Сотники поставили виночерпиев, строго наказав: более чарки не давать. Водку разливали, кому во что придется, а кто совсем не имел ничего, сразу же принимал вовнутрь. Прежде чем принять свою порцию, казаки широко крестились, и, опрокидывая чарку, довольно крякали. Потом шли к костру, где хлебали варево, весело переговариваясь.

– Эй, ты, куда лезешь, собачьи твои глаза! – кричит виночерпий. – Только что выпил и опять подставил. Да хоть бы кружку, а то ковш!..

– Что ты, браток! Я еще почти и не пил! – ответил здоровенный казак. – Принял я твою чарку, а она даже не согрела. Что пил, что не пил! Воду ты, что ли, разливаешь?

– Когда потчуют, и воду пей! – ехидно ответил виночерпий.

– Налей еще, браток! Мало, сам видишь!

– Добавь, а то батько осерчает. Он ему велел наливать в ковш! – зашумели у костра казаки.

– Ладно, давай посудину, – сдался виночерпий.

Казак подал ковш. Виночерпий, ворча, налил в посудину. Ефим широко перекрестился, выпил, вытерев рукавом губы, молвил:

– Вот это другое дело. Хоть зажгло, – и пошел к костру, где дружки уже приготовили ему полбарана.

Насытившись до отвала, одни казаки убирались в тень, дремали под кусточками, а другие, собравшись в группы, судили, спорили, гадая, что ж предпримет батько, третьи же сушили свою выстиранную одежду.

Вдруг застучали барабаны, и все услышали, как кто-то закричал:

– Казаки! Все на круг!

На бугорок у атаманова шатра поставили несколько бочек, воткнули длинное древко с атамановым бунчуком.

Казаки не спеша потянулись на круг. Многие выпили по две, а самые бойкие и по три чарки. Были они навеселе и подшучивали друг над другом.

– Глянь-ко, Илья, Алекся-то штаны потерял, без штанов вокруг куста бегает, – заметил седоусый Дмитрий.

– Придется бесштанным на круг идти, – хохоча, ответил виновник шутки Илья.

– Алекся, штаны-то на другом кусту висят, – подсказал, сжалившись над казаком, Дмитрий.

Обнаружив заплатанные портки, Алексей под хохот казаков на ходу надел их и помчался на круг.

Когда все собрались, на бочку влез Иван Черноярец и заговорил:

– Надо решать, что нам делать – брать Царицын или отплывать дальше вниз.

Из круга выступил молодой казак в лихо заломленной на затылок бараньей шапке и крикнул:

– Что говорить, братцы! Айда на приступ! Вчера чуть было не взяли город. Еще маленько – и наш был бы. Идем немедля на приступ!

– Ты бы еще чарки четыре выпил, так не на Царицын, а на Москву двинул бы! Смотри только оттуда с полными штанами не приди! – перебил крикуна старый казак Лаврентий и, махнув рукой на молодого, сердито сказал:

– Замолчи! Чего зря языком мелешь? Дай сказать есаулу!

Дождавшись, когда казаки замолчали, Черноярец продолжал:

– Может, мы город и возьмем, положив на это много сил, но что толку? Запремся там и будем сидеть на царицынских животах, ждать, когда воеводы нас обложат и в осаду возьмут? Тогда бежать куда? В степь, что ли?

– А струги-то для чего? – выкрикнул кто-то из круга.

– Так тебе воеводы и приготовили лодочки! Плыви, мол, казачок, во сине море! Да они их сразу же подожгут, а тебя поджарят на дыбе! Что говорить, казаки! – заскочив на бочку и отчаянно жестикулируя, запальчиво заговорил Фрол Минаев. – Вы поймите, ребята! Мы тут им и нужны! Не надо нас даже ловить! Сами в клетку сядем! Только захлопни – и все! Готово!

Молодые разинцы на кругу засвистели, закричали, горячась:

– Как это идти?! Тогда зря, что ли, наши ребята головы под Царицыном сложили! – кричит молодой казак с перевязанной головой.

– Брать надобно Царицын! Да сегодня мы их разнесем! – кричала молодежь из круга, горя местью и желанием схватиться в бою с врагом.

– Ладно вам горло драть! Брехать – не цепом махать: спина не болит! – прикрикнул на молодежь Ефим, а одного из них – самого шумливого – захватил могучей рукой, притянул к себе, сердито рыкнул:

– Замолчь! – и, погладив по голове огромной ладонью, поставил рядом с собой, как провинившегося ребенка.

Все покатились со смеху. Бросали шутки в адрес молодого крикуна:

– Успокоил мальца! – смеялись разинцы.

– Не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с нее, – наставительно сказал в адрес молодежи по пояс голый казак, держа в руке выстиранный кафтан.

На бочку заскочил Леско Черкашин и, горячась, закричал:

– Зачем зря время терять? Айда на струги и вдарим по Царицыну! Возьмем животы и поплывем дальше!

– Ага, заставишь тебя, бабника, плыть дальше, ты с женками свяжешься, тебя потом не вытащишь оттуда. Знаем мы тебя! Поплывешь ты сразу! Жди! Всех царицынских баб пока не перецелуешь, не поплывешь! – крикнул в ответ на запальчивую речь Черкашина Якушка Гаврилов.

Круг покатился со смеху.

– У всякого свое желание! Подшучивай сам над собой: здоровей ржать будешь! – ответил Леско, слезая с бочки.

Все это время Разин стоял в стороне, молча слушал, не встревая в спор, ожидая своего часа.

И вот весь круг закричал:

– Пусть скажет атаман! Пусть скажет батько, куда идти!

Степан твердой походкой подошел к бочке. Уперевшись о край, легко вскочил. Казаки притихли, с любовью и уважением глядя на ладно сбитую фигуру атамана. Темные очи Разина заиграли огоньками, лицо стало мужественным, брови грозно сошлись в переносье.

– Да, ребята! Жаль уходить от Царицына ни с чем, не рассчитавшись с воеводой и стрелецким начальством за загубленных под валом наших казаков.

Мощный голос атамана был напорист. Слова будто чеканились, входя в душу каждого казака. Все, боясь шелохнуться, слушали его.

– Любо мне было слушать, что многие из вас рвутся в бой мстить народным кровопийцам! По душе мне ваша храбрость! Но храбрость после боя и гроша не стоит! Сколько раз ночью ходили на приступ?

– Много раз, батько! – крикнули из круга.

– В том-то и дело, что много, а даже вала не могли взять! А как же мы крепость будем брать? Взять Царицын – значит объявить войну боярам и воеводам. Они сразу же нас обложат со всех сторон. Сможем ли мы, казаки, сейчас воевать с воеводами?

– Нет, батько! – загудел круг.

– Вот то-то и оно! Загубим мы свой поход за море!

– Чего нам бояться! – выкрикнул из круга Леско Черкашин.

– Увязнем у города, а в это время ударят воеводы, – ответил ему на это Фрол Минаев. – Правильно батько говорит: нам надо поспешать к морю и нечего тут топтаться!

– Жалко так просто уходить, – пробасил Ефим, – может, чего у них потребуем? Все же мы их крепко пужнули! Воевода поди уже пятые штаны меняет. Если бы наши ребята чуток были свычны к бою, шибанули бы мы их хорошо.

– Я вот о чем мыслю, – перебивая Ефима, в круг выступил могучий детина, кузнец Алексей. – Потребовать бы с воеводы, ладом пригрозив ему, кузнечную снасть, а то ведь клинок поковать нечем или пику заострить.

– Давайте, ребята, – сказал атаман, – на том и порешим! Кого пошлем говорить с воеводой?

– Ивана Черноярца, он привычен с воеводами разговоры вести, – закричал весь круг.

– Быть по-вашему! А сейчас всем готовиться к отплытию. Как только вернется Иван, сразу же отправляемся вниз, – сказал Степан, слезая с бочки, и в сопровождении есаулов пошел к шатру, чтобы обсудить подробности переговоров с воеводой Унковским.

Унковский и все стрелецкое начальство сидели в приказной палате, решая, как лучше оборонять город от врагов. Тут вбежал дьяк Василий и возбужденно сказал:

– Разинские струги отвалили от острова и плывут опять к Царицыну!

Все, кто сидел в палате, вскочили и поспешили на крепостные стены. К берегу уже причаливало несколько стругов, окруженных множеством лодок.

«Не похоже, чтобы сегодня казаки пошли на приступ. Или хитрость опять какую-нибудь придумали», – решил воевода.

Со струга сошли казаки во главе с высоким есаулом, одетым очень богато. На нем ладно сидел кафтан, расшитый позументами, на голове горлатная шапка, у пояса дорогая сабля поблескивала золотой отделкой, на ногах красовались малиновые сафьяновые сапоги.