Во время её монолога в моей голове будто звенели колокола. Мамины слова тронули меня до глубины души и я, всхлипывая и захлёбываясь от слёз, прошептал:

– Обещаю, мама…

С Катей мы продолжали дружить, встречались, болтали, и лишь изредка наши взгляды выдавали, что какая-то странная тоска охватывала наши души… Но больше мы никогда не подходили близко к друг другу.

Время летело, уже кончалось лето, и было жаль его – школа надвигалась неотвратимо. Я наблюдаю за отцом, как он, покуривая сигарету, за воротами ожидает служебную машину. Наконец, возле него останавливается машина, отец бросает сигарету, не затушив её… Выговаривает водителю:

– Коля, что случилось? Ты где пропал? Обед ведь давно уже закончился!

Захлопывается дверь, машина трогается, а я завороженно смотрю на незатушенную сигарету, как дым тоненькой струйкой поднимается и растворяется в никуда… Меня вдруг охватывает непреодолимое желание попробовать покурить: поднимаю сигарету с земли, смотрю на неё, она тлеет, дымит, от неё идёт запах – запах необычный, сладковато-дурманящий, он манит меня и я закуриваю, кашляю, плююсь…

– Фу, какая гадость!

Первое желание – выбросить, но руки удерживают сигарету, не выбрасывают; прокашливаюсь, затягиваюсь снова – уже не так кашляю, уже не такая гадость, смотрю на неё, курю дальше. Теперь я всё чаще и чаще наблюдаю за отцом и жду, когда он выбросит сигарету, и – снова курю, чувствую, как что-то происходит со мной, где-то внутри мне неспокойно, понимаю, что это плохо, а если родители увидят? Как смотреть им в глаза? Мне становится стыдно, я бросаю сигарету… Однако вопрос «почему взрослые так много курят?» ещё очень долго занимал меня.

Перед школой мы едем с отцом в наш областной центр, в город Семипалатинск – отец по делам, а я на неделю к дяде моей мамы, Рафаэлю.

Город Семипалатинск находится от нас на расстоянии в полтысячи километров, ехать долго, я рассматриваю дорогу – всё здесь впервые для меня! Я замечаю, как пейзаж постепенно меняется, переходит в бесконечные степи. Отец разговаривает с водителем, дядей Колей. Я временами прислушиваюсь к разговору, но затем опять устремляю взгляд вдаль. Солнечные лучи жгут лицо, слепят глаза и заставляют морщиться – это восходит солнце, наполняя землю теплом. Вид этой картины что-то переворачивает внутри меня: безотчётно нахлынувшая радость – совершенно непонятное чувство… Что же, почему и – что ещё вызывает у человека такое чувство радости? Встреча с новым? Исполнение желаний? Размышляя над этими серьёзными проблемами, я услышал тихий храп. Всё понятно – отец наговорился и задремал.

Дядя Коля, посматривая в зеркало, обратился ко мне:

– Что, Саша, интересно?

Я:

– Да, очень!

Дядя Коля:

– Всё в первый раз интересно, а потом становится обыденным, знаешь… Для нас, по крайней мере, взрослых. Вот твой отец – он уже всё знает и видел, он в дороге всегда засыпает и крепко – его укачивает. Однажды мы с ним на этой же дороге попали в аварию, всё произошло так быстро – опомниться не успели! Мы перевернулись, лежали вверх ногами, тогда только твой отец проснулся…

Мне стало смешно:

– Как это?

Дядя Коля тоже улыбнулся, перевёл взгляд на небо:

– Вот так, Саша, бывает в этом мире, в один миг может всё измениться.

К вечеру мы подъехали к большому частному дому, отец сказал:

– Вот мы и прибыли, Сашок, это дом дяди Рафаэля!

Выходя из машины, отец взял вещи и гостинцы. Навстречу выходит женщина лет шестидесяти и, улыбаясь, обнимает моего отца:

– Здравствуй, Райнгольд! Это Саша?

Отец:

– Он самый!

Тётя Катя обнимает меня:

– Здравствуй, Саша! Какой ты уже большой!

Я, застенчиво улыбаясь, ответил:

– Здравствуйте…

Тётя Катя:

– Пойдёмте… Проходите в гостиную и присаживайтесь. Рафаэль сейчас придёт с работы, отдыхайте, а я пока в летнюю кухню – на стол приготовлю!

Я осматриваюсь, обхожу дом: дом состоит из шести комнат, я всматриваюсь в картины, фотографии, трогаю мебель, подмечаю, что материально они живут лучше, чем мы, чистота идеальная, тишина… которую нарушает разговор во дворе:

– Здравствуй, Райнгольд! Ты всё со своей сигаретой не можешь расстаться…

– Здравствуйте, дядя Рафаэль! Да никак не могу бросить…

– «Не могу» – такого нет, скажи – «не хочу»! Ну, так где он, твой наследник?

– В доме. Саша! Иди сюда, что ты там сидишь один?

Я выхожу, отодвигаю занавеску на дверях, которая служит преградой для мух, взгляд мой падает на мужчину среднего роста с редкими тёмными волосами на голове, с залысиной; улавливаю какую-то схожесть с моим дедушкой…

Дядя Рафаэль:

– Ну, здравствуй, Александр! – протягивает руку.

Я робко отвечаю:

– Здравствуйте, дядя Рафаэль, – и тоже протягиваю руку.

– А-а, застенчивый какой! Сразу вижу: мамино воспитание, дай-ка, я тебя поближе разгляжу… Саша, да ты не похож на своих родителей – какие светлые волосы, а какие глаза!

– Он похож на моего отца, даже временами я вижу схожесть их характеров!

– Сейчас скажи, что в нём «нашего», вообще, нет! Не забывай, Райнгольд, в нём – всего поровну! Саша, ты чей сын?

– Папин! – не раздумывая, отвечаю я.

Отец улыбается:

– Правильно, сынок!

Дядя Рафаэль:

– Это он так говорит, потому что Эллы с нами нет, кстати, как она?

Разговор перешёл на взрослые темы, а я продолжил осмотр их владений: двор был маленький, вернее, переднего двора, вообще, не было – были цементные дорожки в полтора метра шириной, сбоку в ряд росли цветы, дальше были большой огород и задний двор, почти как у всех; в нём бегают куры и вертится собака на цепи – лает на меня. Я осторожно, с опаской, передвигаюсь к сараю, где вижу кроличьи клетки. Тут я не выдерживаю: припадаю к ним, разговариваю с кроликами, рассматриваю их…

Всю неделю я пробыл с дядей Рафаэлем и тётей Катей, они возили меня на своей оранжевой машине марки «Жигули-01» по магазинам, подбирали мне школьную форму и портфель, ещё ходили на карусели и аттракционы, побывали в больнице, где работал врачом их сын Артур. Я получил множество впечатлений…

Первое сентября 1980 года. Мама ведёт меня в школу! В нулевой или так называемый подготовительный класс – в него принимали тех детей, кто не ходил в детский сад. Столь много детей я вижу впервые, с удивлением смотрю на них, пытаюсь сосчитать… Где-то внутри мне страшновато – непонимаю и пытаюсь понять: откуда идёт это чувство?

Начались занятия, учительница проходит между рядами, записывает фамилии, переспрашивает мою и задаёт вопрос:

– Национальность – немец?

Я смотрю вопросительными глазами.

– … ?

– Понятно, где живёшь, на какой улице?

– На Воронковой!

– Значит – немец!

Учителя переговариваются между собой, слышится:

– Всех немецких детей, часть русских и часть казахских я возьму к себе, остальные – у тебя.

Я плохо понимал эти проблемы, но впоследствии, по этим и многим другим событиям, понял, что для меня именно с этих вопросов начались «уроки истории» – безысходной и тяжёлой истории взрослых…

Начинаются уроки, моя левая рука тянется к ручке, меня поправляет Нина Фёдоровна:

– Саша! Мы все пишем правой рукой, выводим всё аккуратно, как написано на доске…

Мне неудобно, дома я всегда левой рукой рисовал картинки, стараюсь – правой, забываю и пишу левой, учительница поправляет меня…

На переменах дети играют между собой, я стою в сторонке – стесняюсь первым подойти и познакомиться с кем-нибудь… Домой иду один, уже на нашей улице слышу торопливые шаги, оборачиваюсь – два мальчика из моего класса:

– Эй, ты! Ты кто такой? Ты знаешь, что идёшь по нашей улице?..

– Я на этой улице живу…

– Не знаем мы тебя, ты не должен здесь ходить, если ещё раз встретим, получишь от нас, ты понял?