– Мы очень стараемся устроить все так, чтобы продолжить исследование, при этом не используя тебя напропалую, – сказала Зи, когда я перенесла всех в Каласу, и мы вышли на центральную площадь, чтобы еще раз осмотреться.

– Как продвигается разведка?

– В процессе.

Мейз рассмеялся, услышав ее тон, и послал мне кривую улыбку:

– Город огромный, и здесь столько всего. Теперь у нас есть карта объекта, но на то, чтобы составить полный каталог и осмыслить находки, могут уйти годы. Таланты видения отметили места, которые необходимо исследовать в первую очередь, но лантары писали на бумаге, а она такая хрупкая. Мы ужасно хотели добраться до этих записей и вряд ли можем жаловаться, получив в распоряжение целую библиотеку, вот только необходимость делать все медленно весьма раздражает. – Он помолчал. – Все здесь напоминает о том, что это была школа.

Трудно было не заметить попадающиеся то тут, то там скелеты, в большинстве своем невысокого роста, но меня беспокоило другое.

– Ходили здесь в околопространство? – осторожно спросила я.

– Не можем туда попасть. Даже после того, как ты открыла дверь, экран нас не пускает. Ты ведь не просто так об этом спрашиваешь?

Мейз быстро соображает.

– Заснула здесь в последний раз. Не уверена, но… просто есть смутное ощущение, что Каласа в околопространстве выглядит по-другому. Хотя видела только комнату с платформой.

– Как по-другому?

– Сияние, – невнятно объяснила я. – Не хватило времени разглядеть. Еще, кажется, ддора не может сюда приходить, потому что я в Каласе ни одной не слышала, сколько бы ни болталась на платформе.

Мейз счел, что на это стоит посмотреть, но поскольку я в тот момент совершенно не чувствовала усталости, отнес меня обратно в Пандору и велел не спать днем, дабы попытаться повторить опыт после обеда. Они с Зи ушли немного отдохнуть, и нянько-вахту приняли Алей с Кетзарен, так что я попросила их помочь мне помыться. Я ощущала себя нестерпимо грязной, а так как наноповязки, по словам серых костюмов, «дышат», то их не стоит подставлять под горячую воду. По крайней мере, пока ожоги немного не заживут.

В итоге на помывку мы угробили почти все утро и ухохотались, но я почувствовала себя гораздо лучше. Приятно было увидеть, как смеется Алей. На Муине она, кажется, стала чуть более открытой – чаще разговаривает с нами и держит голову выше. Алей любит глядеть на озеро, но температура опять понизилась, так что они с Кетзарен не разрешили мне сидеть на улице, и вместо этого мы вместе посмотрели результаты последней аэрофотосъемки, а потом и последнюю серию «Скрытой войны», вышедшую в эфир как раз после нашего прилета на Муину. Сюжет крутился вокруг того, как главная героиня тренирует лже-меня и еле понимает ломаный тарианский, при этом не имея возможности рассказать остальным членам отряда о своем задании. Мы обедали, когда я получила запрос на канал от Рууэла. Теперь можно отсюда общаться с сетари в Каласе, благодаря открытой двери и новым спутникам.

Запрос шел под заголовком «Околопространство Каласы», и, стоило его принять, как Рууэл без предисловий начал:

– Должен ли я понимать «просто смутное ощущение» как «совершенно уверена, но когда попыталась кому-то рассказать, была прервана и теперь ищу оправдание, почему сразу обо всем не доложила»?

Было трудно понять, сердится он или нет. А все приходящие в голову ответы звучали слишком выпендрежно, так что я просто сказала:

– Да.

– Что именно ты видела?

– Светящиеся узоры на стенах, как электросхемы. На платформе тоже. Цвета менялись, когда рядом проходили люди. И на дронов такая же реакция. А рядом со мной цвета менялись иначе.

Отнюдь не смутное ощущение. Нетипично долгое молчание Рууэла перед ответом мало что мне поведало, а потом он произнес:

– Моя ошибка. Неуместная нотация в тот момент.

Интересно, как часто он считает какой-нибудь свой поступок ошибкой? Бьюсь об заклад, он ненавидит оказываться неправым, но всегда педантично в этом признается. И справедливости ради, его нотация была не такой уж неуместной.

– Не разбудила себя сразу отнюдь не только из-за научного интереса, – сказала я и отключилась.

Между нами существует что-то вроде джентльменского соглашения, по которому я не напрягаю Рууэла своими чувствами. Он явно не желает на них отвечать. То ли потому, что влюблен в Таарел, то ли просто не находит меня привлекательной, то ли еще по какой-то причине, но итог один: Рууэл аккуратно держит меня на расстоянии. Пока все это происходит не в открытую, я справляюсь. Но мне все сложнее не реагировать на него и не подталкивать его к ответной реакции, вот почему Рууэл тогда меня отчитал – потому что я не выполнила приказ в попытке продлить сон о нем. Я усложняю ему работу.

Уже пора возвращаться. Я наверняка смогу уснуть: учитывая лекарства исты Темен и мою склонность становиться слабой, как котенок, в раздраженном состоянии, я еле удерживаю глаза открытыми, пока пишу это.

Эксперимент со сном дал одновременно положительные и отрицательные результаты. После того как я переправила в Каласу несколько человек и очередную гору оборудования, меня разместили на крыше здания в следующем ярусе от равнины в центре города. На главном портике, защищенном с трех сторон более высокими участками крыши, над дверью поставили несколько стульев и пару столов. Оттуда открывался изумительный вид на большую часть Каласы. Я сидела и просто болтала с истой Темен (очень взволнованной своим визитом сюда), Мейзом и Зи. По идее, я должна была почувствовать себя в безопасности и расслабиться, и, если увижу во сне Каласу, обратить внимание на всякие странности, но не напрягаться, пытаясь намеренно вызвать сон. А самое главное – не забыть проснуться, если увижу кошмар или почувствую какую-нибудь угрозу.

Отключиться оказалось совсем несложно, но мне тут же начали сниться крузатчи, перебирающиеся через край крыши, и пришлось спешно себя будить. Снова засыпать после такого не особенно хотелось, так что вместо этого я решила поговорить с Мейзом и Зи о том, почему иногда проецирую увиденное в реальное пространство, порой воспроизвожу лишь звуки или «ощущения» – если можно назвать ощущением разорванные в клочья ноги, – а временами, судя по всему, вообще ничего не могу спроецировать. Мейз сказал, что испытал очень сильное ощущение опасности перед моим пробуждением, но оно было не таким отчетливым и направленным, как если бы крузатчи действительно собирались напасть. Он не стал говорить прямым текстом, что воспринял в качестве угрозы меня, но, уверена, так оно и было.

Через какое-то время я снова задремала, но цветные огни в околопространстве Каласы так и не увидела. Зато посмотрела очень интересный сон о лантарах. Экран был опущен, ярко-синее небо радовало глаз над чистым и оживленным городом с неповрежденными мостами и поразительным водопадом, который брал свое начало высоко-высоко, прямо из места стыка мостов. Посреди города, между зданиями с платформами, располагалось озерцо, в реальности скрытое под каменными обломками.

Толпы людей выстроились вдоль главной улицы от большой входной двери аж до центрального круга. Представители власти, обычные семьи, кто-то вроде стражников и несколько человек, одетых как Инисар. И множество детей в бледных зелено-белых нарядах с огромными охапками цветов в руках. Они образовали длинную процессию, которая двигалась от входа в город к озеру в центре, а там дети переходили озеро по тоненькому мостику и отдавали букеты ожидающим их людям, получая ответные дары – маленькие короны из цветов. Детям в начале очереди было на вид лет по десять, а в хвосте плелись как минимум мои ровесники. И почти все того же «типажа», что Инисар, Рууэл, Таарел и Селки – очень темные глаза и волосы и золотистая кожа. Полагаю, это значит, что в их внешности нашли отражение черты предков-лантаров.

Действо сопровождалось музыкой: торжественный и неторопливый барабанный бой и бурлящие переплетающиеся ноты, которые смешивались с тихим гулом фонтана – вероятно, то были трубы, как высокого, так и низкого регистра. Я огляделась в поисках музыкантов и, заметив в своем сне пораженных тарианцев и коларцев, поняла, что все это проецирую. Лантары вроде бы не могли их видеть, но несколько человек, стоящих неподалеку от самых больших групп серых костюмов, растерянно озирались, словно что-то чувствовали.