1999 Пантелеймоновская церковь Под синим небом петербургским Пантелеймоновская церковь, Где слава светится морская, Зеленый мраморник цветет, Поют божественные арфы О днях Гангута и Гренгама, Когда по каменной скрижали Идут петровские полки: Преображенский, Вологодский, Семеновский, Нижегородский, Рязанский, Галицкий, Копорский, Воронежский и Костромской. О время золотой фортуны! Там звезды грубого помола, Штыков трехгранные походы, Орлиный гром на рубежах! А Петр глядит в кристалл подзорный На эти пепельные марши И ветровые слышит плачи О невернувшихся полках: Преображенском, Вологодском, Семеновском, Нижегородском, Рязанском, Галицком, Копорском, Воронежском и Костромском. Храни вас Бог, однополчане, На берегах другого моря, Штурмующих за облаками Иной Гангут, иной Гренгам. Под синим небом петербургским Пантелеймоновская церковь За вас, ушедших в небылое, Молитву вербную творит: Преображенский, Вологодский, Семеновский, Нижегородский, Рязанский, Галицкий, Копорский, Воронежский и Костромской. 1998 Павловск Снится кирпичная церковь Артиллерийской бригады, Павловск, морозное утро, Строй белоснежных колонн. На пьедестале дымится Чаша перлового счастья. Слышится – я! – на разводе, Гвозди печатают шаг. А за колючей оградой — Синяя роздымь дороги, Где одинокая муза Ждет не дождется меня. Медный приказ капитана Быть рисовальщиком молний. Вот и моя мастерская: Здесь я рисую грозу. О, боевая палитра — Смелость свинцовой окраски, Долга трехцветная лента Да трафаретная честь! Я не ропщу на судьбину: Родина всех призывает, А политрук с пистолетом Всех на Итаку зовет. Вечер. Луна над оградой Блещет солдатскою бляхой. В гости иду к музыкантам Пить кипяток жестяной. Розовый флейтщик в казарме Греет вечернюю койку: «Здесь отдыхала когда-то Лошадь поручика Л…». Песню чеканю в потемках, Что-то про Дон и про Валгу, Бью серебро на ступенях, Вижу невидимый сон… Снится кирпичная церковь Артиллерийской бригады, Синяя роздымь дороги, Лермонтов, Павловск, зима. 2001 Перстень Ты был отрыт в могиле пыльной, Любви глашатай вековой, И снова пыли ты могильной Завещан будешь, перстень мой. Дмитрий Веневитинов Оснеженные розы завянут к заутрене, Отпылает свеча за церковными рамами, Но останется символ любви целомудренной — Этот перстень исчезнувшего Геркуланума. В небе синие знаки мерцали, как ясписы. Я прощался с тобой, дорогая, желанная, И тогда ты меня одарила по-княжески Этим перстнем таинственного Геркуланума. И тогда я поклялся своими святынями — Материнскими слезами, Божьими ранами, Что с тобой обручусь я под знаками синими Этим перстнем таинственного Геркуланума. Здесь, на севере, стужа сменяется стужею, И колеблется воздух виденьями странными, Будто бледная смерть выкрадает у суженой Этот перстень таинственного Геркуланума. Не излечат недуг петербургские знахари… Так прости ты меня, дорогая, желанная, Что я с ней обручаюсь под синими знаками Этим перстнем таинственного Геркуланума. Оснеженные розы завянут к заутрене, Отпылает свеча за церковными рамами, Но останется символ любви целомудренной — Этот перстень исчезнувшего Геркуланума. 1997 Рождественское чудо В кафе мерцает синий полумрак, Созвучный петербургскому морозцу, Душистая табачная сирень, Полуколечки бронзового кофе И трепет очарованной струны, Как будто говорящей о небесном Томлении единственной души Сказаться Вифлеемскою звездою, Готовой, как и много лет назад, Блеснуть в проеме горнего вертепа, Приотворить оснеженную дверь И, шевельнув пастуший колокольчик, Мерцающий наполнить полумрак Дыханием рождественского чуда. 1997 «На небе Бог и светлая звезда…» На небе Бог и светлая звезда — Серебряная плошка со свечою, Мерцающая празелень креста, Ледок у храма, иней голубиный, Полукривое зеркальце очей, Где отразилась строгая любовь И сумрачная нежность Петербурга, Гранитная прогулка, ангел ветра, Ростральная разлука на мосту И огненная астра… Эта астра — Игольчатый ожог, парик колдуньи, Танцующей на шабаше ночном, Горящий уголь зрения зари, Двойник звезды, ее сестра земная: Меж ними есть таинственная связь, Но никому неведомо – какая. |
