение дел, но бесспорно, я была совершенно здорова, и моей жизни напрямую ничего не угрожало. Хотя мне казалось, что я все больше… запутываюсь.