- Как пожелаете, мисс Шани.

- Спасибо, Дэни.

Отвернувшись, она продолжила путь. Двигаясь скорее по инерции, чем осознанно, она поднялась на самый верхний этаж, где располагались служебные помещения, вошла в гримерную и обессиленно упала на стул. Она чувствовала себя так, словно какой-то невидимый гигант высосал из нее все силы, оставив пустую оболочку. Ужасно ломило кости, а тело ныло от усталости.

«Боже мой, наконец-то все закончилось», – подумала она и, словно ожидая этого сигнала, отяжелевшие веки опустились, а голова стала клониться на грудь.

Но тут дверь снова распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Испуганно вздрогнув, Шанталь вскочила на ноги и ошеломленно уставилась на нее. На пороге стоял Альберт. Вернее, мистер Уильям-Альберт Эндри – самый богатый, знатный и влиятельный холостяк Чикаго, который несколько месяцев ухаживал за ней, посещая все ее спектакли и преподнося скромные букеты фиалок вместо огромных корзин роз и дорогих подарков, как это делали остальные ее поклонники, который сразу же прекратил преследовать ее, стоило ей лишь попросить его об этом, и которому, хотя она не признавалась в этом даже самой себе, таки удалось покорить ее сердце. Ну… или почти удалось. В первое мгновение ей показалось, что она все-таки заснула и все это лишь сон, игра усталости, воображения и тайных чувств. Девушка зажмурилась, а затем резко открыла глаза и несколько раз тряхнула головой, но ничего не изменилось. Она по-прежнему стояла в своей гримерной, а прямо напротив нее, тяжело опираясь рукой на косяк и прожигая ее мрачным, почти жестоким взглядом, стоял Уильям-Альберт Эндри. Не сводя с него изумленно распахнутых глаз, она машинально ущипнула себя за руку и едва не подпрыгнула от боли.

«Значит, это не сон», – молнией пронеслось у нее в голове.

- Что… Что все это значит? – наконец пробормотала она, понемногу приходя в себя. – Зачем вы здесь? Я же просила вас не приходить больше. Сплетни…

- Сплетни?!! – процедил Альберт, словно выплюнув это слово ей в лицо. – Только не нужно рассказывать мне сказки, будто бы тебя волнует, что скажут люди! Тебе больше не удастся сделать из меня дурака. Больше я тебе не поверю.

Шанталь так растерялась, что в первую минуту не нашла, что сказать на это. А затем по ее лицу разлилась мертвенная бледность, черные глаза возмущенно вспыхнули, а брови сошлись над переносицей.

- Что вы такое говорите? По какому праву…

- По единственному праву, которое ты признаешь, – холодно перебил ее Альберт. Два полыхающих гневом взгляда – синий и черный – скрестились, словно два клинка в смертельном поединке. Казалось, даже воздух в комнате потемнел и зазвенел невидимым напряжением. – По праву самого богатого и знатного!

- Что?!! Да как вы смеете!

- Как я смею?!!

Сорвавшись с места, он в два шага очутился прямо перед ней и, схватив ее за плечи, несколько раз тряхнул с такой силой, что ее голова мотнулась, словно у тряпичной куклы. Не ожидавшая этого Шанталь испуганно замерла в его руках, не сделав даже слабой попытки освободиться. Шпильки, удерживавшие ее волосы, уложенные в скромный тяжелый узел на затылке, разлетелись в стороны, и шелковистые черные локоны волнами рассыпались по плечам, но ни один из участников этой сцены не обратил на это никакого внимания.

- Да что с вами, мисс Шанталь? – издевательски прошипел Альберт, почти с ненавистью глядя в ее бескровное лицо с испуганно распахнутыми черными глазами. – В Париже вы не были такой щепетильной. И совсем не боялись сплетен, если судить по тому, что о вас писали в газетах. О нет. Наоборот! Вы выставляли себя напоказ. Себя и свои шашни с этими денежными мешками с длинными родословными. Тогда вас, кажется, совсем не беспокоило, что о вас скажут или подумают. Так почему же здесь, в Чикаго, вы вдруг стали такой строгой поборницей нравов? С чего такая перемена?!! Молчишь? А я скажу с чего. Набиваешь себе цену! Так если дело только за этим, надо было сразу сказать! Ты же знала, что я богат. Очень богат. Один из самых богатых в Чикаго. Это тебе любой подтвердит. Я заплатил бы столько, сколько ты потребовала, и даже не стал бы торговаться. Так зачем же было лгать и разыгрывать из себя недотрогу?

Он еще раз сильно тряхнул ее, испепеляя потемневшим почти до черноты взглядом. И тут до нее донесся знакомый запах.

- Господи, да ты пьян! – пробормотала Шанталь, озаренная внезапной догадкой.

- Пьян? – лицо Альберта исказилось в гримасе, представлявшей жуткую смесь гнева, горечи, разочарования, презрения и насмешки. – О нет. Я не пьян. К сожалению. Всего виски этого мира не хватит напиться до такой степени, чтобы забыть, каким дураком я был. Меня ловко облапошила театральная актриса, приторговывающая собой на подмостках. Словно жалкого, глупого, доверчивого щенка. Впрочем, я и вел себя, как жалкий, глупый, доверчивый щенок. Приходил на каждый твой спектакль, посылал букеты. Выставлял себя на посмешище вместо того, чтобы напрямую спросить о цене. Господи, я сам себе противен! Впрочем, по заслугам мне, наивному идиоту. Нашел, где искать чистоту и искренность!

Он снова тряхнул ее с такой силой, словно хотел вытрясти из нее душу. Шанталь болезненно поморщилась и попыталась высвободиться, но ее попытка привела лишь к тому, что Альберт сильнее сжал пальцы, буквально впившись ей в плечи.

- Отпустите меня! Мне больно!

- Мне тоже больно. Мне очень больно. И становится еще больнее, когда я думаю о том, кому я готов был отдать свое сердце и все, что имею. Шлюха! Обыкновенная жалкая шлюха! Такая же, как и те, что открыто торгуют своим телом в борделях и на улицах. Нет, хуже. Те, по крайней мере, не притворяются добродетельными и не играют в высокие чувства. Они просто делают свое дело, берут деньги и исчезают из твоей жизни навсегда, не причиняя боли ни себе, ни другим.

Это оказалось последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.

- Господи, да что такое сегодня происходит?!! – взорвалась девушка, пытаясь вывернуться из его звериной хватки. – Что с вами со всеми? Сначала Блэкбурн, теперь вы!

При упоминании имени более удачливого и от этого вдвойне ненавистного соперника начавшая было утихать ярость Альберта вспыхнула с новой силой, сжигая в пепел последние остатки благоразумия и сострадания.

- Блэкбурн, говоришь?!!! – взревел он, словно зверь, получивший смертельную рану. – Да, я видел, как ты садилась в его экипаж. Славно поразвлеклись? Надеюсь, вам было очень весело. Разумеется, было! Ты ведь любишь повеселиться? Особенно за счет любовников. Богатых, знатных любовников. В Париже – де Сан-Сир, здесь – Блэкбурн. Кто следующий? Хотя я знаю, кто будет следующим. Следующим буду я! Не волнуйся, крошка. Я заплачу тебе больше, чем они. Я заплачу столько, сколь ты захочешь. Сколько скажешь. Ты будешь принадлежать мне. Но только мне. И между нами больше не будет лжи. Все будет по-честному.

Взглянув в его почерневшее и почти до неузнаваемости искаженное болью и бешенством лицо с глазами, напоминающими две черные бездны, полыхающие яростным огнем, и нервно вздрагивающими, побелевшими крыльями носа, Шанталь ощутила себя загнанной в угол маленькой беспомощной мышкой в лапах обезумевшего от голода гигантского кота и впервые за все время этого странного разговора действительно испугалась. Его безумие было почти осязаемо. Казалось, еще мгновение, еще одно слово – и он перешагнет ту последнюю черту, отделяющую человека от зверя. И наступит конец. И она боялась даже думать о том, каким будет этот конец.

- Господи, вы сошли с ума, – умоляюще прошептала девушка, с трудом удерживая наворачивающиеся на глаза слезы. – Вы не знаете, не понимаете…

- О, нет, моя милая. Теперь я все понимаю. Жаль только, что, в отличие от де Сан-Сира и Блэкбурна, я не сразу раскусил тебя.

- Де Сан-Сир?!! – это имя пробудило в ней прежний гнев. – Не смейте говорить мне об этом подлеце! Вы ничего не знаете!

- За что вы так злитесь на него? – ядовито усмехнулся Альберт, сверля ее пристальным изучающим взглядом, словно удав кролика. – За то, что он раскусил вашу игру? За то, что показал всему свету ваше истинное лицо? Не стоит. Он ведь был не первым. Газеты писали и о других. Только я не запомнил их имен. Их было слишком много. Так почему вы злитесь на беднягу де Сан-Сира? Может быть, потому что он не женился на тебе? А ты думала, что он такой дурак, что женится на шлюхе, на которой клейма ставить негде? – Шанталь никогда не думала, что может быть так больно. Что на свете вообще существует такая боль. Слова Альберта врезались в ее сердце, подобно ударам кнута, безжалостно раздирая его на части и оставляя после себя лишь ошметки, истекающие кровью. Она даже не пыталась вырваться или возражать, понимая, что он попросту не услышит ее. Сейчас он не слышал никого, кроме своей собственной боли и разочарования. А потому она просто стояла перед ним, подчиняясь силе его рук, то и дело встряхивающих ее, словно куклу, и не делая попытки освободиться. – Нет, милая, – между тем продолжал Альберт свой обличительный монолог. – На таких, как ты, не женятся. Им платят и ими пользуются. Это всё, чего заслуживают такие, как ты. И сегодня плачу я. Сегодня ты принадлежишь мне.