- О… Н-ну да, – запинаясь, пробормотал Арчи, мозг лихорадочно работал, подбирая подходящее объяснение. – Я так и планировал, но мне удалось завершить дела пораньше, – наконец выдал он.

Кенди радостно улыбнулась, несколько раз энергично кивнула и довольно провозгласила:

- Вот и замечательно! А как там Анни? Надеюсь, ты не забыл навестить ее и передать мои поздравления?

- У нее все в порядке, – не моргнув глазом, разве что чуть поспешно, ответил Арчи и даже состроил возмущенную гримасу оскорбленной добродетели. – Как ты могла так подумать! Разумеется, я передал ей твои поздравления. Анни очень обрадовалась, узнав, что ты вернулась и что у тебя все отлично. А еще она просила передать тебе большой привет и сказала, что она очень надеется, что вы скоро встретитесь и как следует обо всем поговорите. Долго-долго.

- Я тоже на это надеюсь! Это было бы так здорово!

- Кенди, – едва заметный намек, прозвучавший в голосе Флэнни, произнесшей это короткое слово, моментально вернул их на землю.

- О-о… Арчи, – улыбка Кенди стала виноватой. – Извини, но нам пора на работу. Если мы опоздаем, остальные медсестры будут очень недовольны, а доктор Леонард расстроится. Он – известный почитатель порядка и дисциплины.

- Я понимаю. Мне и самому пора. У меня немало интересной информации для Альберта, и чем скорее мы встретимся и все обсудим, тем лучше.

- Уверена, мы скоро встретимся, но в более подходящем месте и в более подходящее время. Вот тогда-то и наговоримся вдоволь! До свидания, Арчи, – улыбка Кенди ослепляла ярче утреннего солнца.

- До встречи, Кенди, – улыбка Арчи была почти искренней.

- Привет Альберту!

- Обязательно.

С минуту он смотрел вслед уходящим девушкам отсутствующим взглядом, а затем резко развернулся и быстро зашагал в противоположную сторону.

“Ну, вот и всё. Жоа уехала. Странное ощущение – провожать в дорогу близких людей. Всякий раз такое чувство, будто расстаешься навсегда. Даже если знаешь, что это не так. Что так надо. Так будет лучше. И все же грустно. И больно”.

В памяти невольно промелькнули уходящий вдаль черно-белый лайнер-гигант и стелящаяся за ним пенная полоса, разрезающая темную гладь волн, тоскливо-резкие вопли чаек…

“Терри… Наверное, я никогда не излечусь от этого. От Терри. От этой любви. И от этой боли. Прошло уже больше года. И война… А я все никак не могу забыть его. Почему? Господи, ну почему это должно было случиться со мной? С нами? Почему? За что?!! Хотя какая теперь разница? Всё есть так, как есть. Надо жить дальше. Интересно, где он сейчас? Все ли у него в порядке? А вдруг он не вернулся с войны? В конце концов, его могли еще раз ранить. Или убить. Нет! Нет, нельзя об этом думать! Разумеется, с ним всё в порядке! Обязательно! По-другому и быть не может! Он вернулся. Конечно, вернулся. Наверное, он сейчас в Нью-Йорке. Представляю, как должны быть счастливы мисс Бейкер и… Сюзанна. А Терри наверняка снова вернется в театр. И снова будет играть героев и принцев. Благородных и влюбленных. Истинных влюбленных. Да, так всё и есть. Театр – его жизнь. Ромео… Мой единственный, вечный Ромео. Пусть у тебя все будет хорошо. У тебя и Сюзанны. Пусть у вас будет все то, чего не было у нас с тобой. Надеюсь, она сделает тебя счастливым. Очень-очень счастливым. Как ты и заслуживаешь. И вы оба будете жить долго и счастливо. И умрете в один день. Как в сказке. А я… Я буду счастлива, Терри. Обязательно буду. Только счастье бывает разным, мой Терри. Теперь я это понимаю. Я обрету покой и уверенность, что поступила правильно, отказавшись от тебя. Я погружусь в работу и найду в ней своеобразное счастье, как… Как Флэнни”.

Кенди невольно покосилась на идущую рядом подругу. На лице Флэнни светилось привычное умиротворение, а серые глаза смотрели строго и невозмутимо.

- Мы обязательно встретимся – это я тебе обещаю!

“Господи, ну зачем я об этом снова вспомнила? Это был всего лишь ничего не значащий эпизод в моей жизни. Да, это был мой первый поцелуй. Но это совсем ничего не значит! Абсолютно! Как и этот бабник в военной форме! Какая ты глупая, Флэнни Гамильтон! Вряд ли в мире есть еще одна такая дурочка! Да он, поди, и думать о тебе забыл. И имени-то не запомнил! А ты все еще лелеешь воспоминания. Забудь его! Вы никогда больше не встретитесь. А его слова… Ну… Должен же он был сказать тебе что-нибудь на прощание. В конце концов, ты была одной из тех, кто за ним ухаживал. И вообще, с чего ты взяла, что он ухлестывал только за тобой? Кто знает, что он говорил всем остальным медсестрам. Хотя бы той же Кенди. Он довольно часто разговаривал с ней. Так что выброси его из головы! Чарльз Грант больше никогда не появится в твоей жизни. Он – прошлое, а о прошлом не стоит вспоминать! Забудь! Забудь! Забудь! Забудь!”

На лице Флэнни светилось привычное умиротворение, а серые глаза смотрели строго и невозмутимо.

“Лицемер! Боже мой, какой же я лицемер!”

Экипаж слегка трясло по булыжной мостовой. Арчи смотрел на проплывающие в окне знакомые силуэты зданий отсутствующим взглядом, мысли его были далеко. Перестук колес и сиплые гудки поезда, неожиданная встреча на вокзале, короткий разговор, вихрь эмоций – все это смешалось и безумным цветастым калейдоскопом вертелось в измученном сознании. Мысли летели одна за другой. Одна страннее другой. Смутно сознавая, что делает, Арчи выбрался с вокзала и поймал экипаж. Машинально назвал извозчику адрес конторы Альберта и, откинувшись на сиденье, попытался собрать мысли и чувства в кулак. Получалось плохо. Вернее, не получалось. Совсем.

Но самое странно было в том, что Арчи вдруг понял, что ни во время разговора с Кенди, ни после, ни в данный момент не чувствовал себя виноватым перед ней. Это было очень странно. Ведь этой ночью он изменил ей. Да-да, именно изменил. Арчи не собирался лгать себе, отрицая тот факт, что предшествующую ночь он провел с Анни. Ласкал ее, целовал. Анни, а не Кенди. Пусть он был пьян, это ничего не меняло. Он понимал, что делает, кто рядом с ним, и не противился этому. Наоборот. Он хотел этого. В поезде он долго размышлял о том, что произошло. Арчи казалось, что он никогда больше не сможет даже заговорить с Кенди, не говоря уже о том, чтобы посмотреть ей в глаза. Но вот они встретились, и он разговаривал с ней, как ни в чем не бывало, смотрел ей в глаза, улыбался. И даже передал привет от Анни. Он передавал привет женщине, в которую был влюблен, от женщины, с которой ей изменил. Господи, да одной этой совершенно извращенной, отвратительно уродливой ситуации было достаточно, чтобы сойти с ума. Однако же он не сошел. Но самое главное, он не чувствовал себя виноватым. Совершенно. Ни вины, ни раскаяния. Усталость, встревоженность, удивление, неловкость… Что угодно, но не вина.

А вот перед Анни чувствовал. Думая о девушке, оставшейся в Нью-Йорке, из постели которой он сбежал тайком, как последний трус, Арчи чувствовал себя ужасно виноватым. Но не за эту безумно-сладостную, грешную ночь, а за то, что сбежал. Но, мучаясь виной, он вдруг отчетливо понял еще одну странную вещь, удивившую его еще больше: вспоминая о том, что произошло между ним и Анни, он не ощутил стыда. Он чувствовал себя виноватым. Но не жалел. Он ни о чем не жалел.

От всех этих противоречивых мыслей начала болеть голова. Арчи прижался лбом к холодному оконному стеклу и закрыл глаза. Он был совершенно растерян.

Продолжение следует…

====== Часть 29. Хрупкое равновесие ======

Свобода – краткое затишье

Меж вихрей жалоб и угроз.

Всё кончено. Умолкли песни.

И чувства нежные исчезли.

Ответа ждёт немой вопрос…

Опущен занавес театра

Привычно-серой суеты.

Огнём страстей горят мечты,

Но…

Тишина. Мелодичный звон чашки о блюдце – словно удивленно распахнутые глаза ребенка. Чуть слышный. Робкий. Нечаянный. Вспорхнул – и умер. И снова тишина. Хрупкое равновесие. «Именно. Хрупкое равновесие», – подумала Элеонора, отставляя чашку с недопитым чаем, и взглянула на сидящего напротив сына. Терри молча смотрел на стоящую перед ним чашку, но не видел ее – в этом Элеонора была абсолютно уверена. Слишком хорошо она знала этот неподвижный отсутствующий взгляд. Словно стеклянный. Нет. Скорее, зеркальный. Да. Именно. Словно гладкая серебряная поверхность зеркала. И такая же холодная и непроницаемая. Хрупкое равновесие.