– Однако ж эти воры как-то через топи перебираются, – задумчиво отметил сир Гарет, и закончил: – Так что приходится делать изрядный крюк, на запад к Дарму, потом на север и на восток.

Айрис ткнула Эйвион в бок.

– Слышала? К Дарму, откуда бабка моя родом.

Эйвион кивнула.

– А Дарм… там кто живёт ещё?

– Никого, – ответил рыцарь, – мёртвое селение, гнилое и дома без крыш. Что-то случилось в тех краях, уж с полсотни лет назад, а что – не знаю.

Белую башню они заметили уже к вечеру, когда лучи солнца, ставшие красными, едва пробивались сквозь густые переплетения ветвей.

Башня встала перед ними каменной громадой: без дорог, тропинок, окружённая вплотную подступавшим со всех сторон тёмным лесом; её стены почти доверху покрывал ковёр из ползучих растений.

– Почему же «белая»? – удивлённо спросила Айрис, и один из солдат, молодой, с чуть наметившейся бородкой, жизнерадостно откликнулся:

– А Вил её знает!

Эйвион вздрогнула.

– Наверное, – продолжил солдат, – из белого камня была, сейчас уж не разглядишь. Говорят, там дальше, за Дармом, каменоломни, так что этого добра здесь полно.

Латника звали Утер. Насвистывая под нос, он помог девушкам спуститься на землю, при этом подмигнув Айрис.

– Пока можно размять ноги, госпожа, – заявил он, едва уловимо поклонившись в сторону Эйвион, – сейчас там приберутся, а ваша горничная постель приготовит.

Айрис застыла, открыв рот, но ничего не сказала. Потом, неопределённо глянув на Эйвион, мотнула головой и направилась к входу в башню.

Вход обнаружился с другой стороны: каменный проём без двери, на высоте примерно человеческого роста; забраться внутрь можно было по приваленному стволу дерева.

Заметив вопросительный взгляд Эйвион, Утер пояснил:

– Это для защиты. Так врагам труднее залезть.

В башне царила промозглая сырость. Стены заросли мхом, а посередине виднелись остатки недавнего кострища. Наверх вели поднимавшиеся спиралью каменные ступени. Ни одной двери в башне не было: по всей видимости, они давно сгнили.

Комната на втором этаже также оказалась пуста, если не считать паучьих тенет и вороха лесного мусора. Айрис возилась в углу, наваливая кучу из веток и сухих листьев, которые ей тут же охапками передавали солдаты. Ещё один прямо на полу разводил костёр, оградив его несколькими камнями. Ничего похожего на очаг Эйвион тут не заметила.

– Вот, – сказала Айрис, усевшись на листья, – это – постель. Надеюсь только, что мы здесь не окоченеем до утра.

Солдаты ушли. В лесу быстро темнело, и отверстия узких бойниц из глубоко-синих превратились в чёрные. Эйвион и Айрис сидели рядышком молча, и лишь время от времени по очереди подбрасывали в костёр новую хворостину. Снизу слышался грубоватый смех и лязг оружия; до девушек донёсся запах жареного бекона, а вскоре появился сир Гарет с двумя дымящимися кусками мяса на листе лопуха, и небольшой флягой. Обойдя огонь, он уселся прямо на каменный пол, скрестив ноги.

– Это – арак, – пояснил он, протянув флягу Эйвион. – Из сока пальмы. У нас такое не делают. Осторожно – крепкий.

Эйвион сделала маленький глоток и закашлялась; из глаз выступили слёзы. Она никогда не пила ничего крепче сидра. Подумала немного – и отхлебнула ещё: арак был сладковатый на вкус, а по всему телу растеклось приятное тепло.

– Сир Гарет, – сказала она, чуть запнувшись – язык тут же принялся заплетаться, – расскажите о моей матери…

Рыцарь сидел, привалившись к стене, и смотрел в костёр.

– Леа Морвэн… Он пожал плечами. – Я мало знаю о ней. Она была удивительной красавицей. Говорят, твой отец, лорд Тарен, завоевал её на турнире в Морхолле. Я был там, совсем юнцом. Там присутствовал граф Морвэн и, выпив лишнего, он пообещал руку своей младшей дочери победителю.

– Младшей? Значит, была и старшая?

– Была. Но уже тоже умерла. Если не ошибаюсь, её выдали замуж за лорда Эри, это далеко, на юге, а вскоре в тех краях случилась чума. Так вот: в тот день бились сир Тарен и сам Марред. Они сломали по двое копий, а потом продолжили сражаться на мечах, но ни один из них не смог одержать верх. Граф Морвэн, наверное, уже жалел о своей затее, но, как говорят, слово – не воробей, и он был вынужден предоставить дочери право выбора, а Леа надела венок на голову твоего отца.

– Почему? Ведь лорд Марред знатнее?

Сир Гарет усмехнулся, подавив зевок.

– Кто же вас, женщин, поймёт…

– А нынешний граф Морвэн, получается, мой двоюродный брат?

– Получается, так… – Рыцарь встал. – С вашего позволения, я буду ночевать здесь, у входа.

Не дожидаясь ответа, он вышел и, завернувшись в плащ, растянулся на полу, перегородив дверной проём. Почти сразу же до девушек донёсся его негромкий храп.

– Ну, надо же, – пробормотала Айрис. Её глаза тоже слипались. – Ты и правда… того… знатная.

– А какой толк?

Внизу кто-то тихо запел. Голос эхом отражался от каменных стен. Эйвион знала эту песню. Там говорилось об одном рыцаре, которого уродливая дочь тролля пыталась соблазнить богатствами.

Но рыцарь рек надменно: «Ступай с дарами прочь –

Богами ты проклята навечно.

Тебе не искусить меня, троллина дочь,

Ведь вера моя безупречна…3

Эйвион сидела, как каменная. Красные отблески затухавших головёшек плясали на её лице, превращая его в двуликую маску.

– Я не хочу туда ехать, – прошептала она сквозь зубы.

Айрис успокаивающе положила руку ей на плечо.

– А куда хочешь? – тихо спросила она. – Обратно к госпоже Блойдеин? Тебя никто не спрашивает. Говорю – не обращай внима…

Какой-то звук заставил её замолчать. И не только её. Песня внизу внезапно оборвалась, затих и солдатский говор. Сир Гарет, проснувшись, сел на полу.

– Тихо, – сказал он.

Звук был… не лесной. Он походил на тихий шелест, внутри которого слышались голоса. Десятки и сотни невнятно бормочущих голосов. Громко, с леденящим свистом что-то пролетело мимо бойницы, и исчезло в ночном небе. Шелест усилился вновь, накатывая и отступая подобно волнам. Внизу дико заржали лошади.

Айрис дрожала с головы до ног.

– Это шали, – пробормотала она.

– Кто? – спросил сир Гарет. Он вскочил на ноги, и в его руке тускло блеснул меч.

– Шали. Не люди. Бабушка Маргет рассказывала. – У Айрис зуб на зуб не попадал. – Здесь не спрятаться, надо бежать…

Рыцарь внимательно посмотрел на девушек – они стояли, прижавшись друг к другу, – и кивнул.

– Хорошо. Вниз, тихо.

Все солдаты, с оружием наизготовку, замерли в напряжённых позах, некоторые посередине помещения, выставив перед собой короткие копья, другие – прижавшись к стенам. Глаза их были устремлены на чёрный прямоугольник дверного проёма.

– Алун? – негромко произнёс сир Гарет.

Один из латников, немолодой мужчина с пуком волос, торчавшим из гладко выбритого черепа, взглянул на командира.

– Вил его знает, – с хрипотцой сказал он. – Там, за деревьями, что-то есть. Не зверь. Или зверь, но такой, какого я не видывал.

– Он не один, – добавил другой солдат, – их много. Шевелятся и урчат.

Рыцарь на несколько мгновений задумался.

– Ифор, Мадок! Проверьте, что там с лошадьми. Лучникам приготовиться.

Те двое, перехватив покрепче рукояти секир и едва дыша, медленно направились к выходу. Один из них поднял смолистую ветку и поджёг её. Вспыхнувшее пламя ярко осветило его сосредоточенное лицо.

Лицо – и длинную когтистую лапу, стремительно просунувшуюся из темноты в узкое отверстие бойницы. Девушки завизжали.

Лапа обхватила солдата за голову, со страшной силой дёрнула. Его тело, трепыхаясь, застряло меж камней; он беспорядочно сучил ногами и руками. Кто-то закричал; кто-то схватил его за ноги, стараясь втянуть обратно. Снаружи слышался дикий клёкот.