Никита Романович, добродушный и душевный человек, чуть полноватый, но тем не менее деятельный, был приближенным царя Ивана Васильевича, хотя получил нарекания и даже попадал в немилость Грозного за Шведский поход, который проиграл, но вновь выслужился и участвовал в управлении государством Российским.

Никита Романович, будучи человеком незлобным и немстительным, немного поразмыслив, решил для себя: «Да пусть властолюбивый Борис потешит себя, а я как был Федору дядей, так и останусь, и ко мне молодой царь, конечно, будет прислушиваться. Уж я-то постараюсь!»

Когда царь Федор произнес вступительную речь, тут же произошел раскол между советом, назначенным Грозным, как будто между ними пробежала черная кошка.

Никита Романович, Борис Годунов и думные дьяки братья Щелкаловы остались около царя. А князья Мстиславский, Воротынский, Головины, Колычевы и Шуйские, недобро поглядывая на своих конкурентов, перешептываясь между собой, вышли из кабинета царя.

Первым с возмущением заговорил Иван Петрович Шуйский:

– Вон оно как вышло: мы, Шуйские, прямые наследники престола по роду Рюриковичей, не только обойдены завещанием царя Ивана Васильевича, но, мало того, при всех унижены. От непредсказуемого царя Ивана можно было все ожидать, но то, что он завещает свой престол блаженному Федору, который только и может, что звонить на колокольне, да целыми днями Богу молиться?! А кто править государством будет?

– Дык кто?! Блаженный звонарь, – поддакнул Воротынский.

– Не скажите, бояре! Федор не так прост, как на первый взгляд кажется, да и жена у него неглупая, и шурин спит и видит, как он захватит повсюду власть, – возразил боярин Головин.

– Ведь это ж надо, свою золотую цепь снял, надел на Годунова и тут же сделал его боярином и управителем Российского государства! Как будто кроме Бориса некому позаботиться о государственных делах. Какой-то выскочка без роду без племени – и ему вся власть! – продолжал возмущаться Шуйский.

– Ну а что ты хотел, Иван Петрович, теперь его сестра будет царицей, а для этого конюшего будут все двери открыты.

– А это мы еще посмотрим. Эх, зря царь Федор Иванович так положился на этого цареубийцу. Он об этом еще не раз пожалеет, да только поздно будет. Ведь не зря говорят, что они с Бельским отравили Ивана Грозного.

– А говорят, удушили, – встрял в разговор боярин Мстиславский.

– Говорят-то люди разное, только я уверен, что Ивана Васильевича они действительно уходили, – продолжил Шуйский.

– Но в этом случае едва ли он будет вредить своей сестре. Какой ему резон? – сказал Головин.

– Да кто его знает, что там у него на уме?! Только я думаю, что Борис Годунов ради власти может пойти на все, – возразил Шуйский.

– Все это, бояре, разговоры и слова, да только что мы будем делать?! Как нам быть-то теперь? – разочарованно произнес Воротынский.

– Надо что-то делать… – произнес Головин.

– Я думаю, что пока ничего не надо делать, а понаблюдать надобно. Жить, как прежде жили, и пока в споры и борьбу с Годуновым и его приспешниками не вступать. Ждать. А там жизнь покажет, что надо делать. Еще венчания царя на престол не было. И будьте осторожны: Годунов, если заподозрит что-то, со свету сживет.

31 мая 1584 года в Успенском соборе Московского Кремля Федор Иванович короновался на царство Российское. Он блаженно улыбался. Торжественная церемония ему нравилась. Но слабому здоровьем Федору было трудно держать на голове украшенную драгоценными камнями тяжелую шапку Мономаха, да еще держать в руках тяжелую золотую державу. Обливаясь потом, Федор снял шапку Мономаха, дал подержать стоящему рядом боярину Мстиславскому, а державу – Борису Годунову.

Присутствующие на коронации бояре и дворяне это заметили, и по залу прошел возмущенный говор. Боярин Никита Романович, родной дядя царя, зашептал ему на ухо:

– Что ж ты делаешь, Федор Иванович?! Разве можно при коронации вручать шапку Мономаха и державу в чужие руки?! Это плохая примета.

– Больше не могу держать эту тяжесть. Мне стало что-то дурно, если я еще подержу, то упаду в обморок.

Но дядя царя немедленно повелел водрузить на место все царские атрибуты, затем шепнул на ухо Федору:

– Терпи, Федор Иванович, ты принимаешь на себя царство, сейчас на тебя смотрит весь православный люд.

Наконец митрополит стал читать книгу с увещеваниями царю творить в своем государстве истинное правосудие, мирно владеть венцом его предков. Затем митрополит благословил царя Федора на царствование и наложил на него крест.

Царь после краткой речи с обещаниями о своем справедливом царствовании для благоденствия народа и процветания России допустил каждого поцеловать его руку. Коронация закончилась преподношением богатых даров царю с пожеланиями долгой ему жизни и счастья в его царствовании.

Празднование по случаю коронации царя Федора продолжалось две недели и закончилось пальбой из пушек. Двадцать тысяч стрельцов, разодетых в бархат, салютовали из своих пищалей в честь нового помазанника Божьего, царя Федора Ивановича.

Окончательно утомленный от всех последних событий и различных душевных переживаний Борис Годунов, немного откушав приготовленные слугами блюда, отодвинул еду от себя, задумался, а подумать было о чем. Его сильно беспокоили бояре Романовы, Шуйские и Нагие. Он прекрасно понимал, что борьба за власть с ними еще предстоит, возможно, не на жизнь, а на смерть. Он знал, что они так просто, без боя, не уступят ему место у трона царя, хотя царь Федор ему родственник. Особенно большое влияние на помазанника Божьего оказывал и будет оказывать его дядя Никита Романович Юрьев-Захарьин.

Годунов стал рассуждать, разговаривая сам с собой:

– Трудная у меня будет, наверно, жизнь – роль управителя при царском дворе. Не сдадутся мои противники просто так.

Борис знал, что родовитые твердолобые бояре по роду Рюриковичей будут постоянно ставить ему палки в колеса и всячески оговаривать перед царем. Благо, что Федор Иванович не вышел характером в своего жестокого и грозного отца, а был набожен и ласков с людьми. Хоть многие и считали Федора блаженным и недалеким, но он-то хорошо знал, каков будущий царь государства Российского. От сестры Ирины Федоровны, теперь царицы, он доподлинно имел представление о царе: как говорят, в тихом озере все черти сидят. Муж его сестры не так прост, как кажется на первый взгляд. Федор неплохо образован, по сравнению с ним, и кроме церковных книг много читал, хотя свои знания никому не показывал, был кроток и богомолен.

Жена Годунова тихо вошла в столовую. Это была стройная полногрудая женщина с черными вьющимися волосами, карими выразительными глазами. Греческий нос с небольшой горбинкой придавал ее лицу особую прелесть. Она подошла сзади к мужу, нежно обняла его за шею, поцеловала в щеку, спросила:

– Что же ты, мой Борис, сидишь тут один в столовой и не зовешь меня ужинать? – и, поглядев в глаза мужу, воскликнула: – А что это за мрачное настроение?! Тебе же радоваться надо, твоя сестра стала царицей. Федор Иванович сделал тебя боярином, назначил управителем государственных дел, а ты все недоволен.

– Это моя сестра стала царицей, но не ты, – грустно ответил Годунов.

– О, как тебя понесло! Ему всего мало! Уже возмечтал о троне, – заметила жена и весело рассмеялась, чем вызвала улыбку у мужа.

– Конечно, я не о троне мечтаю, а просто страшусь, сколько я теперь своим назначением приобрел врагов. Ты же, Мария, не хуже меня знаешь, какая сейчас развернется борьба за место около трона царя. И знаешь, какие Рюриковичи и их приспешники твердолобые. Ты думаешь, они без боя сдадутся?

– Конечно, нет, – подтвердила жена.

– Ну, так вот. Ты бы видела, какие взгляды они все на меня бросали.

– А ты, Борис, уже и испугался…

– Нет, Мария, я не испугался, но только понял, какая мне предстоит нелегкая жизнь. Они ведь будут на меня обязательно наговаривать и клеветать царю.