Джек внимательно посмотрел на него, прищурившись, а затем с усмешкой хмыкнул.

— Что, баба кинула?

Стефан почувствовал, как внутри что-то дрогнуло.

— С чего именно такие мысли?

— А что тебе еще терять? — развел руками мужчина. — Таким холеным доморощенным бизнесменчикам с миллионом-другим в кармане только и остается, что по бабам страдать.

Стефан молчал, плотно сжав губы и глядя в пустоту.

— А вообще, вот что я тебе скажу, — вырвал его из прострации спустя несколько секунд голос Джека. — Если баба дала от ворот поворот, как только ты попал в какое-то дерьмо, — пусть идет нахер, не сворачивая. Значит, трахалась не с тобой, а с твоим кошельком.

Стефан усмехнулся.

— Можно подумать, будь ты на месте женщины, чей муж был осужден на десять лет, в свои двадцать пять стал бы беззаветно ждать его.

— Извини, мне не по кайфу представлять себя на месте бабы, поэтому никогда не пробовал, — лениво протянул Джек. — Вот только моя меня уже, скоро, кажется, будет в четвертый раз ждать не меньше пятилетки.

В этот момент они встретились глазами, и Стефан пристально смотрел на Джека в течение какого-то времени, не сумев скрыть изумление во взгляде.

— Ты осужден уже в четвертый раз?

— Но-но, не гони лошадей, — Джек рассмеялся. — Пока не осужден. Но да, в этом изоляторе я был уже трижды.

— И все это время твоя жена ждала тебя? — осторожно, словно бы до конца не веря, спросил Стефан.

— Спрашиваешь. Она ждет, пишет письма, носит передачи, приезжает на свидания. По датам рождения наших сыновей можно отследить года моего освобождения, — усмехнулся Джек. — 1999 — меня тогда освободили на полтора года раньше, с этой тупой формулировкой «за примерное поведение». Как в школе, ей-богу. Дальше — 2005, а затем — 2013.

Когда Стефан услышал последний год, по коже пробежали мурашки: младший сын Джека был ровесником Никки.

— Твоему младшему сыну всего два года, — негромко сказал он. — И остальные сыновья… Они не видят тебя и ты сам не видишь, как они растут. И тебя серьезно такое устраивает? — с искренним недоумением спросил Стефан. — Ты гордишься этим?

— Это жизнь, — невозмутимо развел руками Джек. — И в ней случается всякое. Моя семья это просто принимает.

— А если твоих сыновей в школе спросят, кто их отец? Они с гордостью расскажут о том, в какой колонии ты отбываешь наказание на этот раз?

По губам Джека вновь скользнула усмешка.

— А что тебя так удивляет? — не теряя уверенности в своей правоте, спросил он. — Они ведут себя так, как и подобает настоящей семье.

— Тебе их не жаль? — уже тише спросил Стефан. — Тебе не жаль жену, которая потратила больше десяти лет своей жизни на то, чтобы дождаться тебя из очередной колонии, чтобы через год-другой ты снова получил срок? Не жаль детей, которым ты… Не можешь дать абсолютно ничего?

В этот момент Стефан, кажется, окончательно забыл о книжке и смотрел на сокамерника широко распахнутыми глазами, не отводя взгляд.

— Моя жена сама сделала свой выбор, когда вышла за меня замуж, — спокойно ответил Джек. — Они всегда будут на моей стороне. А другая семья и нахер не нужна.

Последняя фраза послужила для Стефана чем-то наподобие холодного душа. Услышав ее, он вздрогнул, и щеки на мгновение загорелись. Он не понимал и не разделял взгляды Джека. Но в эту секунду, словно яркая вспышка, которая на несколько секунд его парализовало, вдруг пришло осознание: несмотря ни на что, скорее всего, он — счастливый человек. В какой бы точке этой планеты он ни был, он будет знать одно: дома его ждут. Каким бы он ни был. Что бы ни делал. Он нужен им любым, и они любят его просто за то, что он есть.

— Так что не страдай по своей принцессе, — Джек хлопнул Стефана по плечу. — Не велика потеря.

Стефан почувствовал, как внутри все скрутило. Как бы он сейчас хотел знать, что по ту сторону колючей проволоки дома его ждет любимая девушка. Та, которая в него верит. Та, которая его безумно любит. С одной мыслью об этом не была бы страшна никакая тюрьма. Однако вместе с осознанием этого простого и такого сильного желания приходил вопрос: хотел ли он такой жизни для Кэролайн? Хотел бы знать, что там, где жизнь кипит, она живет лишь от встречи до встречи? Хотел бы видеть ее глаза, полные надежды, во время коротких свиданий? Хотел бы понимать, что лишает ее самого дорогого — свободы, — заковывая в рамки бесконечного ожидания? И ответ на эти вопросы был однозначен.

— Я хочу, чтобы она жила полноценной жизнью, — хрипло произнес Стефан.

— О, как благородно, — елейно проворковал Джек. — Вечная любовь, значит, — он усмехнулся. — Ты еще совсем зеленый, парень. Пройдет время, может быть, снимешь эти розовые очки.

Стефан хотел было что-то ответить ему, но усилием воли сдержался и, закусив губу, промолчал.

Они с Кэролайн не виделись с того момента, как она пришла к нему на свидание, когда его задержали. Стефан изо всех сил пытался сдержать боль, которой было сковано сердце, когда он вспоминал о ней и ее обещании, данном в самые страшные минуты, когда его душа блуждала в мире между жизнью и смертью, которое так было ему нужно: «Я буду рядом». Но даже сейчас, когда он остался совершенно один в мире, который навсегда заберет у него то, чем он жил, и, нуждаясь в ней одной, понимал, что руку теперь она ему не подаст, он не держал на нее зла. Он понимал и принимал ее выбор. И, как бы ни болело сердце, ему хватило сил ее простить.

Такой короткий разговор с Джеком взбередил старые, еще толком не успевшие зажить раны, и лишь напомнил о самой заветной мечте, которая теперь причиняла лишь боль. Однако даже сейчас, когда от отчаяния хотелось кричать, когда Стефан готов был отдать все, что у него было, только чтобы еще раз, хотя бы на несколько минут встретиться с Кэролайн, он был уверен: он сделал правильный выбор. Теперь они должны идти разными дорогами. Быть может, Кэролайн еще найдет свое счастье… Но в его жизни уже ничего не изменится. Завтрашний день будет как две капли воды похож на предыдущий, превращая жизнь в замкнутый круг.

Отсюда нет выхода. От этой пустоты нет спасения. Время остановилось в этом проклятом месте.

— Стефан и остальная семья уже знает? — негромко спросила Хейли, глядя куда-то вдаль, задумчиво вертя в руках чашку кофе.

— Лимит на свидания в этом месяце уже исчерпан, поэтому Стефану я пока не говорила ни о чем, — объяснила она. — Дядя тоже пока не знает. Честно, я и сама не знаю, сколько займут все эти хлопоты с документами. У меня истекла виза в прошлом году, поэтому для начала мне нужно заново ее оформить. Но даже если удастся разобраться с этим быстро, я в любом случае не улечу до того момента, пока что-то не решится с делом Стефана.

— Переезд в другую страну… — Хейли покачала головой. — Ты уверена, что готова к этому?

— Ты же сама знаешь, какая я отъявленная карьеристка, — пожала плечами Ребекка. — Работать с должностью на класс выше и с зарплатой почти в полтора раза больше, да еще и в Риме…

— Звучит, как что-то очень близкое к твоей мечте, — усмехнулась Хейли.

— Точно.

— И все же мне кажется, что есть другая причина.

В помещении на несколько секунд повисло молчание, но Ребекка не успела что-либо сказать, почувствовав, как внутри все на мгновение замерло.

— Это… Из-за развода с Марселем?

Ребекка сглотнула, облизав пересохшие губы.

— Отчасти да. Пожалуй, именно развод подтолкнул меня к осознанию, что сейчас в моей жизни наступил такой момент, когда вот такие — может быть, немного сумасшедшие — перемены — единственное, что мне нужно. А когда начальник рассказал мне о такой возможности… Кто знает, может, действительно фатум. В конце концов, я не собираюсь отрезать все «пути отступления». В США в любом случае у меня останется своя должность и жилье.

— А в Италии?.. — спросила Хейли, по всей видимости, имея в виду, жилье в Риме.

— Думаю, ничего страшного не случится, если первое время я буду просто снимать квартиру. Потом посмотрю по ситуации. Кто знает, может, сбегу из этого Рима через месяц, — усмехнулась Ребекка.