– Я его уже дала, Ник, – отвожу взгляд от его лица, смотря мимо него.

– Тогда почему не верю тебе?

– Потому что ты не веришь никому, даже самому себе. Ты уверяешь себя в своей чудовищной сущности, не давая даже возможности на проявления хоть чего-то человеческого. Это пробивается только тогда, когда случается что-то плохое… со мной или же в те моменты, когда мы кричим друг на друга. Хочу немного, всего чуть-чуть твоей веры в самого себя. Не загоняй меня и себя в отработанные рамки. Твои тесные рамки.

– Знаю, что ты абсолютно другая, Мишель. И мы всё прояснили, это требовалось, теперь можем идти дальше.

– Да, конечно, – вздыхаю я.

– Врёшь, чёрт возьми, ты снова врёшь мне, – он хватает меня за плечи, встряхивая, и круто поворачивает к себе.

– Прекрати, – даже не делаю попыток освободиться, мне отчего-то стало всё равно. В душе поселилась апатия.

– Посмотри на меня. Посмотри в мои глаза, Мишель. Что ты хочешь от меня ещё? Что мне ещё сказать? Я не знаю!

– Обними меня, просто обними, – прошу, он выдыхает и прикрывает глаза на секунду, чтобы затем открыть их и убить меня тёплым взглядом без будущего.

– Ты со мной, и я постараюсь… обещаю, Мишель, постараюсь, – говорит он и в следующий момент крепко обнимает меня, желая задушить в своих руках.

Наслаждаться им и не планировать. Любить его и не слышать ответа. Согреваться в его руках и леденеть с каждым новым днём изнутри. Предавать всех, кроме него. Никого больше нет, и не будет, только он.

– Не убегай, – тихо говорит он, и одновременно мой телефон начинает вибрировать в руке. Я, протискивая его между нами, смотрю на абонента. Папа. Затем перевожу взгляд на Ника, ожидающего от меня ответа, и вновь на входящий.

Одно движение пальцами, и, отключая телефон, отбрасываю его в сторону и возвращаюсь в его руки.

– Я останусь, как и обещала. Сегодня останусь на ночь с тобой, – шепчу, вбирая его уникальный аромат, и поворачиваюсь теперь всем корпусом, чтобы хоть так, телом, передать ему всю свою любовь.

– Ты нужна мне, крошка, нужна, – его нежный поцелуй в волосы, и сердце наполнилось иллюзией.

Разве обычно придаёшь значение времени, отведённому на любовь? Многие даже не знают, как долго судьба позволит вам быть вместе. Есть ли возможные варианты обмануть её, этот злой рок? Или же я снова ловко обманываю себя?

Но знаю… уверяюсь с каждой минутой, что важный вывод, сделанный сегодня, крепче и крепче расцветает внутри меня. Смогу. Вытащу из него того мужчину, который прячется за всеми своими стенами. И тогда… когда он будет передо мной реальным, скажу ему, как глубоко он мне дорог.

– Кто это был? – Интересуется Ник, а вилка с кусочком мяса замирает прямо перед моим ртом.

– В каком смысле? – Натянуто улыбаюсь и насильно заставляю себя продолжить ужинать в этой ненавистной тишине, как и последние двадцать минут.

– Тебе кто-то позвонил, ты выключила телефон и теперь молчишь, – он отодвигает тарелку и откидывается на стуле, подхватывая пальцами бокал с вином.

– Отец, – упираюсь гипнотизирующим взглядом в полупустую тарелку и глубоко вздыхаю.

– Мишель, ты же прекрасно понимаешь, что у тебя могут быть… нет, будут большие проблемы с твоим отцом из-за меня? – Его голос настолько серьёзен, что кривлюсь от него, не желая продолжать этот колючий разговор.

А что мне делать? Хочу быть с ним, не могу разорваться, и я выбрала Ника, как главного человека в моей жизни. У меня нет выбора. Никакого выбора, только проигнорировать семейные ценности, отцовский авторитет и поступить так, как сама хочу. Ведь раньше только плыла по холодному течению, и руководили этим потоком мои родители. А сейчас… сегодня я решаю сама за себя. Готова взять ответственность за свои поступки.

– Это мои проблемы, – передёргиваю плечами и, поднимая голову, невидящим взглядом смотрю на огоньки пламени в камине напротив.

– Крошка, – выдыхает Ник, а я сжимаю зубы от глухой досады из-за его нежного тона.

– Мишель, – уже громче зовёт он. Нехотя, поворачиваюсь к нему.

– Ник, какая разница, кто мне звонил, какие будут проблемы у меня? Я сама разберусь с ними, тебя это не касается, – довольно резко произношу, а он крепче сжимает ножку бокала.

– Снова, – усмехается и поднимает голову к потолку. – Снова, чёрт тебя возьми, не касается!

– А что… что ты можешь сделать? Ничего, поэтому прекрати так возмущаться, и давай продолжим ужинать, – прикрываю глаза на секунду, а мой голос звучит пусто и обречённо, потому что сил больше не осталось спорить. – Разберусь.

– Как? Расскажи мне, как? – Властно требуя, он впивается в меня характерно острыми говорящими глазами.

– Скажу, что была у Сары. Это не впервой. Скажу, что батарея разрядилась, или же придумаю что-то ещё, – перечисляю я. Прищуривается, наблюдая за моими нервными действиями, такими как прокручивание бокала пальцами.

– Вы с ней помирились?

– Нет. Но это не помешает мне соврать, – пожимаю плечами.

– Почему? Ты до сих пор ей ничего не простила? Я же говорил тебе…

– Хватит, Ник! И отчего ты так защищаешь её? Почему так стоишь на её стороне? Бесит, – перебиваю его и, отшвыривая от себя салфетку, бросаю её на стол.

– Мишель, тебе не стоит ревновать к Саре. Тебе нужна она, вы знакомы слишком долго, чтобы обходиться друг без друга, – его авторитетный тон с сурового меняется на более ласковый, но это ещё больше выводит меня из себя.

Мне ужасно хочется расплакаться от вопиющей несправедливости. Почему? Почему он так к ней относится? А я неоднократно получаю от него только дерзкую агрессию, изредка грубую ласку и совершенно не понятное будущее? Что между ними было или же осталось?

Обида. Она, как кислота, разъедает глаза так, что они слезятся. У меня есть возможность спрятать слёзы, лишь отвернувшись от него, а лучше убежать. Только вот не хочу больше бегать.

– Не желаю больше говорить о ней. И мне противно. Да, Ник, знаешь, мне противно постоянно слышать, с какой особой нежностью ты говоришь о ней. Мне неприятно неоднократно сравнивать это отношение к ней и ко мне. За что? Почему со мной ты не можешь быть таким же, как с ней? Почему не смеёшься со мной, не сидишь в ресторане… забудь, – отмахиваюсь от него и подскакиваю со стула.

Во мне бушует адреналин так сильно, что хочется взять, например, вазу и немедленно бросить в него. Или попрыгать. Необходимо деть куда-то эту чрезвычайно неприятную дрожь тела.

– Крошка, какая ты опасная в период ревности, – его глухой смех отдаётся болезненным стуком в висках, что я сжимаю руки в кулаки от неукротимой злости и, резко разворачиваясь, иду в спальню.

Не знаю, что буду делать. Не знаю, как контролировать эти безрассудные чувства внутри. Это неприятно и необычно. Они чужие, не для меня. Любовь не для меня, она выбивает почву из-под ног, невольно заставляет разум отключиться и стать отупевшей белкой, готовой за орешек продать душу. Не могу и люблю.

Останавливаюсь посреди спальни, и вся злость мигом улетучивается. Веду себя, как избалованная принцесса, которой не разрешили съесть кусочек торта. И от этого теперь стыдно. Сажусь на постель и рассматриваю свои кеды… его кеды, которые он купил мне. Кем я стала? В кого быстро превратилась? Разве об этом мечтала?

Моя безнадёжная любовь к нему постепенно разрушает меня по кусочкам, делая совершенно не адекватной. Как люди так живут, да ещё и радуются этим чувствам? В них нет ничего необычайно красивого.

– Успокоилась? – Мягкий сочный голос раздаётся от двери, а я даже не поднимаю голову, чувствуя себя ещё больше идиоткой.

– Это ты виноват, – бубню себе под нос.

– Согласен. Это моя вина, что ты даже понятия не имела о своём бешеном темпераменте до моего появления. Рад был сделать это историческое открытие, – Ник подходит ко мне и садится рядом.

Круто поворачивая к нему голову, вижу лукавую улыбку и смеющиеся глаза, заставляющие меня невольно усмехнуться и вернуться к любованию кедами.