— Вы помните, что во время нашей последней встречи я предсказывал именно такие события.

   — А, так вы — пророк? — сказал Назир Джанг со вспыхнувшей было иронией, но эта вспышка почти сразу погасла. — Может быть, потому вы и кажетесь не похожим на других.

   — Мой господин, эти печальные события произошли именно так, как я предвидел. Я мог предвидеть их лишь потому, что знал силы, которые вызвали их. А теперь знаю, что Музаффар Джанг, ваш племянник, объединил силы с Чандой Сахибом и что французы поддерживают их. И это позволяет мне сделать дальнейшие предсказания.

Назир Джанг зевнул и лениво откинулся назад.

   — Что заставляет вас предполагать, что эти шаги не совершаются по моему приказу? — спросил он спокойно. — Музаффар Джанг — мой подданный: он делает то, что велю я. Что касается Анвара уд-Дина — он был назначен править в Карнатике моим отцом. Я не давал санкции его сыну править там после смерти отца. Я не хочу, чтобы Карнатика стала независимым государством, управляемым наследственной семейной линией, члены которой считают себя вправе назначать своих наследников. Почему же я не могу позволить Чанде Сахибу прервать эту семейную линию? Он со временем будет платить мне дань уважения. Или я заменю и его и, может быть, отрежу ему голову, бросив собакам на рыночной площади.

Хэйден волновался, пытаясь сосредоточить свои мысли, сфокусировав их на одном. Его разум бился в отчаянии от мысли, что Назир Джанг мог вызвать сюда представителей Чанды Сахиба, чтобы заключить союз с французами. Где-то в глубине сознания он понимал, что даже если это было и не так, Назир Джанг мог слишком долго играть с подобной идеей, в результате чего оказался в плену уловок и хитростей Дюплейкса.

   — Мой господин, Чанда Сахиб — ваш враг. Он не намерен платить вам дань, что бы ни говорили его посланники. Музаффар Джанг хочет вашей головы. Он согласился поддержать Чанду Сахиба в Карнатике потому, что за это Чанда Сахиб обязался помочь ему овладеть Хайдарабадом. Не позволяйте обмануть себя. Этот план французы давно вынашивали. Вы должны противодействовать им.

   — А, французы! — Назир Джанг слабо улыбнулся. — Я задавал себе вопрос, как долго вы удержитесь, чтобы не упомянуть их.

   — Французы — это порождение самого дьявола!

Он моментально раскаялся в этих злых словах, осознав, насколько раздражён был вялыми замечаниями Назир Джанга. «Бог мой, я начинаю походить на своего отца», — думал Хэйден, пытаясь успокоить себя. Уже более ровно он сказал:

   — Французы планируют ваш полный разгром, сэр.

Назир Джанг рассеянно рассмеялся.

   — Уже «сэр», — сказал он. — Только что я был «господин». Как же быстро я упал в ваших глазах!

Гордость Могола пошатнулась настолько, что он позволил себе открыто выразить свою ненависть:

   — Я вижу по глазам, что вы всё-таки такой же, как и все. Французы, мистер Флинт, таковы же, как и англичане: иностранцы, присутствие которых несущественно для Индостана. Придёте ли. Уйдёте. Останетесь навсегда. Покинете нас завтра. Всё это безразлично для нас. Мы можем обойтись без вашей торговли, и мы не будем страдать от потери того несущественного дохода, который вы приносите. Личное обогащение нескольких второстепенных субахдаров на краях моих владений не заботит меня.

   — Ваше высочество, вы не правы. Мир изменился. Эти доходы, о которых вы говорите, превратили субахдаров Карнатики в могущественных и опасных людей. Их руки...

   — Замолчи, — прервал его Назир Джанг, продолжая выглядеть беззаботным и беспечным. — Французы, или англичане, или кто-либо ещё, я скажу тебе, кто вы такие: вы — гости. Мы терпим гостей, только пока они занимаются мирной торговлей, пока не приносят в нашу страну свои мелкие европейские раздоры и только пока они оставляют в покое наши внутренние дела!

Тон низама оставался лёгким и небрежным, но Хэйден распознал предупреждение, прозвучавшее в нём. Он вновь подумал о способности Ясмин поставить вопрос с ног на голову, чтобы увидеть содержащуюся в нём истину. «Что бы сделал король Георг, — спросил он себя, — если бы на побережье Англии существовали анклавы различных восточных торговцев, которые приводили бы с собой вооружённые корабли и войска и начали бы подстрекать к бунту против него? О, тут сомнения нет. Он использовал бы всё, что в его силах, чтобы сбросить их обратно в море, и он не тратил бы при этом время, пытаясь отличить одних восточных пришельцев от других».

Приятный ветерок играл прозрачными занавесями.

Хэйден знал, что должен исполнить возложенную на него миссию, исполнить свой долг. Он думал, как ему нарушить глубокое благодушие Могола. А пробудив гнев, как ограничить его, направив лишь на французов?

Самым жёстким голосом, на который был способен, он сказал:

   — Говорят, что вы — богатый человек, Назир Джанг, но даже вы не можете оплатить путь домой для месье Дюплейкса. Говорят, что вы — мудрый человек, но вы не настолько мудрый, чтобы знать, что этот француз не оставит дела на ваше усмотрение. Французы останутся здесь, как вы правильно говорите, навсегда. Их цель — превратить ваши владения в свою империю. И хотя говорят, что вы богатый и мудрый, они считают вас беспутным и слабым, и я верю, что они погубят вас.

Поразительные перемены произошли в лице Назир Джанга. Его щёки опустились, как у человека, вставшего перед истиной, которую он не осмеливался признавать, но о которой тем не менее знал. Его безразличие улетучилось, уступив место голому страху.

   — Ты говоришь, что я слабый. А знаешь ли ты, почему я такой? Знаешь ли ты, почему я предпочитаю сны, навеянные моим кальяном, и радости от своих женщин истинам этого мира?

Хэйден Флинт смотрел, широко раскрыв глаза, как низам соскочил с кушетки.

   — Вот что парализует мой дух. Вот это!

Назир Джанг схватил предмет, завёрнутый в муслин, подняв его вверх. Он сдёрнул ткань и открыл то, что было внутри. Хэйден помнил Талвар-и-Джанг, когда Назир Джанг со звоном вынул его из бесценных ножен, он увидел изгиб лезвия, сверкнувшего золотой отделкой и письменами из Корана, покрывавшими почти всю поверхность тонко отполированной стали. Он понял сразу, что его опасения оправдались.

   — Знаешь ли ты, чем я владею? Знаешь ли, что это? — вопрошал Назир Джанг. Лицо его отражало овладевшее им состояние транса, взгляд был прикован к проклятому алмазу, который, казалось, притягивал его.

   — Это — Талвар.

   — Да! Это — Талвар. Меч, который провозглашает мою власть перед всеми людьми. Он должен оставаться со мной. Всегда.

   — Вы считаете, что в нём — ваш смертный приговор?

Рука Назир Джанга дёрнулась назад, но, словно обжёгшись, он выпустил его, позволив упасть на ковёр.

Низам начал всхлипывать.

   — Я ощущаю его злую силу! Я проглотил медленный яд и теперь ожидаю смерти! Я не знаю как, или когда, или от чьей руки, но я знаю, что мне предстоит испытать боль и ужас тысячи мучеников. И, чтобы облегчить свои страдания, я жадно объедаюсь за столом жизни, потому что завтра, или послезавтра, или днём позже я должен буду заплатить!

Хэйден почувствовал сострадание к низаму, который держал ключи ко всему их будущему.

   — Ваше высочество, говорят, что нет ничего более опасного для человека, чем его собственные тайные страхи. Неужели вы в самом деле верите, что камень убьёт вас?

   — Это написано. Пророчество. Проклятье на алмазе. Написано, что каждый человек, владеющий камнем, умрёт жестокой и преждевременной смертью.

   — Как можете вы так говорить? Асаф Джах жил девять лет с Кох-и-Нором. Проклятье не коснулось его. Напротив...

   — В течение девяти лет мой отец был защищён от проклятия!

   — Значит, безусловно, вы тоже защищены. Если вы — законный наследник Асаф Джаха и правите с благословения Асаф Джаха, то вам нечего страшиться.

Но даже не закончив ещё своих слов, он увидел, что Назир Джанг сражён отчаянием.

   — Я не защищён!

   — Ваш отец умер в преклонном возрасте. Тихо, в своей постели. Я был в то время в Хайдарабаде.