Договорить ей Деймон не дал.

— Елена, у меня был дерьмовый день и я очень устал, — сказал он. — Давай посмотрим какой-нибудь фильм? Неважно, какой. Прошу.

Девушка взглянула в его глаза, которые действительно были очень уставшими, но это была далеко не та усталость, которую ощущаешь после тяжелого рабочего дня — она была намного тяжелее. Взгляд Деймона умолял, и, увидев его полные тоски и какой-то необъяснимой боли голубые глаза, Елена почувствовала, как по коже пробежали мурашки. По ним она понимала: сейчас ему нужен вовсе не фильм. Ему нужно, чтобы она была рядом.

Елена несмело кивнула и поставила в DVD-проигрыватель диск с фильмом «Укрощение строптивого», который они так и не досмотрели в Лос-Анджелесе. Он шел чуть больше полутора часов, но за это время Елена не смогла хотя бы на минуту отвлечься и подумать о том, что происходило на экране. Она украдкой наблюдала за Деймоном. Он сидел рядом с ней на диване, сцепив руки в замок и облокотившись на колени, плотно сжав губы и тяжело дыша. Забавные моменты, над которыми он смеялся в полный голос раньше, теперь у него лишь изредка вызывали снисходительную улыбку. В каждом мускуле его тела, даже в самом незначительном движении и взгляде чувствовалось напряжение. Елена не понимала, что произошло, но не осмеливалась спросить его о чем-то и надеялась, что он сам обо всем расскажет.

Когда фильм закончился, Деймон еще некоторое время сидел рядом с Еленой и смотрел в одну точку, о чем-то думая и, кажется, даже не моргая. Гилберт тоже не двинулась с места. В помещении царила звенящая тишина, каждая новая секунда которой опутывала душа страхом перед неизвестностью.

— Деймон… — наконец осмелилась произнести Елена и положила ему руку на плечо.

Сальваторе сделал шумный вдох и провел ладонями по лицу.

— Стефан и Грейсон обо всем знают, — еще немного помолчав, наконец сказал он.

В этот момент в душе Елены что-то оборвалось. Сейчас она понимала, что ожидала услышать что угодно, но только не это. Все-таки Деймон был прав, когда говорил, что Елене уже никогда не хватит сил вернуться к той жизни, которая была до него: даже простое упоминание имени ее мужа вызывало в ней сильнейшую дрожь.

— Что?..

— Каким-то образом Стефан узнал, что эти полтора месяца я провел с тобой в Лос-Анджелесе, и, по всей видимости, рассказал Грейсону.

Елена, пытаясь как-то осознать сказанное Деймоном, опустила взгляд. В сознании тотчас же начали звучать отголоски тысячи вопросов. Как это произошло? Откуда обо всем узнал Стефан? Как на это отреагирует Деймон? Что теперь будет дальше?

Елена поджала губы и потерла в один миг похолодевшие руки. Внутри все скрутило.

— Твой отец встал на сторону Стефана, да? — с необычайной грустью и дрожью в голосе произнесла она.

Елена посмотрела на него, и в этот момент их взгляды встретились. Деймон едва заметно кивнул.

— Теперь он уверен, что мы коварные обманщики, которые обвели бедного Стефано вокруг пальца, — с плохо скрываемым сарказмом сказал он.

— Это тоже Грейсон?.. — все так же несмело прошептала девушка, имея в виду рассеченную бровь.

По губам Деймона скользнула грустная и полная презрения усмешка.

— Я обо всем рассказал ему. Я рассказал Грейсону о том, как Стефан избивал тебя, об охранниках, об Аларике, о том, из-за чего ты потеряла ребенка. Сейчас я понимаю, что, может быть, действительно глупо поступил, потому что я бы, наверное, с такими рассказами тоже себя послал. Да и убедить в чем-то Грейсона всегда очень трудно, особенно, если это пытаюсь сделать я.

Елена была просто поражена произошедшим. И сейчас как-то незаметно для нее самой новость, о которой рассказал Деймон, на время отошла на второй план перед тем, как на сложившуюся ситуацию отреагировал Грейсон. Верить в то, что он так относится к собственному сыну, совершенно не хотелось.

— Деймон, но… — Гилберт на мгновение замолчала, сделав глубокий вдох, пытаясь подобрать слова. — Но он же твой отец… Неужели он даже не попытался поговорить с тобой?

В глазах Елены читалось искреннее недоумение.

— Елена, поверь, — тон Деймон стал каким-то снисходительным, будто бы он объяснял младшей сестре совершенно простые и всем известные истины, — семья и кровные узы не всегда возводятся в ранг чего-то сверхзначимого и способны что-то изменить.

Несмотря на то, что Деймон старался выглядеть безразличным, в его голосе Елена слышала обиду, разочарование и боль. И в этот момент, как никогда раньше, ей стало его очень жаль. Она действительно привыкла к тому, что в семье всегда все друг друга защищают и помогают. Семья и родительский дом были для нее оплотом, в котором она могла найти поддержку и спокойствие. Сейчас она понимала, что в семье Деймона все было по-другому.

— Почему он так к тебе относится? — спросила она, взглянув Деймону в глаза, и этот вопрос стал для него неожиданностью. Он думал, что сказанное им испугает Елену, что она начнет спрашивать о том, что им делать дальше, и он знал, что понял бы ее в таком случае. Но сейчас она гораздо больше волновалась за него самого, и для него, человека, совершенно к такому непривыкшего, это было поистине удивительно.

Деймон пожал плечами.

— Просто я вырос не таким, каким он хотел меня видеть, — усмехнулся он.

Сальваторе задумчиво посмотрел куда-то вдаль, а когда перевел взгляд на Елену, то по ее глазам понял: она хочет, чтобы он рассказал ей обо всем. Это казалось невозможным, но Елена была единственной, кому он доверял свою боль, рассказывал о том, что не давало ему покоя, без утайки, совершенно искренно. Елена дорожила этим и знала о том, что ему нужно.

— Грейсон всегда хотел видеть во мне себя, — объяснил Деймон. — Знаешь, отчасти я понимаю, почему так происходило. Я четвертый ребенок в семье. До моего рождения они с мамой потеряли троих детей, поэтому, наверное, неудивительно, что с моим появлением Грейсон связывал много надежд. В детстве он проводил со мной все свободное время: постоянно чему-то учил, о чем-то рассказывал, брал с собой в командировки. Только на мой характер это нисколько не повлияло. Как они с матерью ни старались воспитать во мне усидчивость, сделать более выдержанным и спокойным, во мне это всегда вызывало лишь раздражение.

Деймон замолчал на какое-то время.

— Грейсон всегда мечтал о таком сыне, как Стефан, — задумчиво произнес он. — Каким бы уродом он ни был, сыном он был идеальным. Стефан боготворил родителей и всегда прислушивался к их мнению. Джузеппе всегда хотел, чтобы он продолжил свое обучение в Колумбийском университете после школы, и он окончил его. Он три года ходил в музыкальную школу и занимался этим гребаным фортепиано, ненавидя его всей душой, просто потому, что об этом мечтала Лили. Стефан с самого начала понимал, что в какой-то день он должен будет возглавить компанию отца, и его эта мысль действительно воодушевляла. Он рано заинтересовался бизнесом, постоянно спрашивал у Джузеппе об особенностях работы его фирмы, в то время как я заявил Грейсону, что на пушечный выстрел к его компании не приближусь. Им с матерью часто приходилось краснеть за меня на родительских собраниях, постоянно допрашивать, когда я по несколько дней подряд пропускал занятия и как результат — тянул за собой огромные хвосты по учебе. Дома они со мной проводили серьезные беседы, наказывали, но меня это никогда не останавливало. Когда я стал взрослее, родители стали бояться даже не того, что я женюсь на неподходящей девушке, а того, что таковая однажды появится на пороге их дома и заявит, что беременна от меня и начнет претендовать не только на известную в городе фамилию хотя бы для ребенка, но и на неплохой такой кусок алиментов. Когда родители куда-то уезжали на несколько дней, я закатывал в их доме вечеринки, которые нередко кончались вызовом полиции из-за того, что грохочущую на всю округу музыку в три часа ночи соседи терпеть намерены не были. Грейсон никогда не мог принять мой образ жизни и мои ценности. В свои тридцать три я по-прежнему часто наведываюсь в ночные клубы и возвращаюсь домой в шестом часу утра. Я могу переспать со своей секретаршей, и в этом для меня нет ничего предосудительного. Я веду бизнес так, как считаю правильным, и мне совершенно плевать на то, что эта политика в корне расходится с той, которой придерживался Грейсон, когда управлял компанией. Для него все это немыслимо, и он до последнего упорно пытался переделать меня, подмять под себя. Но Грейсон никогда не был для меня авторитетом. И смириться с этим он не может. Он перестал интересоваться моей жизнью в тот момент, когда понял, что не увидит во мне того, кого хотел увидеть. Он чем-то напоминает мне капризного ребенка, которому очень быстро наскучила какая-то игрушка.