Священник задумчиво помолчал, и Сора тоже заткнулся, поняв, что открыто намекнул ему на то, кем является. Он начал сожалеть обо всём, что сделал, не посоветовавшись с другими людьми и доведя все конфликты до точки невозврата. Томо. Он ведь всё это время был прав, называя Ямаруту тупоголовым и слишком самоуверенным, а Сора отказывался признавать это. Теперь ещё и этот батюшка… Наверняка он выгонит железного из храма, как только удостоверится в том, что перед ним не человек. И, в подтверждение этому, мужчина, не выдержав напор интереса, еле слышно спросил:
— Как тебя зовут?
Железный, не медля ни секунды и ожидая реакции, сознался:
— Сора.
Снова повисла гнетущая тишина. Почему-то именно здесь и именно сейчас Ямарута чувствовал себя в полной мере виноватым, да настолько, что хотел просто выбежать из исповедальни и скрыться подальше от этого места, но тут священник, без тени страха или неприязни, произнёс:
— Отпускаю все твои грехи: и те, в которых ты раскаялся, и те, о которых мог забыть.
Парень чуть радостно не воскликнул: «Что, правда?!», — но, вовремя опомнившись, удивлённо вскинул голову и уставился на фигуру мужчины. Тот чуть тише и дружелюбнее добавил:
— Я буду молиться за тебя. Иди с миром.
Сора буквально вылетел из исповедальни, зарёкшись больше никогда ни под каким предлогом не приходить в церковь — такое давление, не подкреплённое ничем, кроме вполне дружелюбного диалога, он ощущал впервые. Если бы его Совесть могла говорить, то голос у неё был бы таким же, как у того священника: ровным, тихим, приятным, но пробирающим до костей и заставляющим чувствовать тяжесть своих деяний. С каким бы подозрением Ямарута не относился к храмам и священникам, после общения с батюшкой он твёрдо решил поговорить и наладить, наконец, отношения с Томо, а потому и направился прямо к нему домой.
Гарри выдал всю правду: от первоначальной идеи, пришедшей в голову одному учёному, впоследствии начавшему проводить эксперименты на своей кошке, до конфликта между городами и последствиями этого.
Из-за слухов, распространяющихся по городу, люди не всегда правильно называли происходящие события: войной, на самом деле, называли тот самый конфликт городов, и продлилась она всего несколько дней. После неё, когда некоторые выжившие Дэтроиты стали перебираться в Тэрроз, началась Зачистка, в ходе которой железные по приказу убивали всех, кто малейшим образом был связан с жителями Дэтры, и в число таких людей, как ни странно, попадали множество коренных жителей Тэрроза, дружащих с Дэтроитами.
Узнав о том, что железные убивают не только Дэтроитов, но и людей из Тэрроза, между учёными и мэром завязался новый конфликт, который мог закончиться похожим образом. Железные сражались с полицией и спецподразделениями Тэрроза, пока, спустя долгие месяцы переговоров, учёные, мэр и бывший министр безопасности не пришли к соглашению: железных должны были уничтожить, тогда учёным объявили бы амнистию. Как известно, учёные обманули мэра, ведь сметать подчистую труды всей своей жизни они не собирались, и спрятали несколько сотен железных в «дырах», а остальных публично убили.
— Изначально мы планировали заработать на этом, создав послушных бессмертных солдат. Мы бы продали их городу… или городам… оставив себе лишь часть для защиты в случае чего, но из-за Дэтры все планы полетели к чертям, — вздохнул Гарри. — А после якобы полного уничтожения железных мы хотели подождать какое-то время, чтобы последствия войны и зачистки улеглись, и можно было бы снова попытаться выставить железных на рынок, но ничего не вышло… Всё пошло наперекосяк задолго до того, как железные вырвались на свободу.
— Подробнее, — скомандовал Томо, нахмурившись.
— Когда мы ещё были в центре, я часто беседовал с железными — у меня ведь ещё и корочка психолога имеется, — потому что мне было полезно и важно знать, о чём думают наши творения, — Гарри говорил с явной натяжкой и постоянно вздыхал, продолжая нервно перебирать пальцами края покрывала. — И мне всё чаще рассказывали о некоем мальчике, которого никто не знал. Он говорил нашим подросткам о том, что родился с железом, что уже убивал людей внутри города, что у него есть власть и деньги. Рассказы о нём начались за полгода до того, как железных закрыли «дырах».
— Имя этого мальчика тебе не называли?
Мужчина отрицательно покачал головой.
— Он никак им не представлялся. Но он говорил нашим железным, что когда они освободятся, он хочет видеть их на своей стороне. Мы, естественно, сильно испугались и усиленно искали этого человека, но больше он не появлялся. Скорее всего, он убил кого-то максимально похожего на себя, и проник в его группу железных под чужим именем, обманывая инструктора, а затем беседуя с учениками. Вполне возможно, он сделал это за пару дней, иначе мы бы смогли его найти, но не вышло… На камерах его тоже нигде не было — вероятно, кто-то ему помогал, стирая его с записей. Мы были поглощены его поисками и после заточения железных, но в один прекрасный день не заметили, как кто-то, воспользовавшись не утихающими спорами, отключил всю охранную систему и сбросил с железных цепи…
— А потом что?
— Так как это действительно был побег, а не наша воля, всех учёных признали невиновными, но отстранили от дел и предупредили, что если мы свяжемся с подобной работой ещё хоть раз, нас казнят. Кому-то помогли перебраться в другой город, кто-то остался здесь и сменил работу, как я, но большая часть, конечно же, погибла прямо в тюрьме.
— И как много учёных понимало, что они лишают детей жизни ради своих экспериментов? — саркастично фыркнул брюнет.
— Когда ты молодой жадный до денег лицемер, тебе плевать на чужие жизни! — выплюнул Гарри. — Особенно на жизни одиноких детей, подобранных с улиц трущоб, — мрачно добавил он. — Я бы, может, и не стал во всём этом участвовать, если бы у меня сейчас появился шанс поступить по-другому, но что сделано — то сделано.
Томо протяжно вздохнул, потирая переносицу. Удивительно, но Охотнику было абсолютно наплевать на этого человека, он не испытывал к нему злобы и не хотел набить морду за всё то, через что парню пришлось пройти. Хотя, нет, кое-что он всё-таки испытывал. Жалость.
— Я знаю, кем является тот мальчик. Мне нужно лишь найти прямое доказательство — и всё…
— Эта тварь погубила труды всех моих друзей! Так что, надеюсь, тебе это как-то поможет, — пробормотал Гарри, достав из-под матраса толстую книгу в потрёпанной выцветшей коричневой обложке. — Это что-то вроде личного дневника. Я не хотел вести электронный, потому что его легко стащить, копировать или потерять. А этот есть в единственном экземпляре, и всегда был со мной.
Томо начал листать тяжёлые страницы: на первых сорока были общие фотографии каждой отдельно взятой группы, а под фото подписи: количество учеников, их имена, возраста (а также возраст, в котором ребёнок был найден и в котором ему имплантировали позвонки) и особенности. Дальше дневник уже больше стал похож именно на дневник: там Гарри описывал какие-то ситуации, происшествия, эксперименты, запомнившиеся разговоры и прочее. Брюнет вернулся к фотографиям и, присмотревшись повнимательнее, нашёл на одной из них беловолосого мальчишку, стоящего с краю от основной части ребят и незаинтересованно отводящего взгляд жёлтых глаз в сторону.
— Ты всех железных поимённо помнишь? — поинтересовался Томо, всё ещё смотря на фото. В его голове стал всплывать образ беловолосого мальчишки, стоящего на фоне перевёрнутого вверх пузом внедорожника.
— Конечно.
— Что можешь сказать про Сору?
— Сора? А-а-а, седой мальчик с интересной мутацией глаз… Ну, пожалуй, он был лучшим из лучших. Как я и говорил, мы, учёные, собирались оставить часть железных себе, и в этой «части» мы хотели быть уверены. Поэтому начали отбирать самых выдающихся железных, в число которых вошёл и Сора.
— Что-нибудь конкретное? — уточнил Охотник.
— Хм-м-м… Он был очень умным, неразговорчивым и по большей части сторонился людей, но, тем не менее, не отказывал своим, да и чужим ученикам в помощи. Сложно было ругать его за это, ведь доброта — это не то, что мы пытались привить железным, однако Сора пытался помочь железным стать лучше и полезнее как оружие, так что… Мы многое спускали ему с рук, потому что он умело ставил нас в тупик, — Гарри немного подумал и продолжил:
