– Поттер, ты что несешь?! – крикнул Малфой, всем телом дернувшись в своих путах. – Ты рехнулся!
Но Поттер, не обращая внимания на своего любовника, стараясь перекричать его, начал сознаваться во всех смертных грехах. Секретарь не успевал записывать его показания, судьи, не скрывая удивления и недоверия, смотрели на мальчишку, растянутого на веревках в пыточной камере, который добровольно и осознанно признавался в таких преступлениях, за каждое из которых в магическом мире ему грозила смертная казнь. Но Гарри было все равно, он не думал о себе и своем будущем, сейчас самым главным было спасти Драко, который своим правдивым признательным показанием добровольно затянул петлю себе на шее. Поттер не мог принять такой щедрый и благородный подарок от своего парня. Если они и были виноваты в том, что полюбили друг друга, то теперь должны взять за это ответственность вдвоем. Гарри не мог и не хотел смириться с тем, что Малфой, хотя и рассказал правду, пытаясь выгородить его, понесет наказание один. И Поттер, вопреки кодексу гриффиндорцев быть честным, сейчас без зазрения совести лгал и наговаривал на себя, лишь бы спасти любовника от грозившей тому смертной казни. К удивлению всех присутствующих парень сознался в том, что уже давно проявлял интерес к мужчинам, а женщины не привлекали его вообще, поэтому, несмотря на попытки завести отношения с девушками в Хогвартсе, они быстро прекращались. С Джинни Уизли он начал встречаться исключительно для того, чтобы не вызывать подозрений в обществе своей гомосексуальной наклонностью. Гарри, сбиваясь от волнения, рассказал о том, что Малфой не первый его мужчина, что до слизеринца он уже имел многочисленные сексуальные контакты с магглами во время летних каникул, что первый раз вступил в противоестественную связь лет в двенадцать или тринадцать со своим дядей Верноном, а потом с кузеном Дадли, и даже один раз присутствовал на гей–параде в Лондоне. Поттер не стал уточнять, что это случилось, когда он был одиннадцатилетним ребенком и тогда даже не понимал, кто такие геи. Это произошло в день рождения Дадли, когда они возвращались из зоопарка. Там произошел неприятный инцидент, когда Гарри случайно наколдовал, чтобы стекло, отделяющее огромную змею от посетителей, исчезло, и кузен свалился в террариум. Семейство возвращалось домой, тетя Петунья обнимала ревущего на заднем сиденье автомобиля Дадлика, Гарри, предчувствуя хорошее наказание по возвращении домой, молча смотрел в боковое стекло, дядя Вернон недовольно сопел, атмосфера в машине была угнетающая, и ко всему прочему на одной из улиц движение было перекрыто проходящим в этот момент в Лондоне гей–парадом. Поттер уставился в окно, еще толком не понимая, кто такие эти странные мужчины, разнаряженные в умопомрачительные костюмы с блестками, стразами, перьями. Дядя Вернон, проклиная на чем свет стоит «грязных пидоров», со злостью жал на клаксон, требуя, чтобы пропустили его автомобиль, тетя Петунья, не скрывая своей брезгливости, делала вид, что не замечает полуголых геев, которые, не стесняясь никого, обнимались и даже целовались на улице. Дадлик, вмиг перестав реветь, теперь тупо гыгыкал, а Гарри с интересом рассматривал этих веселых парней, которые ему почему–то сразу понравились, хотя бы уже тем, что вызвали такую реакцию у Дурслей. Дядя Вернон зарядил ему весомый подзатыльник, чтобы он не пялился по сторонам на «всяких извращенцев», и Поттеру пришлось потупить взор в пол, хотя ему очень хотелось посмотреть еще на это шествие, которое так напоминало веселый сказочный карнавал. Вспомнив этот момент из детства, Гарри правдиво заявил, что присутствовал на гей–параде, отчего собравшиеся на допросе судьи брезгливо передернулись. Не обращая на это внимания, парень продолжал рассказывать все, что когда–либо слышал про геев, исключительно применяя это к себе. Он понимал, что несет чистый бред, и вряд ли кто здравомыслящий поверит в подобную ахинею, но это был единственный шанс спасти Драко и разделить с ним их общую вину за любовь. Главное было убедить судей в том, что Малфой его не насиловал, что он сам этого хотел и добивался, и уже не являлся девственником, а был убежденным геем, типом, развращенным маггловским обществом.
Когда он, наконец, закончил, в камере повисла гнетущая тишина, и лишь перо секретаря еще продолжало царапать по пергаменту. Гарри мельком взглянул на Драко, и увидел его бледное, испуганное лицо. Поттер попытался улыбнуться, чтобы хоть как–то подбодрить своего любовника.
– Это все, в чем ты хотел признаться, Поттер? – глухим голосом поинтересовался дознаватель. – Или есть что–то еще?
– Э…э…э… – задумчиво протянул Гарри, а затем выпалил на одном дыхании: – В Хогвартсе у меня не было любовника, поэтому я регулярно занимался онанизмом и еще использовал пенал для карандашей в качестве… э… э… э… короче, я его засовывал туда и пользовался им каждый раз перед сном, вот.
– Идиот, – простонал Малфой, стискивая зубы так, что на скулах заиграли желваки. – Поттер лжет, дайте ему «Веритасерум»! – с отчаянием выкрикнул Драко, обращаясь к судьям.
– Я клянусь, что все это правда! – поспешно ответил Гарри, бросив испуганный взгляд на своего любовника.
– Отпустите Поттера, – распорядился один из судей, и дознаватель махнул рукой двум тюремщикам. Ворот дыбы заскрипел и ноги Гарри опустились на холодный пол. Его развязали и, поддерживая под руки, подвели к столу, за которым сидели судьи.
– Подпиши это, – прикрикнул на него следователь.
Гарри сунули гусиное перо. Затекшие руки плохо слушались, но парень, не читая, быстро поставил свое имя в предложенном документе. В глаза бросились слова, написанные каллиграфическим почерком: «Признаю себя виновным… Раскаиваюсь… Надеюсь на снисхождение…» Все было заготовлено заранее, не зависимо от его идиотских показаний. В чем он сознавался – Гарри было не важно. Все равно с анальной грушей в заднице он признался бы во всем за один миг, а так он постарался спасти Малфоя. Он должен был разделить с ним часть вины за их преступную любовь, потому что было нечестно, чтобы Драко один взял на себя всю ответственность за то, что произошло. И, несмотря на то, что он стал геем именно благодаря слизеринцу, Гарри не мог и не хотел допускать, чтобы наказание за это понес один Малфой, выгораживая его. Поттер постарался сделать все, чтобы разделить эту ответственность с любовником, если уж не получится взять все на себя.
– Что теперь с нами будет? – спросил Гарри, возвращая перо и бумагу.
Один из судей чуть заметно пожал плечами.
– Суд вполне удовлетворен вашими признаниями, поэтому допрос закончен, но следствие по этому делу еще продолжается. О назначенной дате вынесения приговора вы будете оповещены. Теперь вам остается только надеяться на милость Верховного суда Визенгамота, – бесстрастно прозвучал ответ, отчего Гарри невольно вздрогнул и почувствовал, как холодный озноб прошел по его телу.
– Что ты наделал, идиот! – закричал бывший слизеринец, когда его, освободив от привязи и заломив руки за спину, вытаскивали из камеры. – Ты же сам себе подписал смертный приговор!
– Я люблю тебя, Малфой! – обернувшись, прокричал в ответ Поттер, но ему тут же скрутили руки за спиной, нагнули и тоже потащили на выход.
После унизительного медосмотра и допроса, на котором Гарри не только сознался во всем, но и оболгал сам себя в надежде выгородить любовника, арестованного молодого человека доставили в темную, грязную камеру на втором подземном этаже Дворца Правосудия, где находились темницы для особо опасных преступников. Охапка прелой соломы и переполненная дерьмом вонючая параша составляли всю обстановку этой тесной коморки. Единственная свеча, воткнутая в торчавший из каменной стены крюк, с трудом освещала ее. Здесь он и должен был ожидать суда.
Если раньше Гарри воспринимал все, как затянувшуюся дурную комедию, то после допроса отчетливо осознал, что все намного серьезнее, хотя продолжал упорно отрицать то обстоятельство, что за гомосексуализм в магическом мире могут вынести смертный приговор и его, как пассива, посадят на кол. Бывший гриффиндорец упорно отвергал такой чудовищный факт, который просто не укладывался у него в сознании, но, тем не менее, мысль о том, что они с Драко огребли серьезные неприятности, которые, возможно, грозят им тюремным заключением в Азкабане, Гарри уже вполне осознавал. И в его душе прочное место заняло гнетущее чувство тревоги и неуверенности. Он подписался под признанием своей вины, оговорил сам себя, выгораживая Малфоя, но мог ли он поступить иначе? Гарри понимал, что нет. Драко рассказал правду, а это значило, что сознался в том, что изнасиловал его чуть больше года назад на выпускном балу. Как бы не относились к гомосексуализму в магическом мире, но изнасилование везде считалось серьезным преступлением и за него жестоко карали. И Поттер не мог допустить, чтобы Малфой за то, что произошло на выпускном, получил суровое наказание. Поэтому Гарри, не думая о последствиях для самого себя, рассказал все эти небылицы о своих извращенных пристрастиях, которые он якобы приобрел в развратном маггловском мире, и о том, что сам совратил Малфоя, рассчитывая на то, что поверят все–таки ему, а с Драко снимут все обвинения. Поттер не очень–то верил, что его, героя и спасителя магического мира, награжденного Орденом Мерлина первой степени, могут осудить. Сейчас, когда первый шок и потрясение прошли, он склонялся к мысли, что этот суд, скорее всего, окажется очередным дешевым спектаклем, рассчитанным на то, чтобы их с Драко серьезно попугать и отбить у них до конца жизни желание заниматься сексом друг с другом. И всем этим продажным судьям, купленным на деньги Малфоя–старшего, удалось запугать их до полусмерти, а они, как маленькие испуганные дети, со слезами на глазах подписали все, что от них требовали. Гарри не сомневался в том, что отец Драко устроил все это, чтобы разлучить их. Ведь после того, как Люциусу пришлось купить себе и своей семье спокойную жизнь при новом режиме, их легендарные капиталы заметно уменьшились. Прощение бывших Пожирателей Смерти – Люциуса и Драко, стоило дорого, и многочисленные взятки и взносы в благотворительные фонды привели к тому, что состояние Малфоев дало заметную брешь. Некогда богатый род, если и не был еще признан банкротом, то уже находился на грани разорения, и Люциус, стремясь восстановить былое могущество династии и пополнить свои счета, хотел женить Драко на богатой наследнице, Астории Гринграсс. Это была очень выгодная партия, за невесту давали огромное приданное и земли на юге Франции, на берегу Луары.
