– Следующий раздел, – убираю «мадсен» обратно в шкаф и достаю три сумки поновее, – автоматы и автоматические винтовки. – Расстегиваю первую, темно-оливкового колеру. – Бельгийская автоматическая винтовка «эф-эн фал» модель пятьдесят-шестьдесят три, десантная, выпущена в шестьдесят девятом году. Не новая стрелялка, как видишь, но вполне приличная. Взял трофеем по дороге с Базы в Порто-Франко, считай, на третий день пребывания в статусе мигранта, с тех пор и пользуюсь. – Передаю «фал» Беличу, серб отщелкивает складной приклад в боевое положение, примеряется, качает головой и возвращает винтовку мне. Что ж, может, ему и тяжеловата, а мне в самый раз. Убираю бельгийца в баул, вскрываю другой, темно-зеленый. – Здесь мы имеем довольно-таки редкий ствол – немецкий «штурмгевер» образца сорок четвертого года. Первый в мире массовый автомат, однако…

Крук удивленно вертит его в руках.

– Надо же. У нас за ленточкой они иногда попадались, даже стрелял разок, но твой же совершенно нулевый. Откуда в таком состоянии?

– Подарок одного хорошего человека, – честно отвечаю я, – подробности долго объяснять. А вот откуда взял его он – без понятия. Увижу, спрошу.

«Хороший человек» – это комиссар Рамирес, к которому мы по плану как раз завтра и выезжаем, так что увидеть и спросить вполне реально. Убираю «штурмгевер» в баул, заодно продемонстрировав пластиковую укупорку боеприпасов «семь-девяносто два курц». Как подарили, так я из него и не стрелял еще. И не собираюсь пока, для этого хватает других стволов, не столь раритетных.

Открываю третий баул, песчаного колера штатной повседневки всех орденских служащих.

– Ну, такие машинки тебе наверняка знакомы. – Наружу появляются два стандартных янкесовских автомата, длинная «эм-шестнадцать-а-два» и, чуть покороче, «эм-четыре». – Стволы почти свежие, хоть сразу в дело. – Там же в сумке дюжина полупрозрачных пластиковых рожков и несколько коробок натовской «пятерки».

Серб сдвигает затворную крышку «эм-четыре», одобрительно кивает – да, содержится в чистоте и порядке – и закрывает обратно.

– Ничего стрелялки. Воевать я бы, правда, предпочел с чем-то более выносливым.

Пожимаю плечами.

– Из этих я работал, и даже в бою – но, пожалуй, «войной» назвать ту историю трудно… Да, я тебя не слишком гружу?

Усмешка.

– В прошлой жизни был у меня друг, марки собирал. Вот он – грузил, тебе до него как куцему до зайца. Так что валяй дальше.

– Гут, тогда продолжаю… – Убираю сумку с американскими автоматами обратно в шкаф, достаю из специальных отделений у входной двери наши с Сарой «калаши». – Ну а это, собственно, наше вроде как служебное оружие от щедрот протектората, плюс у Соколовых провели легкий тюнинг.

Увидев на АКМе такой же приклад, как на «фале», Крук лишь хмыкает, ага, сразу видно, чей; а вот на «семьдесят четвертый» удивленно вскидывает бровь:

– Откуда это у нас на складах «тантал» взялся?

– Говорю же, тюнинг Соколовых. Было стандартное «весло», поменяли приклад, как у немецкого. Поляки, когда свой автомат делали, брали за образец его же.

Отправляю «калаши» на место и берусь за следующие сумки. Вот наша «уставная», в желто-зеленых камуфляжных пятнах.

– Идем дальше. Винтовки самозарядные и магазинные. – Расстегиваю молнию баула. – Американский карабин «эм-один», произведен компанией «Ай-Би-Эм»[27] в сорок третьем году, немного повоевал, прошел полный ремонт и далее лет пятьдесят лежал на складах резерва, пока не попал в орденские арсеналы, там я его жене в подарок и выкупил. Сперва-то Сара отнекивалась, но со временем машинку оценила и на стрельбище чаще появляется с ней, чем с автоматом…

– Добрая машинка, согласен, – отзывается Крук, – единственный минус – все ж таки слабоват у нее патрончик. Вот был бы карабин под «семерку», как СКС…

– Ну, если бы у бабушки было сам знаешь что, она была бы дедушкой, – отвечаю я и достаю из баула следующий агрегат. – «Винчестер» ковбойский, а вернее, его клон из староземельной Бразилии, «росси-девяносто два». – Аккуратный граненый ствол, рабочая потертость ложи светлого ореха, у основания подствольного магазина выгравировано».357 MAGNUM». – Вместо триста пятьдесят седьмого калибра я обычно тридцать восьмой пользую, на сто метров все равно, а дальше из него так и так не шибко. Соколов, сволочь такая, сунул мне этот карабин прямо в руки, мол, посмотри какую цацку принесли на комиссию, а я и выпустить не могу, пришлось купить…

Белич смеется.

– Бывает. Ничего, взял оружие по нормальной цене – считай, сделал долгосрочную инвестицию; железо спокойно себе лежит и кушать не просит, а если вдруг потребуется, его всегда можно продать.

– Да я, массаракш, жене примерно так и сказал. А она смеется и обзывает оружейным маньяком… – Закрываю «полигонный» баул и достаю еще один. – Ну, а тут снова коллекционные раритеты. Этот вот по случаю достался, – карабин из тех, что когда-то именовали «кавалерийскими», – китайский «ханьянь-восемьдесят восемь», клон старой немецкой винтовки, когда выпущен – тут, может, и обозначено, только я в иероглифах ни хрена не разбираюсь. Видно, что пострелял агрегат изрядно, а здесь или за ленточкой, кто ж его знает…

Серб задумчиво рассматривает выпирающий неотъемный магазин.

– Так это исходно кто был, «маузер» или «маннлихер»?

– Если ты про оригинал, то по паспорту назывался он «комиссионная винтовка образца тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года». Сборная конструкция, у Маннлихера там взяли магазин, у братьев Маузер еще что-то. Потом уже, когда кайзеровская армия перешла на маузеровские «девяносто восьмые», старые «комиссионки» переделали под обычную обойму.

– Век живи, век учись.

Крук возвращает мне карабин, а я добываю из баула последний ствол.

– И наконец, японская пехотная винтовка «арисака-тридцать восемь», год выпуска тоже хрен разберешь. Досталась в куче общих трофеев, остальное почти все продали, а ее я себе оставил. Три месяца назад старушка еще была живая, последнюю обойму расстрелял, теперь жду пока из-за ленточки прибудет заказанная коробка. У нас в Демидовске, естественно, японскую «шестерку» можно даже не искать…

– Только у нас? – усмехается Белич. – Это тебе к «Фьокки» надо.

– Фьокки?

– Итальянская контора, которая под заказ выпускает любые боеприпасы, хоть три раза антикварные. Цена негуманная, но работают вроде качественно. Да у тебя ж вон была ихняя упаковка патронов для «штурмгевера».

– А. Я думал, они «Фиоччи» зовутся.

– Неправильно думал. Уж поверь человеку, который говорит на трех итальянских диалектах.

– Верю, верю. – Убираю винтовки в шкаф и достаю последнюю сумку, а вернее, кофр с несколькими отделениями. – Здесь имеем раздел последний, короткоствольное оружие. Мой «баллестр» ты уже видел, – хлопаю себя по кобуре, – на свадьбу подарили вместе с ЛЦУ, зеленый лазер и все дела. А до того основным стволом у меня был вот этот «кольт», – достаю из кофра, – взял трофеем там же, где и «фал», агрегат хотя и выпуска шестидесятого года, но вполне еще рабочий.

Крук кивает: знаю такие, мол. Ну, еще бы.

– У Сары рабочим стволом десятизарядный «йерихо», компакт, сорокового калибра.

– А не слишком? Отдача для компакта великовата.

– Я б тоже усомнился, но ей подходит. Проверяли. И в деле тоже.

– Тогда молчу, – разводит руками серб.

– Ну и ладно. Дальше у нас имеются вот такие вот раритеты: шведская «хускварна-ноль семь», выпуска тридцать шестого года, – демонстрирую сей лицензионный клон браунинговской конструкции, – по механике пистолет вроде живой, однако патронов у меня нет, «девять-лонг» хрен где найдешь.

– «Фьокки» в помощь.

– Да я уж понял. Включу в следующий заказ… Ну а такого ветерана ты, конечно же, видел, – аккуратно извлекаю из древней кобуры желтой кожи такой же древний «люгер». – Кайзеровский пехотный «пэ-ноль восемь» выпуска пятнадцатого года, но явно после нескольких ремонтов, там внутри половину деталей заменили. Случайный трофей; проверил, что стреляет, ну и оставил себе.