Деймон говорил так беззаботно и даже весело, будто обсуждал какие-то бытовые вопросы. Гилберт смотрела на него в упор, не моргая, совершенно ошеломленным взглядом, и не могла произнести ни слова.
— Прости, — спустя несколько секунд тихо пролепетала она, поспешно убрав ноги с торпедо.
Такая совершенно детская реакция вызвала на губах Деймона улыбку, но на это он не ответил ничего.
— К вечеру мы будем в Иллинойсе, — наконец сказал он, когда они выехали с заправки и через несколько минут завернули на трассу, которая открывала потрясающий вид на зеленевшие внизу и казавшиеся бесконечными безмятежные долины и горы впереди.
Елена вдруг встрепенулась, повернулась к Деймону и с неподдельным интересом спросила:
— Мы едем в Чикаго?
Деймон удивленно взглянул на брюнетку и как-то добродушно рассмеялся.
— В Елене Гилберт проснулся дух авантюризма?
Елена осеклась: она и сама не понимала, почему подумала именно о Чикаго — Иллинойс, конечно, не ограничивался лишь одним этим городом, пусть он и был самым популярным. Но она поймала себя на мысли, что ей было бы очень интересно там побывать. Поэтому ее вопрос звучал не только с энтузиазмом, но и даже с какой-то ребяческой надеждой.
— Оу… Нет, — с улыбкой выдохнула девушка. — До авантюризма мне еще далеко. Просто Иллинойс ассоциируется в первую очередь с Чикаго.
— Я планировал остановиться где-нибудь в пригороде — в Плейнфилде или Гленвью — и там заночевать. Если глаза не будут совсем слипаться, можно будет продвинуться в глубь штата. Посмотрим по состоянию, в общем, — объяснил Деймон. — Ты не была в Чикаго?
Елена мотнула головой.
— Но было бы интересно посмотреть на этот город.
— А не испугалась бы, если бы оказалась там? — улыбнувшись, спросил Сальваторе. — Криминал и все такое…
— Я слышала, на севере спокойно…
Деймон кивнул, поджав губы.
— Это правда.
— Ты уже бывал в Иллинойсе, да?
— Раз шесть или семь, может, больше.
— Ты любишь путешествовать? — вдруг спросила Елена.
— Грейсон с самого детства приучал меня к такому ритму жизни и постоянно брал с собой в командировки, — Деймон пожал плечами. — Думаю, я не мог вырасти другим. Благодаря работе я обогнул США трижды. Хотя рабочие поездки называть путешествиями — это слишком громко. Тебе со всех сторон трахают мозг с кучами бумажек, текст которых составлен через такую жопу, что его можно понять только после бутылки, ты в аэропорт не успеешь приехать — начинают звонить из офиса с вопросами, тупость которых иногда близится к уровню «а как включить кулер?», а осмотр достопримечательностей заканчивается на поиске ближайшего бара, когда после всех этих деловых встреч хочется только одного — выть и пить. Много пить. А вот когда отпуск или хотя бы выходные, — другое дело. Несколько раз было так, что я приезжал в аэропорт — один или с парой друзей — и просто брал билеты на ближайший рейс. Неважно, был ли он внутренний или международный. Так я побывал в Оттаве, Ницце, Римини и Гонолулу. И знаешь что? Это были самые крутые поездки. Потому что это было непредсказуемо и поэтому вдвойне интересно.
— Ты так много где был… — задумчиво произнесла Елена, и в ее голосе послышалось какое-то уважение и даже благоговение, словно бы это был разговор ученика с его учителем. — А где тебе больше всего нравится?
По губам Деймона скользнула его привычная кривоватая улыбка. Он помолчал несколько секунд, а затем ответил:
— В Нью-Йорке. Городе, который никогда не спит.
Елена не смогла скрыть удивление во взгляде: она думала, что Деймон назовет Лас-Вегас, Сан-Франциско или, может быть, Рим — она помнила, что он рассказывал, что влюблен в этот город уже давно и очень часто ездит туда ранней весной. Однако в двух его коротких фразах звучала такая теплота, что на душе стало как-то светлее.
— Нью-Йорк… — задумчиво повторила она, словно бы пробуя название этого загадочного города на вкус. Оно таило в себе огни вечернего Манхэттена и алые закаты над Гудзоном, аристократизм Метрополитена и шумную суету Таймс-Сквэр… Все это было знакомо ей уже давно. Но это никогда не стало бы ей настолько близким, как Деймону.
— Это единственный город, в котором я не чувствую себя гостем, — ответил Деймон. — Я вырос здесь. И здесь вырастут и будут жить мои дети.
Елена внимательно слушала его, и в этот момент ей казалось, что он снова стал чуть ближе, потому что она понимала, что он чувствует: она точно так же любила Сент-Огастин.
Разговор прервал звук входящего вызова. Деймон потянулся к смартфону и, бросив беглый взгляд на его экран, в следующее мгновение разблокировал его.
— Привет, мам.
Деймон разговаривал с Изабеллой около десяти минут. Судя по его ответам, она беспокоилась о его самочувствии, спрашивала о работе и о планах на выходные. Они обсуждали какие-то мелочи, Деймон тоже спрашивал ее о последних новостях. Казалось бы, обычный разговор сына с матерью, но Деймон вел себя очень сдержанно и, было видно, был напряжен. Разговоры с родителями для Елены были совсем не такими. Судя по всему, мать Деймона даже не знала о том, что у него начался отпуск, а на все ее вопросы по этому поводу он ответил расплывчатой фразой о том, что, наверное, полетит с друзьями в Майами. Елена списала его нежелание рассказывать что-то Изабелле на стремление скрыть свое местоположение от семьи, чтобы Стефан ни о чем не узнал, но в глубине души все равно осталось какое-то странное ощущение дискомфорта. Это чувство лишь усилилось, когда Елена услышала сухой вопрос Деймона: «Как Грейсон?», и она даже не знала, что для нее было более странно: то, что Деймон называет отца по имени или что заданный им вопрос прозвучал настолько холодно, что со стороны понять, что он спрашивает об отце, было невозможно.
Спустя несколько минут, попрощавшись с матерью, Сальваторе положил трубку.
— Деймон, а… Можно тебя кое о чем спросить? — облизав губы, несмело произнесла Елена.
Брюнет кивнул.
— Если не секрет, почему ты никогда не называешь Грейсона отцом?
Реакция Деймона была неожиданной. Он поджал губы и, крепче сжав руль, с шумом выдохнул. Было видно, что вопрос Елены задел его и напомнил о чем-то. В этот момент она осеклась, и в голове пронеслась мысль о том, что, возможно, задавать такой вопрос было не лучшей идеей: в конце концов, она не была в курсе всех перипетий жизни семьи Сальваторе, и ее это вообще не должно было касаться… Но отступать было уже некуда.
— Он тоже не горит желанием называть меня сыном, — с саркастической усмешкой наконец ответил Деймон.
В его голосе звучала невообразимая обида, за которой скрывалось еще худшее — боль.
Елена отвернулась к окну и, не моргая, смотрела на проплывавшие мимо пейзажи. Внутри нестерпимо больно защемило.
— Вы ведь самые родные друг другу люди… — еле слышно произнесла она.
Ее голос звучал несмело, но в нем слышалось отчаяние, будто бы она уже поняла, в чем было дело такой холодности между отцом и сыном, и очень хотела как-то это исправить, напомнить Деймону о чем-то очень важном.
Деймон взглянул на девушку, она повернулась к нему, и их взгляды на мгновение встретились.
— Елена… — Сальваторе мотнул головой, словно бы силясь подобрать слова, с помощью которых он мог бы все рассказать так, чтобы она поняла, но будучи не в силах сделать это. — Это сложно объяснить. Я, правда, наверно, не смогу это сделать.
— Знаешь, Деймон, — задумчиво произнесла она. — Если это какие-то обиды… Бессмысленно тратить на них свою жизнь. Она очень быстротечна.
Внутри от слов Елены у него все сжалось, потому что он понимал: она знает, о чем говорит. Он был поражен: она не знала ничего о его отношениях с отцом, но точно поняла то, что он чувствует сейчас. Деймон хотел ей что-то ответить, но сказать уже ничего не смог.
К удивлению Елены, день прошел практически незаметно: за разговорами время летело с невероятной скоростью. С Деймоном оказалось возможным поддержать разговор почти на любую тему: они с Еленой обсуждали фильмы и любимую музыку, Сальваторе рассказывал ей о своей страсти — машинах, а она ему — о последних новостях в мире медицины. И слушать об этом им обоим было одинаково интересно.
