Стороны продолжали сближаться, и когда между противниками осталось не более сотни ярдов, французский офицер поднял саблю высоко над головой. Шеренги голубых мундиров и трёхцветных треуголок замерли. Офицер отступил назад между двумя батальонами и поднял пистолет. Первый ряд, как один, опустился на колено, выставив вперёд мушкетные стволы. Второй ряд, стоя, направил мушкеты между ними, так что их длинные штыки образовали единый ряд, как зубья гребня.

Хэйден с ужасом наблюдал, как солдаты в голубых мундирах исчезли, поглощённые белым ружейным дымом. Залп французских мушкетов сразил несколько дюжин передовых всадников, проредив их строй и создав препятствия тем, кто скакал следом. Напутанные лошади в страхе вздымались на дыбы и брыкались, сбрасывая всадников на землю, в то время как вторая волна конников налетала на них. Французская шеренга произвела новый залп, сразив ещё несколько дюжин несчастных соваров.

Те из конников, кто достиг строя французов, отскакивали от частокола их выставленных штыков и уносились прочь. Некоторые понеслись к селению Сен-Том, узкие, пыльные улицы которого могли дать избавление от смертельного огня мушкетов. Другие отступали вслед за своими разметёнными эскадронами. С правой стороны такая же участь постигла и другие эскадроны. Они оставили без прикрытия капониров у огромной пушки Моголов. «Чемпион-победитель» стоял гордо, окружённый людьми, пытавшимися перезарядить его огромную утробу, но французы продолжали маршировать тем же нерушимым порядком, усмиряя дикую орду своей дисциплиной.

Французские мушкетёры перезаряжали свои мушкеты, поднимая пороховницы и шомполы чётко, как заведённые. Второй вал всадников Махфуз Хана бросился в атаку, и когда они достигли разбросанных трупов и бьющихся раненых лошадей, они были также рассеяны и отражены. Когда прогремел очередной залп, Хэйден услышал свист пуль. Двадцать всадников слетели с лошадей. Мухаммед кричал своим людям продолжать атаку, когда заряды попали в слона. Его хобот взмыл вверх, и животное, трубя от боли, остановилось. Под его глазом виднелось ярко-красное вывороченное мясо, а погонщик смотрел остановившимся взглядом на обрубок своей ноги.

Слон стал тяжело опускаться, и полог, покосившись, накрыл их, не давая возможности что-либо видеть.

   — Бог мой, он перекатывается! Прыгайте! — закричал Хэйден.

Во рту у него был привкус пороха, пыль клубилась вокруг. Джезал выпал из его руки. Он почувствовал удар спереди, когда ходах опрокинулся на сторону, но ему удалось удержать равновесие и устоять на ногах на миг, достаточный для того, чтобы броситься к Ясмин и выхватить её из-под падающего животного.

Он почти потерял сознание от удара головой о землю, но всё же с трудом встал. Ясмин, распростёршись, лежала возле его ног. «Благодарение Богу, она не раздавлена», — подумал он, поднимая её и поворачиваясь на топот лошадей, несущихся на них.

Третья, и последняя, кавалерия накрыла их своим валом, бросившись на французов в последней безумной атаке. Хэйден смотрел на происходящее и ничего не чувствовал. Он видел, как победа, которую пытался принести в Мадрас, рассыпалась в прах.

Затем он увидел, как Ясмин пытается вытащить тело своего мужа из ходаха. Шлем слетел с его головы, а лицо было залито кровью.

Хэйден вынул пистолеты и направил их в ту сторону, откуда наступал неприятель, чтобы защитить её, и вдруг с ужасом увидел, как правильные ряды французских штыков появились из-за рассеявшейся пелены не более чем в пятидесяти шагах от них. В любой момент они могли броситься к царскому слону, почувствовав богатую добычу.

   — Ясмин! — закричал он. — Оставьте его! Уходите!

Но она продолжала упорно тянуть недвижимое тело своего мужа.

Хэйден вернулся и, засунув пистолеты за пояс, стал помогать тащить тело Мухаммеда, но в доспехах его вес был слишком велик, и все их усилия продвигаться быстрее были напрасными. Хэйден ещё раз выстрелил в неясные фигуры врага, а затем в бессильной ярости бросил свои пистолеты в клубящуюся пыль.

Неожиданно из дыма и пыли появились телохранители, которые, спрыгнув, подняли Мухаммеда и положили на лошадь. Один из них соскочил на землю, уступив Ясмин своё седло. По её приказу всадник задержал свой меч, занесённый было над иноземцем, и вместо этого втащил его за собой на лошадь. Вскоре Хэйден Флинт обнаружил себя мчащимся верхом за спиной воина в кольчуге. Он услышал канонаду и понял, что к ним подступает гарнизон Мадраса, а когда они выскочили на чистый воздух, он увидел тысячи всадников, спасающих свою жизнь.

Армия Карнатики была полностью разгромлена.

Аркали встретилась с Клайвом при ярком свете луны, через два часа после захода солнца и через час после звона колокола, возвещавшего о начале комендантского часа.

Для назначенной встречи было выбрано укромное и высоко расположенное место: плоская крыша складского помещения Сэвэджей, с видом на море. Огромные облака проносились над головой, подобные грандиозным галеонам под полными парусами, закрывая собой звёзды. Волны прибоя бились о берег, наполняя воздух громоподобным рёвом и солёной влагой, оседавшей на губах. Невозможным казалось, что столь малочисленная французская пехота могла разгромить такие огромные полчища местной кавалерии, но это произошло. И, победив, французы не только бросили вызов властителю Карнатики, но сломили его мощь, обеспечив себе полную власть над Мадрасом.

— Вот почему мы должны уйти отсюда, — прошептала Аркали, с глазами полными мольбы. Она знала, что её предложение отправиться сушей в форт Сен-Дэвид потрясло его. — Мистер Клайв, мы ничего не сможет сделать здесь. Это ужасно. А теперь, когда французы отогнали армию Моголов, они считают себя непобедимыми. Они не пойдут теперь ни на какие уступки.

   — А ваш отец тоже так считает?

Клайв изменил облик для этой тайной встречи. Он глубоко надвинул на голову треуголку и высоко поднял воротник военного френча. Его белые бриджи и золотая обшивка были скрыты под длинным морским плащом, чем он несколько напоминал разбойника с большой дороги.

   — Я не знаю, что думает мой отец. Это не важно!

Клайв с подозрением смотрел на неё. Его взгляд был таким проницательным, что она невольно ещё плотнее закуталась в свою тёмную шаль.

   — Где ваш отец? Я не видел его уже два дня.

   — Он в своём доме.

   — Вне крепости?

   — Да! Вы знаете, что штаб французского адмирала покинул наш дом, когда появилась армия набоба? Он уступил требованию мистера Флинта, чтобы нам разрешили опять поселиться там.

Подозрения Клайва усилились.

   — Почему Ла Бурдон пошёл на это?

   — Я бы сказала, что у него есть хоть немного чувства чести. Может быть, он понимает, что неприлично держать европейских женщин внутри крепости после того, что случилось. Всё равно нам некуда бежать, так они, по крайней мере, думают. У нас появился шанс! Разве вы не видите?

   — Действительно?

Она вздохнула, в отчаянии от того, что он упрямо отказывается видеть ситуацию её глазами.

   — Мистер Клайв, как я могу убедить вас? Существует некоторая договорённость между моим отцом и адмиралом. Яснее ясного, что после этого сражения французы ослабили свою бдительность. Мы сможем легко убежать в форт Сен-Дэвид.

Клайв задумчиво кусал губы.

   — Сен-Дэвид более чем в ста милях к югу отсюда. Да ещё в двадцати милях южнее Пондичерри. Нелёгкое путешествие, тем более с леди...

   — Вы испугались! — Она сжала в отчаянии руки, злясь на его бестолковость. — Подумать только, а ведь я считала вас образцом решительности и смелости.

   — Я вижу, что Дюплейкс хочет раздавить Сен-Дэвид как можно скорее. И он сделает это, если хоть чуть-чуть обладает стратегическим мышлением. А если он сделает это, то в Карнатике не будет больше англичан; не только в Карнатике, но и на всём Южном Индостане.