На удивление, завхоз быстро нашёл абонента, сквозь щелчки и попискивание раздался довольно прилично звучащий мужской голос:
– Что-то случилось, Петрович? Ты обычно не выходишь в это время…
– Привет, Слав, – сказал Петрович, – нужна помощь: мы до центра можем добраться? Нужен облвоенком, это серьёзно, директор пионерлагеря должен с ним переговорить…
– Да, брат, ты ни разу не выступал с такими просьбами… Понял! Щас будем пробовать.
Через щелчки и тихие затяжные гудки прорывались голоса: «Верёвочка» просила «Аккорд», тот, в свою очередь, у какого-то женского голоса просил «Сирень», потом подключилась «Колбаска»… И вот, наконец, прозвучало: «Облвоенкомат слушает». Виктор Сергеевич взял микрофон, поздоровался, представился и как руководитель административно-хозяйственной службы рыбокомбината, и как директор пионерлагеря. Добавил:
– Доложите товарищу генералу Кузгинову, кто я и о том, что прошу переговорить по очень срочному и важному делу. Речь идёт о безопасности двухсот детей…
– Вас понял, ждите (пауза)… Не уходите, ждите (пауза)… Соединяю!
Раздался мужской голос с явной хрипотцой:
– Виктор Сергеич, ты что ли, голубь ты мой! Как тебя занесло-то туда? Прости, Сергеич, слушаю тебя, внимательным образом…
– Иван Семёнович, дорогой мой товарищ, обращаюсь как к старому другу и боевому генералу. В Беломорье вывез более двухсот детишек от семи до четырнадцати лет. Рядом расконвоированные осуждённые, терминал и ветку строят. За три неполных дня было уже четыре несанкционированных проникновения пьяных или обкуренных заключённых на территорию пионерлагеря. Был у городских властей, в райисполкоме, все сочувствуют, но пожимают плечами, ссылаются на команды из столицы. ИТУ на усиление режима вновь не идёт, у них установка на гуманизацию системы… Я не могу вывезти назад детей, у многих родители выехали с Севера на отдых, их нет дома. Немало и тех, кто из трудных, малообеспеченных семей… Ты меня слышишь, Иван, ты понимаешь, о чём я говорю?
– Слышу, слышу… А что в обком партии не звонишь, ты же член обкома? Вон ведь какую задачку ты выкатываешь мне, ты понимаешь – пересечение интересов и так далее, и прочее…
– Иван, первым пострадаю я, потом гендиректор комбината. Поставь на нас крест! А я думал ты друг…
– Ладно, ладно, сразу: друг-недруг… Давай-ка, вот что сделаем: я сейчас же переговорю с генералом, начальником гарнизона, доложу обстановку. Он поймёт, сегодня-завтра с утра вышлем тебе отделение автоматчиков во главе с офицером для оказания шефской помощи в проведении пионерско-военной игры «Зарница». Усёк, дружище? А с автоматами и взрывпакетами они сами разберутся. Поставишь их на довольствие, койки найдёшь, штук восемь-десять, а? Как я придумал?! Учись, голова, картуз куплю…
– Иван Семёнович, спасибо, дорогой! Всё сделаем, в лучшем виде, будем ждать наших спасителей… Адрес, как доехать, есть на комбинате, здесь, на нашем рыбзаводе, их встретят, их радиостанция держит с нами постоянную связь, катер на ходу… Крепко обнимаю!
Связь отрубилась мгновенно, как будто кто-то ждал этого момента. Степан Петрович объяснил:
– Станция генерала – головная, он отключился, вырубились все. Нужен рыбзавод, можно ещё раз попробовать…
– Нет, не нужен… – сказал Смирнов и впервые за весь день улыбнулся. – Ты не знаешь Кузгинова: он сейчас так закрутит, что докладывать ему об исполнении будут каждый час… На рыбзаводе встретят военных, на катере тихо доставят к нам в бухту. Военный десант… Вот голова, вот что значит настоящий боевой генерал.
– Так, Сергеич, а что вечером с озером-то будем делать? Ведь, не дождавшись Витаса, они прямиком ринутся на территорию…
– Давай готовиться к встрече. Что ты говорил про карабин?
– Мы с Константином…
– Пойдём на футбольное поле, посмотрим, как вожатый судит матч, умеет ли? Это дело хитрое, на козе не подъедешь…
* * *
Первоклашки болели неизвестно за кого, но кричали неистово и так громко, что Татьяна-вожатая, закрывала уши ладонями. Директор и его заместитель уселись на лавочку в центре поля, стали болеть. Смирнов оказался настолько ярым болельщиком, что, кажется, забыл, зачем сюда пришёл. Вдруг заорал:
– Судью на мыло! – Заложил пальцы в рот и давай свистеть. Детишки были в восторге, помогали директору, кричали, повскакивали с мест и переместились постепенно на лавочку интересного для них человека. А потом уже и прижались к нему, и во все глаза смотрели на большого для них начальника, хотели ласки что ли, какой-то особенной… Смирнов заморгал веками, растопырил руки и пытался обнять всех детей, пересевших на его лавочку. Завхоз увидел, как директор передёргивает плечами, его явно колотил нервный тик. Но тот улыбался, снова пытался кричать, но горло село, звуки отказывались выходить из него: он тихо и незаметно плакал. Потом, уже через несколько минут, сказал:
– Петрович, попроси Костю замениться, нам надо втроём поговорить…
…Шли тропинкой, идущей вдоль забора, хилого, не больше полутора метров высотой, состоящего из тонких штакетин и врытых в землю брусов 15 на 15 сантиметров в сечении. Обошли, как чумные, места, где зияли дыры в полтора-два метра, их до Бараньего лба насчитали шесть.
– Линия обороны, надо признать, хреново укреплена, – сказал директор, опускаясь на обкатанный ветрами и волнами белый в серые разводы могучий камень, – что будем делать, мужики?
Молчал Степан Петрович, молчал, видимо, из-за молодости Константин. Солнце приблизилось к третьей четверти своего движения, но до сумерек было далеко: предужин, ужин, кино или тихие игры, вечерняя линейка и только после этого – на покой. А к одиннадцати ночи, без сигналов и предупреждений, светило переходило границы срединного острова в заливе и падало в воду. Вот только после этого начинали сгущаться сумерки. Все трое понимали: природа на их стороне, светло, как днём, только дурак или «гашишник» полезет в драку. Но они-то, зэки, и есть непредсказуемая угроза с водкой, гашишем или другим зельем. Тем более облюбовали тёплые озёра возле пионерлагеря, купаются, жгут костры, моются крупными кусками хозяйственного мыла, стирают бельё…
– Надо провести перпендикулярную линию от лесного озера до нашего забора: так они пойду к нам, – сказал Костя, – это будет ровно за клубом… Там должна быть моя точка с карабином… У меня на три магазина патронов, приму первый удар на себя… Ничего, справлюсь, на Даманском не то наши ребята пережили… А вы – начальники, на левый и правый фланги отправляйтесь, там тоже ваши «тулочки» могут пригодиться…
– Разумно, – сказал директор, – но есть корректировка, дорогой мой заместитель. Карабин ты отдашь Степану Петровичу, он владеет оружием не хуже тебя да и пожил поболее твоего, если что… Я пойду к Бараньему лбу. Ты, Костя, к воротам, там двое наших дежурных, ружьё расчехляй только в самый критический момент… Чтоб не было паники, понял, нет?
– Понял, значит, мы вожатых не будем привлекать? – спросил Константин.
– Пока нет, но предупредим их о нечаянной тревоге, объявим сбор за три минуты, укажем им пункты для выдвижения, с собой, скажем, надо иметь топоры, багры и лопаты… Как при тревоге на пожаре. Вот так, думаю, будет правильно, – директор всем своим видом показал, что устал. Это первым заметил завхоз, сказал Косте, чтобы тот сам проинструктировал ребят.
– Ну, будем готовиться к ночи, – заключил Степан Петрович.
– Нам бы только ночь простоять да день продержаться, – сказал директор, – а вы знаете, я хорошим пионером был всегда, в школе, в пионерлагере или турпоходе… Потому что очень любил свою Родину.
Глава 8
Пионерлагерь только утихомирился, стояло какое-то безвременье: вроде бы и спать, поскольку светло, как днём, ещё рано, но и гулять, когда половина средних и младших отрядов на покое, уже неприлично. Вожатые малышей устали от рассказанных сказок и историй, бросились на свои кровати, готовые полностью отключиться, и никакая сила не заставит их подняться, тем более выйти на улицу. Старшие отряды тоже приняли горизонтальное положение в кроватях, что, само по себе, уже является достижением. Но как тут уснуть, если даже при зашторенных тяжёлыми занавесками окнах, солнце-то во всю шпарит на горизонте.
