Регулус медленно обернулся и впервые с того момента, как они поцеловались, взглянул ей в глаза. Сердце Гермионы ёкнуло, и она неслышно вздохнула, в то время как на лице Регулуса промелькнула тень какой-то эмоции, и он отвёл взгляд.

– Не говори глупостей, – сказал Регулус и слегка нахмурился. Было ощущение, будто его что-то гложет, и Гермиона чувствовала: она тому причина. Опасения подтвердились, когда она села к нему немного ближе, чем всегда, а он уже хотел было отодвинуться, но, видимо, вовремя одёрнул себя.

Прикусив губу от обиды, Гермиона какое-то время молчала, но вскоре выпалила:

– Что происходит? Почему ты меня избегаешь?

Регулус ответил не сразу – лишь нахмурился и напрягся ещё больше, но потом неохотно выдал:

– Дело не в тебе.

– А в чём? – тут же задала вопрос Гермиона, всматриваясь в его лицо, в котором уже не было и намёка на одухотворённость.

– Очевидно, во мне, – после небольшой паузы ответил Регулус с ноткой грусти.

Казалось, сердце Гермионы только что высоко взлетело, но тут же бросилось вниз.

– Ты… – проглотив ком в горле, начала она, – …ты жалеешь о том, что здесь произошло в прошлый раз?

– Конечно нет.

Он ответил так резко, что она даже растерялась.

– Но в чём…

– Ты действительно хочешь знать? – вновь повернулся к ней он и на этот раз посмотрел прямо в глаза таким взглядом, что от поясницы по телу разбежались мурашки, а низ живота свело от желания вновь ощутить руки и губы Регулуса, которому сейчас она была готова позволить гораздо больше, чем в прошлый раз.

– Да… Я хочу, – выдохнула Гермиона и, осознав двусмысленность фразы, немного покраснела.

Может, ей почудилось, но зрачки Регулуса слегка расширились, как если бы он уловил эту двусмысленность тоже, а взгляд мельком скользнул на её губы. В какой-то момент ей показалось: сейчас он её поцелует, как в прошлый раз нежно обняв за талию, но этого не произошло.

– Меня тянет к тебе, – поднял глаза Регулус, полностью развернувшись к ней, – так сильно тянет, что я едва себя держу каждый раз, когда оказываюсь рядом. Мне недостаточно просто говорить с тобой, мне хочется большего, гораздо большего. И дело здесь не в простой похоти, Гермиона, а в том, что я хочу быть с тобой, хочу обладать тобой, хочу, чтобы ты была только моей. Я хочу тебя обнимать не как подругу, а как возлюбленную, хочу целовать тебя и не чувствовать, как твоя рука упирается мне в грудь в предупреждающем жесте, не позволяя прижать тебя так близко, как я того желаю.

Он замолчал, словно проверяя её реакцию, а Гермиона просто не могла найти слов. Она смотрела в потемневшие глаза Регулуса, и ей казалось, что где-то внутри расцветает её личное сияние, будто само небо пустило маленькие ростки в душу, а Регулус словами заставил их взойти.

– И я думаю, что я… – Регулус закусил губу, глядя так, что она поняла всё без слов, которые он всё же озвучил: – Я люблю тебя. И я так хочу тебя, что лучше бы тебе держаться от меня подальше, пока ты не будешь готова ответить тем же. Если ты будешь готова ответить тем же.

Она сказала ему своё «я готова» беззвучно: просто потянулась к нему и горячо приникла к губам, обвивая шею руками. В первую секунду он опешил – точно так же, как она сама почти неделю назад, но в следующую… В следующую Гермиона почувствовала, что её внутреннее сияние распустилось пышными эфемерными цветами и пролилось в каждую клеточку тела, потому что Регулус наконец ответил на поцелуй и притянул её к себе. На этот раз между ними не было её выставленной вперёд ладони, которая сдерживала бы их в желании прильнуть друг к другу, а потому Гермиона едва слышно застонала, ощущая, как крепко руки Регулуса прижимают её к своему сильному телу, как восхитительно скользит его горячий язык по её губам, как жарко ей самой становится от осознания, что они проводят это последнее сияние так, как она втайне мечтала. И на этот раз совершенно не хотелось думать, правильно ли это? Нужно ли? Будет ли она потом жалеть? Потому что Гермиона знала лишь одно: ей это необходимо, а что до правильности – она всю жизнь нарушала правила.

Внезапно Регулус одной ладонью скользнул вниз и упёрся в землю за спиной Гермионы, а второй – перехватил её за талию и медленно уложил на мягкую траву, не разрывая поцелуй, который стал жёстче. Теперь они оба тяжело дышали, задыхались от ощущения такой близости, что кружилась голова. Они кусали губы друг друга, всё сильнее вжимались друг в друга ртами и целовались как в последний раз. А может, так оно и было? Гермиона чувствовала возбуждение Регулуса, чувствовала, как он вжимается напряжённой плотью ей в бедро, и от этого только сильнее заводилась, двигалась навстречу, желая ещё ближе ощутить его. Ощутить его полностью.

– Ты же понимаешь, что если мы сейчас продолжим, то я не смогу остановиться? – резко разорвав поцелуй и наклонившись так близко, что они соприкоснулись лбами, хрипло спросил Регулус.

– Не говори – испортишь, – повторила Гермиона фразу, которую услышала от него, когда пришла на сияние в первый раз, и Регулус впервые за много дней улыбнулся ей, вновь став настолько красивым, что Гермиона нетерпеливо притянула его к себе.

Она судорожно глотала ртом воздух, чувствуя, как Регулус спускается поцелуями к шее, нежно прикусывает кожу, а затем, поддев подол лёгкого платья, тянет его вверх, при этом плавно скользя по бёдрам к талии и опаляя и без того разгорячённую кожу ладонями. Гермиона привстала, помогая стянуть с себя ставшую бесполезной одежду, а затем принялась расстёгивать рубашку Регулуса, не решаясь поднять взгляд. К щекам прилила кровь, когда она стянула её с него и прикоснулась рукой к крепкой груди, ощущая кончиками пальца биение сердца.

– Ты такой… – начала она, а потом не спеша провела рукой по обнажённой коже вниз, замерев у пояса брюк.

– Не говори – испортишь, – с рыком перехватил он её запястье и вновь повалил Гермиону на землю, накрывая ртом ставший невероятно чувствительным сосок.

Гермиона охнула и выгнулась в спине, чувствуя, как восхитительно Регулус ласкает её грудь, как уверенно его рука скользит по внутренней стороне бедра всё выше, а потом и вовсе касается её там, где ей сейчас было просто жизненно необходимо его ощутить. Судорожно глотая ртом воздух, пытаясь не думать о том, что Регулус стаскивает с неё бельё, Гермиона трясущимися руками потянулась к его паху, расстегнула ширинку, но вмиг забыла обо всем, когда почувствовала, как его указательный и средний пальцы скользнули внутрь, а большой – накрыл клитор. И Гермиона уже не могла разобрать, стонет ли это она или слышит чьи-то другие стоны, потому ей казалось, она сходит с ума. Просто теряет рассудок из-за его пальцев, которые так правильно, именно так, как нужно, двигались в ней, что оствалось только это пульсирующее, всё разрастающееся возбуждение, которое ещё немного, совсем немного и…

Но она не хотела этого без него. Медленно открыв глаза, Гермиона обхватила Регулуса за запястье и мягко потянула вверх. Видимо, её взгляд говорил лучше любых слов, потому что Регулус, на миг замерев, всё же не спеша вытащил из неё пальцы, но лишь для того, чтобы, наконец, войти в неё.

Гермиона громко застонала, когда он сделал это. Плавно, осторожно, продвигаясь всё дальше, так восхитительно заполняя, что казалось, вот она – самая правильная вещь на свете. Гермиона запрокинула голову и сама вскинула бёдра так, что с губ Регулуса сорвался полустон-полувздох.

– Лучше не надо, – сквозь зубы прорычал он, обхватив её лицо ладонями и вновь склонившись к ней так, что их лбы соприкоснулись, а в следующую секунду подался назад и снова вошёл до упора. И когда он начал размеренно двигаться, растягивая, давая привыкнуть к себе, Гермиона уже не различала, где кончается сияние и начинаются они сами. Она смотрела на звёздное, теперь ставшее аквамариновым небо, видела, как облака набухают, разрастаются, как и это тягучее, плавящее кожу чувство внизу живота, заставляющее её стонать сильнее, сжимать, царапать спину Регулуса, который от этого только заводился всё сильнее и начинал двигаться жёстче. Этого было достаточно, чтобы в какой-то момент Гермиона, увидев, что небо словно падает на них, тоже упала, упала в сияние. И когда её тело мелко потряхивало от разрядившегося возбуждения, от ощущения, как внутри разливается тепло Регулуса, последовавшего за ней, а голова кружилась так, что всё вокруг напоминало мелькающее, движущееся цветное марево, она сама словно стала сиянием.