Марианна глядела на волнующуюся воду, омывающую катер. Черную и бирюзовую, светло-серую и кобальтовую. Клара была права: стоило прижмуриться, как все обретало один цвет – и небо, на горизонте смыкавшееся с морем, и земля, которая все быстрее к ним сейчас приближалась.

«Туда, на дно, – подумала она, – я же хотела туда, на дно. Почему же я не утопилась? Трусости не хватило? Или смелости?»

У Марианны голова шла кругом от собственной непоследовательности.

Она посмотрела на Симона, и на ее лице отразились страх и сомнения.

Рыбак и сам не знал, чего так боится эта женщина. Настороженная, словно постоянно ожидающая удара. Но одновременно ее взгляд так и впивал в себя окружающее их безбрежное море, глазами он пила, не отрываясь, словно умирающая от жажды. «Все хорошо, девочка. Можешь меня не бояться». Симону были по душе люди, которые любили море. Как и он. Частенько, когда рыболовецкие флотилии из Конкарно во время лова ската и трески доходили до побережья Исландии и острова Ньюфаундленд, Симон проводил в море целые недели. Тогда день за днем его окружали только море, небеса и одиночество, а это не всякому под силу выдержать.

Симон думал о Колетт. Она принадлежала к тому немногому, что нравилось ему на суше. Он нарвал владелице художественной галереи из Понт-Авена цветов на день рождения и передаст ей букет позже, в ресторане «Ар Мор», после того как высадит на берег эту морскую фею, – кто знает, вдруг это одна из блуждающих душ, ищущих путь на Авалон, и лишь случайно попала на борт его «Гвен II»?

Женщины. Как же с ними трудно! Они как море. Такие же непредсказуемые.

Он вспомнил слова, которые произнес его отец, когда он стал жаловаться на это суровое, необузданное, непредсказуемое море. «Научись любить его, сын. Научись любить свое дело, не важно, что именно ты делаешь, и тогда все само собой разрешится. Ты не перестанешь страдать, но научишься чувствовать, а если будешь чувствовать, значит будешь жить. Чтобы жить, нужны трудности, без них ты просто мертвец!»

Трудность в сером платье завороженно глядела на море. Симон различил в ее взгляде неутолимую, страстную тоску по незнакомым далям.

Симон поманил Марианну к себе. Она нерешительно поднялась, он подвел ее к штурвалу, стал за ее спиной и, взяв ее руки в свои, принялся осторожно помогать ей вести катер. Они прошли устье Авена, все ближе подплывая к порту Кердрюка.

Поль поехал в Кердрюк; лучше всего протрезвляться в порту, пусть хмель выгоняют ветер и солнце. Симон оставил ему на дощатом кухонном столе кофе, молоко, теплые хрустящие блины и бутылку кальвадоса «Пер Маглуар». На стол взлетела курица и снесла яйцо. Хотя он и поспал немного у Симона на диване в кухне, у Поля ломило все тело, как будто его долго били. Может быть, он как-нибудь уговорит Симона помочь ему в магазинчике? Забросив рыболовный промысел, Симон переоборудовал свой рыбацкий домик в Кербуане под мини-маркет, а сам перебрался в кухню к курам.

Симон продавал доверчивым туристам всякий вздор. Например, «ледяной мед», якобы собранный морозоустойчивыми пчелами в Пиренеях на цветах, усыпающих ледниковые равнины. О том, что это всего-навсего пряный «miel de sarrasin», гречишный мед из Аргоата, внутренней, лесистой части Бретани, туристам знать было ни к чему. А еще Симону пришла в голову отличная мысль торговать семенами менгиров. Для этого он фасовал гранитную крошку, осыпавшуюся откуда-нибудь со стены после каких-нибудь ремонтных работ, в маленькие бумажные пакетики с изображением карнакских мегалитов. «Первые сто – двести лет мегалиты растут медленно, – пояснял он легковерным покупателям, – но вместо удобрения можно использовать добрую старую кельтскую землю из Бретани». И так в придачу к каждой горстке камешков продавал им еще и комок грязи из собственного сада.

Но больше всего Полю нравились, что летом мини-маркет Симона постоянно переполняли толпы женщин, без конца повторявших: «О, соу найз!» – и: «Нидлиш!»[37] Они неизменно щеголяли в коротеньких юбках и все без исключения надеялись подцепить бретонского рыбака, чтобы почувствовать себя героиней романа «Соль на нашей коже»[38]. Симон со всеми этими туристками, в том числе надменными парижанками, даже разговаривать лишний раз не хотел, а тем более играть в любовь по-бретонски. Но для Поля не существовало лучшего средства исцелиться от любви к одной женщине, чем другая. Или, по крайней мере, много-много других, собранных в одном месте.

Поль припарковался рядом с помятым «ситроеном» Симона, обращенным капотом не как обычно, к морю, а к террасе «Ар Мор», будто Симон боялся случайно сорваться в портовые воды Кердрюка. Когда бывший наемник выходил из машины, к нему обернулась сияющая Лорин.

– Здравствуйте, мсье Поль! – воскликнула молодая официантка ресторана «Ар Мор» и снова отвернулась к реке.

Поль подошел поближе.

– Что там такое? – Он тоже стал смотреть на устье Авена, однако увидел только «Гвен II», которая, бодро постукивая мотором, подплывала к причалу.

– Смотрите, вон там! – крикнула Лорин и принялась взволнованно подскакивать на месте, и у Поля тотчас же закружилась голова.

На борту «Гвен II» Симон, как всегда. А рядом с ним…

– Ну вот же! Вон там! – повторила Лорин.

– Женщина? – вырвалось у Поля.

Как это Симону удалось между половиной восьмого и завтраком раздобыть женщину и покататься с ней на катере? Предатель! Разве только прошлой ночью они не поклялись, что отныне раз и навсегда забудут о женщинах? Ну или почти забудут.

Последние метры, оставшиеся до причала, Симон предпочел пройти сам. Ему ужасно понравился запах, который исходил от пропитанных морской водой волос Марианны. «Надо бы изобрести морской шампунь и продавать», – решил он. Потом они с Полем подумают, как перенести море во флакон со средством для мытья волос.

И тут Симон увидел на пирсе Лорин, а позади нее – Поля, с весьма кислой миной воззрившегося на друга.

Пока Симон причаливал, Марианна подошла к поручням.

Кердрюк. От одного его вида у нее сжалось сердце, и она почувствовала, будто после долгого морского путешествия снова возвратилась домой.

«Чушь, чушь какая! А ну перестань выдумывать всякую чушь!»

– Доброе утро, мсье Симон! – крикнула Лорин.

Симон считал, что Лорин могла бы стать фотомоделью. Как-то раз он заговорил с ней об этом и упомянул, что ей стоило бы перебраться в Париж или в Милан и сделать состояние. Но она только с удивлением посмотрела на него: «Состояние? Да зачем мне оно?» И говорила при этом совершенно серьезно. В двадцать три года она была прекрасной молодой женщиной, но рассуждала по большей части как ребенок, не способный на ложь и слишком наивный, чтобы не доверять окружающим.

Симон неловко помог Марианне выбраться из катера.

– Все, больше не пью, – сообщил он Полю, сходя на берег и привычным движением наматывая швартов на причальный кнехт.

– Я тоже, – солгал Поль и принялся с любопытством и с очаровательной улыбкой разглядывать Марианну.

– Поль, это Марианна. Она немка.

– Аллеманд, значит? – переспросил Поль, поднес к губам ее руку и запечатлел на ней едва заметный поцелуй. – Свай рулладен бётте[39].

Ошеломленно взглянув на Поля, Марианна отняла у него руку.

Симон толкнул его локтем в бок.

– Слушай, не надо. Она стесняется.

Поль перешел на бретонский:

– Я думал, с женщинами мы покончили. Что же ты за друг после этого? Не успел я отвернуться, а ты…

– Да перестань ты. Только я собрался искупаться, как она выходит из каюты, голая…

– Голая?!

– Ну да, еще и с кошкой.

– А потом? Вы что…

– Она меня чуть не утопила.

– Кто, кошка?

– Слушай, garz[40], она упала в воду, я хотел ее спасти…