Я ведь в армию уходил со смешанными чувствами, с боевым настроем и поддержкой националистических нравов, понимаешь? Но именно в армии всё переменилось, ведь те самые казахи – «чурки» – как мы их называли, не дали мне упасть, а поддержали, именно они не позволили сломать меня, мою душу, они стали для меня как братья… И от моих националистических убеждений осталась только обида на мой народ, из-за которого нас сослали в далёкий Казахстан, кстати, мы уже шесть лет ждём документы на выезд в Германию – это страшная волокита: они всё проверяют, устраивают всякие тесты, экзамены по языку, но как же мы можем «безупречно знать» наш родной язык, если были запреты, гонения на него. Во мне течёт немецкая кровь, и разве моя национальность может поменяться только от того, что я родился в Казахстане?

– Значит, уезжаешь в «фатерланд»?

– Да, Валер…

– М-м-да. А я часто видел твоих братьев, наблюдал за ними… Да, кстати, где твоя кобыла?

– Продали…

– Жалко. Такой ход, такая красавица!

– Да, ты прав, бывало, заходишь в конюшню, она копытом стучит, фыркает – приветствует, и смотрит такими понимающими глазами, потом положит голову на плечо, как будто обнимается…

Послышался стук в боковое стекло, я повернулся – наклонив голову и улыбаясь, у машины стоял высокий черноволосый парень, я приоткрыл окно:

– О, Серж! Такие люди – одни, пешком и без охраны, какими судьбами?

– Да машина сломалась, стоит на СТО. А я смотрю: Саня, ты – не ты? Ты долго ещё?

– Да сейчас заканчиваем, минут пять…

Я повернулся к Валере, Валера смотрел вопросительно на меня:

– Я не думал, что ты с ним знаком – твой друг?

– Да, можно сказать…

– А где твой кент, твой компаньон?

– В Алма-Ате.

– Ладно, давай, тебя ждут, Саня! Не буду задерживать, да и мне надо работать…

Мы крепко пожали руки, смотря друг другу в глаза:

– Валера! Хочу, напоследок, тебя спросить: проявишь ли ты снисхождение, если когда-нибудь поймаешь таких же солдат, какими были мы с тобой?

Он, не задумываясь, с улыбкой ответил:

– Конечно, брат!

Выйдя из машины, мы ещё раз поздоровались с Сержем, и обнялись по-братски:

– Что, Сань, проблемы?

– Да нет, это мой соратник, служили вместе.

– Ты служил в армии?.. А что так, почему не откупился?

– Тогда у меня денег не было, а родителям не хотел проблемы создавать – семья многодетная, знаешь, с копейки на копейку перебивались. В то переломное время повсюду веяло кризисом из-за сложившейся в стране неразберихи: что кому принадлежит и за что должен платить? Были приостановлены почти все предприятия – люди месяцами зарплату не получали…

Серикжан, смотря мне внимательно в глаза:

– Да, какое великое Государство – с площадью пол земного шара, развалили! Сколько человеческих судеб… Новорождённый Казахстан, после развала Союза, получил ведь разграбленное наследство. Нам ещё повезло, что мирно расстались, без войны.

– Слава Богу!

Серикжан кивнул головой в знак согласия:

– Как говорят у нас на востоке: «Не дай Бог жить в эпоху перемен!»…

На мгновение я ловлю взгляд своего собеседника, и замечаю в его глазах нескрываемую тоску. Интуиция подсказывает мне, что он грустит не по потерянной стране:

– Серж, а ты что здесь в таком настроении?..

Серикжан, с присущей ему открытостью:

– Настроение отвратное, думал, в кабаке поднимется, нет, безуспешно…

– О чём грустишь?

– Слышал, «смотрового» убрали – криминального авторитета Урджара?

– Да, но я его лично не знал…

– А он мне как брат был, «крышевал» меня, при возникновении трений с криминалом я обращался к нему – он всё мирно улаживал. Сегодня были похороны, вся братва собралась, из России много людей было, его многие знали, негде было яблоку упасть, знаешь же, у нас, мусульман, закон: все обиды, долги должны быть на кладбище сказаны, а после похорон – всё. Так вот, когда спрашивали, кто держит на него обиду, или кому он должен, говорите сразу: на этом мести отдано будет; а он мне должен был, я его выручал в своё время, он вернул мне часть, а другую не успел. И я промолчал…

– Серж, прими мои соболезнования, держись, я считаю, он ходил по лезвию ножа, это путь очень скользкий. Мне искренне жаль его.

– Согласен, таким путём лучше не ходить – Аллах не простит, надо жить, как можно честно и чисто…

– Это точно, Серж! За всё придётся когда-то ответить перед Богом, как бы мы Его не называли – Oн един для всех живущих на этой планете, наш Создатель!

– Санёк! Ты меня удивляешь: говоришь, как верующий человек…

– С недавних пор я стал верующим человеком, ну, конечно, ещё не глубоко верующим… Два года тому назад убедил всю мою семью – креститься; мы крестились в лютеранской церкви.

– Это в той церкви, которая находиться у вас, на «Берлине»?

– Нет, это христианская община, никогда не думал, но именно из этого дома молитвы у меня сейчас много знакомых и друзей – наш край почти уже весь в Германии, так вот, многие из этих верующих купили на нашем краю дома, теперь они мои соседи. А лютеранская церковь, Серж, стоит напротив «Казсельхозтехники»…

Серикжан внимательно слушал и смотрел на меня расширенными от удивления глазами, мне стало смешно, и я рассмеялся:

– Извини, Серж. Ты на меня так смотришь – к выражению твоих глаз не хватает раскрытого рта, чтобы создать полную картину удивления!

Мы вместе разразились смехом, который наши учителя в школе назвали бы «ржанием», но нам было всё равно – мы искренне смеялись.

Вдалеке Валера, слегка помахивая милицейским жезлом, останавливал машины и посматривал на нас, вероятно, как на умалишённых, а мы, насмеявшись, постепенно вернулись в прежнее состояние:

– Санёк! От твоего полного расклада у меня и расширились глаза! Как у тебя со временем, пойдём, посидим в «Равшане»?

– Вообще-то, я уже здесь задержался, давно должен быть у одного человека…

Серж посмотрел на меня обиженным взглядом:

– Санёк! Мы так редко видимся, не откажи составить мне компанию, в такой тяжёлый день для меня, что, прикажешь, с женой дома сидеть? О тряпках вести беседу? Я ей сказал, что сейчас вернусь, а сам растворился, никто не знает, где я, а ты – человек, близкий мне по душе, с кем можно поговорить не только о суете нашей жизни. Ну, Сань?

Меня тронули сказанные Серикжаном слова, произнесены они были очень искренне.

– Но, Серж! Из меня плохой компаньон, ты же знаешь, я практически не пью, тем более я за рулём…

– Это как раз то, что мне и надо: что вести эти пьяные разговоры, после которых не помнишь ничего, о чём говорили! Мы, казахи, знаем норму, с детства нас этому наши старики учат, знаешь, я ведь, как и ты, не курю и имею свои принципы!

Теперь я, не отвлекаясь, внимательно слушал своего собеседника, стараясь понять его и раздумывая над каждым словом…

– Хорошо, Серж, пойдём!

– Я приглашаю, Саня! Всё – за мой счёт, тем более у меня к тебе есть предложение, ну, хорошо, за столом обсудим его…

Я окликнул Валеру:

– Валера! Ты долго ещё будешь здесь?

Валера, прервав свой разговор с каким-то водителем, откликнулся:

– Ещё часок!

– Я – в «Равшан», ненадолго, если задержусь, то до скорой встречи, желаю успехов!

– Тебе также, не забывай: ты за рулём!

– Хорошо!

В ресторане «Равшан» веяло непривычной для меня атмосферой – потёмки, приглушённая музыка… Мы присели за небольшой стол в дальнем углу, подошла официантка:

– Что будем заказывать?

Серж, положив руки на стол:

– Света, знакомься, это мой брат, Александр! Не смотри, что он белый, у нас один ОТЕЦ! – Серж мигнул мне глазом…

Светловолосая девушка протягивает мне руку:

– Света!

Я привстал и протянул руку в ответ:

– Очень приятно, Александр!

– Мне – также! Ну, так что будем заказывать?

Серж расплылся в улыбке:

– Санёк! Будем заказывать Казахское национальное блюдо из конины – «Казы»?