— Почему я в свои гребаные тридцать три не могу хотеть детей? — вдруг с какой-то злостью спросил Деймон. — Роуз, я хочу семью, понимаешь?
В этот момент их глаза встретились, и Роуз почувствовала, как в области груди у нее защемило. Во взгляде Деймона было такое отчаяние, что на секунду она забыла о своем негодовании. Она еще не видела его таким растерянным. Таким… Усталым.
— Да, черт возьми, я готов менять подгузники, вставать по ночам, заваливать врачей кучей вопросов. Я хочу искать на Рождество подарки среди кучи снегокатов, машинок, кукол и плюшевых игрушек, а потом видеть, как дети с криками наперебой бегут к елке и обсуждают подарки от Санты. Потому что… Черт возьми, потому что в этом и есть смысл жизни — знать, что ты кому-то нужен. Мне до чертиков надоело приходить в пустой дом, вкалывая на работе, как папа Карло, а по вечерам задумываясь: для чего я все это делаю? Для чего мне лишние полмиллиона? Чтобы провести на Мальдивах не две недели, а месяц? Чтобы купить новую машину или часы подороже? Да нахер мне это не нужно! — рыкнул Деймон. — Я уже перерос тот возраст, когда центром вселенной для себя был я сам.
Сердце ускорило свой темп, а в ушах зашумела кровь. Роуз понимала: Деймон не лжет. Он был готов к семье еще тогда, шесть лет назад, когда сделал предложение Кэтрин. Тогда он, нисколько не жалея, забыл о девушках, каждую ночь гостивших в его доме, а ночные клубы в его жизни все чаще стали заменять семейные вечера. Знала Роуз и о том, что, когда придет время, Деймон станет отличным отцом. Но вот в то, что он сможет жить в семье без любви, она поверить не могла, хотя, быть может, сам Деймон именно в появлении у них с Еленой ребенка видел единственное спасение, то, что смогло бы увести его от прошлого.
— Сальваторе, не ври хотя бы себе, — устало проговорила Роуз. — Тебя никогда нельзя было привязать ребенком. Ты совершенно другой человек.
— Откуда ты знаешь? — с болью в голосе и тоскливой усмешкой спросил Деймон. — Может, именно тогда у нас бы все получилось…
— И какая бы тогда это была семья? — вопрос Роуз, кажется, не требовал ответа: она и так знала его. — Если ты однажды встретишь девушку, которая будет похожа на Кэтрин не только внешне, но и внутренне? Ты… Оставишь Елену?
Деймон почувствовал, как в одно мгновение похолодели пальцы.
— А сколько еще раз ты назовешь ее чужим именем…
По коже пробежали мурашки. Деймон закрыл ледяными ладонями лицо, но ничего не ответил, и эта тишина была для Роуз понятнее любых слов.
— После всего, что пришлось пережить Елене… Она заслуживает настоящую семью, Деймон. Отношения, где она не будет лишь заменой. Ты провел с ней год, и кому, как не тебе знать, что она в душе — маленький ребенок. Беззащитный, доверчивый. Один раз ее предал самый близкий человек. Но она вновь поверила. И поверила тебе. Знаешь, — усмехнулась Роуз, — я весь этот год верила лишь в одно: что вот-вот настанет момент, когда я увижу, что спустя годы ты снова полюбил. Я всегда думала: остался последний шаг, совсем скоро все будет иначе. А теперь я понимаю, что тебе нужно бежать от нее, куда глаза глядят, и больше никогда не искать с ней встреч. Потому, что Елена не влюблена в тебя. Она не испытывает к тебе симпатии, интереса или влечения. Она уже любит тебя, Деймон. И второго такого предательства она не заслужила.
Сейчас Деймону казалось, что из его тела, разрывая на куски, по частям вынимали душу. Он понимал, что Роуз права во всем, и от осознания, какую боль он может причинить той, которая вернула его к жизни, хотелось кричать.
Роуз замолчала, и ее губы вновь изогнулись в грустной усмешке.
— Да только без нее ты все равно не сможешь. Равно как и она без тебя.
Деймон опустил голову на стол, тяжело дыша.
— Я не могу ни без нее, ни с ней, — устало произнес он.
И в этот момент Роуз показалось, будто в тело кто-то вонзил острый кинжал. Ей впору было бы упрекать Деймона, быть может, даже отказаться обсуждать эту тему… Но в эту секунду ей, как никогда раньше, было его жаль. Ее сильный, жесткий, циничный друг сейчас напоминал, скорее, совершенно беззащитного, робкого ребенка. Роуз осторожно положила ладонь на его мягкие волосы, чтобы хотя бы так показать: она по-прежнему рядом с ним. Быть может, именно эта теплота, чем-то напоминавшая материнскую, сможет забрать часть его боли.
— Господи, Деймон, ну зачем ты затеял все это? — прошептала Роуз. — Ты ведь знал, чем это может кончиться…
В голосе девушки не было ни намека на упрек: лишь боль за того, чье счастье она хотела бы увидеть, наверное, больше всего на свете. Она очень хотела бы помочь ему, может быть, дать совет… Но Роуз понимала, что сейчас совершенно бессильна. Она была рядом с ним, но видела: Деймон все равно оставался со своей болью один на один. И от осознания этого было невыносимо.
— Меня уже не спасти, Роуз, — чуть слышно, одними губами, будто уже в забытьи пробормотал Деймон. — Я полный идиот, я знаю это. Но я не смогу… Не смогу.
Этот шепот был едва различим, но сейчас звучал в ночной тишине громче любого крика. И именно он разбивал сердце на мелкие осколки.
Soundtrack: Зара — #Миллиметры
Сердце стучит спокойно, и Кэролайн начинает казаться, что она может управлять его ритмом. Ее уже не пугают серые бетонные стены, решетки, грубые полицейские, бесконечные обыски и ворох документов, которые нужно заполнить, чтобы получить свидание. Она спокойно наблюдает за тем, как дежурный переворачивает вверх дном ее сумочку, с шумом вытряхивая все ее содержимое на стол, ее руки не трясутся, как в тот день, когда она пришла сюда впервые, в тот момент, когда полицейский, не найдя в ней ничего, кроме мобильного телефона, ручки, наушников, жвачки и губной помады, лениво возвращает ей аксессуар, и она начинает складывать все обратно. Сейчас все происходящее вокруг становится абсолютно неважным перед одной мыслью, которая набатом бьется в голове, заполняет ее всю целиком: она наконец-то сможет ему сказать. Сказать обо всем, что сжигало ее эти несколько месяцев, о том, на что она надеялась, о чем думала, о чем мечтала. О том, что она сделала свой выбор и никто и ничто на этой земле не заставит ее его изменить. Она вновь вспоминает его зеленые глаза и понимает, что сердце, которое бьется сейчас размеренно и тихо, будет стучать до боли в грудной клетке, когда она снова их увидит.
Осталось совсем чуть-чуть.
— Сальваторе, на выход! К тебе на свидание пришли.
Стефан вздрогнул от грубого выкрика смотрителя, отрикошетившего от стен и повисшего в воздухе гулким эхом, и отложил книгу.
— Кто? — Стефан не смог скрыть изумление в голосе, вспомнив, что четыре дня назад к нему приходили Финн и Ребекка, так что теперь ни на какие посещения в ближайшее время он не рассчитывал.
— А я знаю всех твоих родственников и знакомых, что ли? — хмыкнул полицейский. — Какая-то блондинка. Давай, пошевеливайся!
«Ребекка», — пронеслось голове у Стефана, и он, поспешно встав, подошел к смотрителю, который увел его на обыск.
Комната для свиданий, которая больше напоминала бетонную коробку, была уже очень хорошо ему знакома. Он всем сердцем ненавидел этот серый цвет, этот холод, эти чертовы пуленепробиваемые стекла, через которые не проходил звук. Но именно эта комната стала для него единственной нитью, связывавшей его с миром по ту сторону от решетки. Именно здесь он все еще мог видеть сестру и друзей. И, быть может, именно поэтому со временем он немного к ней привык.
Сердце замерло, когда по ту сторону стекла он увидел ту самую блондинку, о которой говорил смотритель. Как в тот день, когда они встретились в последний раз, Стефан остановился, не двигаясь, боясь дышать, словно не веря в то, что он видит.
Кэролайн была как яркое лето, как глоток свежего воздуха в этом месте, где надежда угасала с каждым днем, в своем легком коралловом платье. Стефан очень любил его и помнил, что именно в нем она пришла на их первое свидание. Лишь неведомой силой ему удалось удержать себя в реальности. Он взглянул Кэролайн в глаза. Для чего она пришла? Что хотела ему сказать? В кровь в одно мгновение будто впрыснули ледяную воду, а внутри все скрутило. Стефан боялся. Боялся услышать те самые страшные слова, именно от нее. Он уже не верил, что теперь она может сказать ему о чем-то другом.
