Вдруг он понял, что Лайл орет словно безумный.

– Хуан! Хуан! Какого черта! Что ты творишь?

Паркер обернулся. Лайл стоял на ступеньках спиной к нему, кричал и размахивал руками вслед пикапу с прицепом, исчезающим в снежной мгле. В последний раз мигнули стоп-сигналы – и Хуан был таков.

В то же мгновение Паркер левой рукой потянул железную дверную ручку на себя и вверх, а правой рукой повернул ключ. Древний замок заскрипел и подался.

Паркер надавил плечом на дверь, ввалился в темную прихожую, закрыл массивную дверь и задвинул стальной засов.

На улице Лайл отчаянно заматерился и закричал на Паркера, требуя, чтобы тот немедленно перестал валять дурака и впустил его.

Вместо этого Паркер поспешно отступил в сторону и прижался спиной к ледяной каменной стене. Очень вовремя – озверевший Лайл расстрелял в дверь всю обойму, проделав в ней восемь дырочек размером с десятицентовик. Через них на сланцевый пол упали тонкие неяркие лучики.

Паркер обхватил себя руками за плечи и затрясся от холода. Изо рта вырывались густые облачка пара.

Он бродил по особняку Англера, закутавшись в пальто и сгорбившись, чтобы сохранить тепло и не позволить крови застыть в жилах. Свет нигде не работал, телефон отключили несколько месяцев назад. Через щели в тяжелых портьерах пробивался приглушенный свет. За окнами буря все так же неистовствовала и швыряла снежные заряды в стены старого дома, но внутрь проникнуть не могла. Как и Лайл. Снег почти полностью залепил единственное окно в библиотеке, остался лишь небольшой свободный участок, через который Паркер попытался разглядеть на улице Лайла или его тело, но ничего не увидел. Он захлопнул дверь перед Лайлом двадцать минут назад.

Однажды ему показалось, что на улице слышен крик. Он остановился и прислушался, но услышал лишь рев ломящегося в окна ветра.

Он развел огонь в камине, взяв для растопки старые книги, а потом побросал туда разломанную мебель. В ход пошли также несколько декоративных поленьев, которые он отыскал в огромном зале на первом этаже. Оранжевые отблески пламени весело заплясали на корешках книг.

Паркеру нужно было такое пламя, которое не только согрело бы его, но и послужило щитом от обезумевшей непогоды и надвигающейся темноты.

После полуночи закончилась мебель, и Паркер принялся кидать в камин книги Англера, в основном немецкие. Буран, похоже, начал понемногу стихать.

Потянувшись к полке за новой порцией «дров», Паркер непроизвольно отдернул руку от томов «Майн кампф». Мысль о необходимости дотронуться до них непонятным образом приводила его в ужас.

Потом он сообразил, что «Майн кампф» нужно предать сожжению в первую очередь. Он швырнул оба томика в огонь – и вдруг из одного вылетел квадратик бумаги и приземлился на пол перед камином.

Паркер нагнулся, чтобы поднять его и также отправить в огонь, но обнаружил, что держит в руках старинную фотографию. Увиденное заставило его разинуть рот от изумления.

В почти полной темноте Паркер слетел по лестнице в холл, подбежал к входной двери и отодвинул засов. От порыва ветра распахнулись обе двери, снег полетел в лицо. Паркер прищурился и стал отчаянно вглядываться в ночь сквозь бушующую снежную бурю.

– Лайл! – крикнул он что есть мочи. – Лайл!

Ответа не последовало.

Вся эта история – вымысел, но фотография является подлинной.

В истории американского Запада было немало любопытных эпизодов; один из них имел место в 1936 году. Фермер и известный фотограф из Вайоминга Чарльз Белден действительно отлавливал на своем ранчо молодых вилорогих антилоп и развозил их по всей стране на принадлежащем ему моноплане «Райан». Несколько экземпляров он доставил в Лейкхерст, штат Нью-Джерси, где их погрузили на борт немецкого пассажирского дирижабля LZ 129 «Гинденбург» для доставки в берлинский зоопарк.

Фотографию из собрания Чарльза Белдена любезно предоставил Центр по сохранению американской истории из Университета штата Вайоминг.

Мне не удалось ничего узнать о дальнейшей судьбе антилоп. Они должны были прибыть в Берлин вскоре после закрытия гитлеровской Олимпиады 36-го года.

Мой старик:

упертый,

злобный,

беспощадный.

И это – на выходных, когда бывал доволен. Если психопаты вообще бывают довольны.

Его приятели-копы говорили:

– Фрэнк – да Фрэнк просто душу во все вкладывает.

Ну да.

Обычные детишки хвастают:

– Папочка меня сводил на «Янкиз»[4].

А мой зубы мне выбил.

С душой.

Ужасы мирной жизни. Когда он откинул копыта, мне было семнадцать. А мама – мама укатила в Бойсе, в Айдахо.

Тот еще тоже ад.

Хоронили старика с американским флагом. Он был патриот – кто ж спорит.

А я поставил:

«Another One Bites the Dust»[5].

Он бы взбесился, что на похоронах играют «Куин».

Что в наследство?

Книжка.

Зашибись, да?

Умирал отец жутко. Рак медленно пожирал его потроха. Папашины приятели восхищались, что я не отхожу от больного ни на шаг.

Ага.

Хотел удостовериться, что он вдруг не излечится каким-нибудь чудом. Перед самым концом пришел ирландский священник его соборовать и говорит:

– Скоро он отправится к Господу.

Скорее уж к дьяволу. Если повезет.

В свои последние минуты папаша был в полном сознании. Смотрел на меня в ужасе.

Я спросил:

– Страшно тебе?

Он кивнул, едва не плача. Тогда я наклонился поближе и прошептал:

– Вот и славно. И знаешь, будет-то еще хуже.

В мертвых карих глазах вспыхнул гнев, а я сказал:

– Ну и что ты сделаешь? Кого звать будешь, громила проклятый?

Перед смертью папаша хрипел – громко и страшно. В палату вбежал доктор, пощупал ему пульс:

– Примите мои соболезнования.

Я исхитрился не ухмыльнуться. Хоронили старика в дешевом гробу – дешевой душонке под стать. А через неделю мне вручили наследство.

Одна-единственная книжонка.

Красивая, кто спорит, в мягком кожаном переплете, с золотым обрезом. Тяжелая такая.

И вся зачитана до дыр.

Чуднó. Старик ничего, кроме спортивного раздела в «Дейли ньюз», не читал отродясь.

И чтоб книжку?

Что за?..

На обложке потускневшими золотыми буквами значилось:

«Добродетели».

Будто он знал, что это вообще такое.

Пролистал я ее.

???

Повсюду заметки тонким корявым папашиным почерком. На первой странице:

«Когда открываешь книгу, всегда что-нибудь узнаешь».

Конфуций.

Я отложил книжку.

– Самообразованием, что ли, вздумал заняться?

Козел.

Запиликал мобильник.

Звонил Брейди, мой босс. Забубнил:

– Соболезную насчет твоего старика.

Ну да. И прочее в том же духе.

Две минуты языком трепал. А потом:

– Прошлым вечером в клубе беда стряслась.

То есть:

– Где тебя черти носят?

И не вслух:

– Ну, откинул твой старик копыта, но ты-то должен следить, чтобы в клубе дела шли гладко.

Клуб «Кхесань» рядом с центром.

Излюбленное место

мафиози,

копов,

стриптизерш,

всякой мрази,

мелких сошек,

громил,

политиканов.

Место, где все оттягиваются, худо-бедно заключив перемирие.

Моя работа – чтобы все шло гладко. Оружие при входе я никого не просил оставлять, но типов с гонором старался сдерживать. И помощник у меня имелся. Мак-5 подошел бы лучше, но за неимением оного у меня была…