Степан Разин подошел к ним. Глядя с жалостью на несчастных, спросил:

– За что это вас заковали подлые бояре?

Колодники зашумели, заговорили – каждый свое, некоторые протягивали руки к атаману.

– Пойдете ко мне служить? Хотите быть вольными казаками? – спросил атаман.

– Хотим! Хотим, спаситель наш!

Обращаясь к есаулам, Разин распорядился:

– Расковать их побыстрее да накормить досыта, приодеть и распределить по сотням.

В один миг застучали молотки о наковальню, сбивая колодки и ошейники. Окружив освобожденных, казаки потчевали их вином, всякой снедью, накидали кучу одежды, захваченной на караване. Колодники на глазах преображались, одеваясь в дорогие кафтаны, сафьяновые сапоги. Дивились друг на друга, хохотали от радости. Степан Разин подошел к приготовленному ему креслицу, которое стояло на красном рытном ковре и было застлано голубым зарбафом, но не сел, а обратился к простому люду каравана, который толпой окружил его и во все глаза, с восхищением смотрел на необыкновенного атамана:

– Я даю вам всем волю! Отныне вы свободные люди и вольны служить у меня или уйти! А кто со мной пойдет на бояр, воевод да богатых купцов, милости прошу, того не обижу!

– Атаману слава! – разом закричали казаки и освобожденный люд.

Увидев поблизости бочку, Степан не спеша залез на нее и стал ждать, когда казаки успокоятся. Потом, подняв руку, сжал ее в кулак и крикнул:

– Вот что мы сегодня показали нашим кровососам! А почему? А потому что мы все вместе, как один, вдарили по ним! Потому что нас много! А раз, братья мои, нас много, мы сила! Вчера была у них сила, сегодня мы ее в руки взяли, и все это добро, – атаман широким жестом показал на огромную кучу товаров и всякого барахла, – это, ребята, все ваше! Мне ничего не надо! Я вам обещал, что дам вам волю, хлеб, богатый дуван и оружие?!

– Обещал! Обещал, Степан Тимофеевич! – гудела толпа.

– Вот оно обещанное! Дуваньте! Ну, а славу и честь вы добудете сами в ратном деле!

– Любо! Любо! – кричали казаки.

Хотел было Степан спрыгнуть с бочки, как вдруг круг расступился, пропуская несколько колодников, тащивших какого-то человека.

– А это еще кто? – спросил атаман.

Один из колодников, выступив вперед, заговорил:

– Это Кузьма Кериетов, царский служилый человек. В трюме меж бочек с вином схоронился. Мы хотели винца попить, да этого сыскали! Ох и гад, зверюга! Несколько колодников забил до смерти, пока мы сюда плыли. Он у стражников старшой был…

– А видать, как зачуял расплату, так и спрятался, – сказал другой колодник, держа служилого за шиворот.

– А, коли он трус… – с недоброй усмешкой сказал Степан. – Ну-ка, братцы, разденьте его донага.

Колодники стали срывать со служилого одежду.

– Григорий, тащи краску, рисовать будешь, – крикнул Разин во всю глотку.

– Сейчас, батько, – ответил казначей и побежал за краской, которую приметил на караванном струге.

Два здоровенных казака навалились на Кузьму, стали снимать с него штаны. Тот тоскливо завизжал.

Прибежал Григорий, неся в черепушке краску и жесткую кисть.

– А ну-ка, Гриша, нарисуй ему на заднем месте что-нибудь посмешнее! – приказал Разин.

Скулящего Кузьму задом подтащили к Григорию. Тот красной краской, под крики казаков, нарисовал на белой заднице царского служилого хохочущую рожу.

– А теперь отпустите его, пусть идет к воеводам и рассказывает, как мы будем жаловать всех бояр и ретивых служак! – закончил атаман, слезая с бочки.

Кузьму вытянули плетью по спине, тот с воем и стоном под хохот разгулявшийся толпы побежал вдоль берега.

Начался дуван. Дележ добычи производили есаулы. Добро делили долго, по справедливости, все остались довольны.

Вскоре атаман приказал готовиться к отплытию. С захваченного каравана казаки перетащили на свои струги легкие пушечки, распределили порох и пищали.

Весело уселись разинцы в свои струги, подняли паруса и медленно отчалили от крутого берега. Поплыли вниз по реке.

К Царицыну Петр Лазарев подъехал к полудню. Измученная быстрой ездой лошадь спотыкалась, да и сам седок еле сдерживался, чтобы не заснуть в седле. Кафтан у всадника запылился, сапоги были грязны. Въезжая в ворота, Петр уже предвкушал баню, чарку, а потом мягкую постель у вдовы Русаковой, давней его зазнобы, у которой он всегда останавливался, когда бывал по своим тайным делам в Царицыне.

Вдруг один из стрельцов, стоящих у ворот, схватил под уздцы его лошадь. Жеребец с перепугу шарахнулся в сторону, но крепкая рука служилого надежно держала узду. Стрелец строго спросил:

– Кто таков? По какому делу в город?

– Приказчик я купца Молчалина из Астрахани, по торговым делам к вам, – ответил Лазарев, простодушно улыбаясь чернобородому стрельцу.

– Что-то ты не похож на приказчика. Не лазутчик ли ты от вора Стеньки Разина? Мутить народ поди послан?! Слазь с коня!

– Что ты, служилый! Что ты! Никакого Стеньки я не знаю!

– Слазь с коня, тебе говорят! – угрожающе потребовал стрелец, кладя руку на рукоять сабли.

Петр нехотя спрыгнул на землю. Стрельцы живо заломили ему назад руки, выхватили из-за пояса два пистоля и кинжал, потащили в губную избу. Петр не сопротивлялся, знал, что скоро его отпустят.

В губной избе за широким столом сидел голова – Федор Кручинин – высокий, светловолосый человек, лицом бледен, с голубыми хитроватыми глазами. Полные его губы беззвучно шевелились. Федор то и дело отбрасывал рукой в сторону свисавшие на лоб длинные волосы, которые мешали ему писать. Он долго не отрывался от работы, не обращая внимания на вошедших, потом поднял голову, пристально посмотрел на Лазарева, узнав, заулыбался. Обращаясь к стрельцам, сказал:

– Идите!

Те вопросительно посмотрели на него, затоптались на месте.

– Так ведь, злодей, а вдруг что?.. – нерешительно спросил один из них.

– Идите, идите. Сам управлюсь.

Стрельцы пошли, оглядываясь.

– Да коня-то его привяжите здесь, во дворе.

– Привяжем, как велели, Федор Игнатьич, – ответил стрелец, закрывая дверь.

– Все догляд нужен. Пропьют, сволочи, коня! – сказал голова, с интересом поглядев на Лазарева.

– С чем это воевода Хилков послал тебя к нам?

– По тайному делу.

– Наверное, по делу вора Стеньки Разина? – и, не дождавшись ответа, посыпал вопросы:

– Как там ваши? Вышли на помощь?

– Идут водным и сухим путем со множеством стрельцов и юртовскими татарами. Ведут их голова Богдан Северов да голова Василий Лопатин.

– Слава тебе, Господи! – перекрестился Кручинин. – Знатным воинам доверили поиск вора. Это начальники добрые, знаю я их обоих. Знать, конец пришел вору! К Унковскому-то пойдешь говорить?

– Нет, Федор Игнатьич, не пойду сегодня. Устал я, еле сижу. Завтра с утра поговорим. Воеводе передай, что подмога идет, пусть не беспокоится. Да и с часу на час гонец ваш будет, все обскажет.

– Вчера с утра изветчики явились, – начал рассказывать голова, – сказывали, что напал злодей на купеческий караван, идущий в Астрахань. Добро все разграбил, людей – которых с собой взял, которых разогнал. А на заставу стрельцов, что у Черного ручья, вышел начальник царских стражников, который сопровождал колодников в караване. Так тот пришел голый и с разрисованной задницей.

– Да, не повезло стрелецкому начальнику, – посочувствовал, улыбаясь, Петр.

– Вот каков ирод антихристов! – продолжал голова. – Сказывают, что плывет по реке сюда. Ждем Разина со дня на день. Вот и тебя сегодня схватили у ворот. Побаиваемся, чтобы его люди в город не проникли да не стали подбивать народ на воровство. Посадские, работные ярыжки да воровские людишки оживились, стращают, что, мол, придет их атаман!.. И откуда взялась на нас такая напасть?

– С Дону, – ответил Лазарев. – С Дону, батюшка! Ладно, Федор Игнатьич, пойду я отдыхать.

– Опять к Ефросиньюшке? – с улыбкой спросил голова.

– А куда ж боле?