Сотни паломников, отмеченных знаком Вишну в виде белого символа V-образной формы, перечёркнутого вертикальной красной полосой, стремились в город, и Мухаммед Али предпочёл обойти его, чтобы избежать телег, запряжённых быками, и неизбежных, утомляющих поклонов. Он приказал разбить лагерь в двух милях за городом, когда солнце начало садиться. Князь провёл в седле целый день. Он поставил трёх стражников на охрану, затем, обозрев окружность, тяжело прошествовал в кокосовую рощу, чтобы облегчиться.
Костёр уютно потрескивал, и Хэйден Флинт присел возле него на полое бревно. Он снова воспользовался отсутствием князя, чтобы обменяться несколькими словами с Ясмин. После событий в Мавалипураме он ощутил доверительную связь между ними, облегчавшую их общение. Она вполне могла быть его наставником и союзником в этом странном мире; но, с другой стороны, он чувствовал, что не может до конца постичь её разума, а кроме того, нельзя было сбрасывать со счетов её мужа.
— Мне всегда кажется, что это время — лучшая часть дня, — сказал он как можно вежливее.
— О да, мистер Флинт. Это время называют «часом коровьей пыли», поскольку в этот час пастухи ведут коров вдоль дорог. Время восхода и заката действительно лучшее время в Индостане, когда солнце не печёт так немилосердно.
— А какое из них вы предпочитаете? — спросил он. — Восход? Или закат?
— Я люблю восход за обещание нового дня, которое он несёт. Но предпочитаю всё же закат, предвещающий наступление вечера, ибо в моём мире вечера наполняются музыкой и смехом, хорошим ужином и небесными звёздами.
Он кивнул в знак согласия, ощущая приятную расслабленность.
— Ваш мир кажется завораживающим, бегума.
— Он действительно таков, мистер Флинт. Это — мир женщин. Мир зенаны[43], мир гарема. И в нём есть всё, что может желать или в чём может нуждаться женщина.
Он вслушивался в её слова, произносимые спокойно, и заметил, что язвительной насмешки больше в них не было.
— Вы говорите на превосходном английском, бегума.
— А вы владеете нашим изысканным языком, что редкость среди иноземцев.
Он принял комплимент с возможно большей любезностью.
— Благодарю вас, но должен признаться, что порой вовсе не считаю себя здесь иностранцем.
— Англичане — непоседливый народ, не правда ли? Нация торговцев и морских странников? Как португальцы, которых мы давно привыкли уважать, и французы и голландцы, которым ещё предстоит научиться должному поведению. — Она вновь повернулась к нему с любопытством. — Покинут англичане нас навсегда теперь, когда французы начали с ними воевать?
— Я не знаю.
— Ах да. Я забыла. Вы не знаете англичан. Вы никогда не были в Англии. И не знаете ничего об Индостане. Скажите же мне, что вы знаете, мистер Флинт?
Он вздохнул:
— Я прожил в Индостане более двадцати лет. Мой отец имеет дома в Мадрасе и Калькутте, и я плавал у всех ваших берегов на судах моего отца. Это было моей жизнью с пятилетнего возраста. По сути дела, я знаю понемногу о многих местах, но, может быть, недостаточно о каждом из них, за исключением Калькутты.
— О да. Калькутта. — Её голос прозвучал отчуждённо. — Вы говорили моему мужу, что учились там. Но форт Вильям ещё не Бенгал, и арендованные англичанами земли Калькутты — ещё не весь Индостан.
— Вы так думаете?
— Я так думаю. — В её голосе не было насмешки. — Даже если бы вы прожили в подобных местах тысячу лет, всё равно остались бы иноземцем. И я не думаю, что вы — такой иностранец, который когда-либо смог бы по-настоящему понять Индостан.
Эти слова огорчили его. Хэйден подумал, что другой мог бы счесть её высокомерный тон неуважительным, но он знал, что она просто высказала своё мнение о нём.
Хэйден осторожно кивнул в ответ, и Ясмин сразу смягчилась. Её длинные тонкие пальцы сплелись и охватили колено. Он заметил, что её ногти на руках и ногах окрашены в алый цвет, а запах, исходивший от неё, был так же нежен, как запах лилий. Её золотые браслеты мелодично зазвенели, когда она устало распрямила спину.
— Вам не терпится добраться до Аркота, — сказала она.
— Да.
— Тогда, если позволите, я дам вам совет относительно двух вещей; первое: попытайтесь уверовать в чары и магию, и второе: постарайтесь постичь и обрести спокойствие. Спокойствие — основная добродетель этой земли; может быть, её единственная добродетель и достоинство. Никогда не забывайте, что Индостан — это целая вселенная сама по себе и в себе самой. Здесь ничто не меняется. Магия продолжает существовать. Здесь время отмеривается не днями или годами, но вращением космического колеса. — Она остановилась, как бы взвешивая, что ещё следует открыть ему, и затем продолжила: — Эта страна даёт несчётные примеры терпеливого спокойствия и упорства, мистер Флинт. Я сама видела в Чилапураме цепь, соединяющую два каменных столба на расстоянии двадцати семи шагов один от другого. Эта цепь высечена из единого камня. Вряд ли вы способны представить уровень мастерства того, кто сделал это, и, как я думаю, вряд ли вы оцените по достоинству проявленное им терпение. — Она встала; огонь костра разогнал тени вокруг её глаз. — Я скажу вам также, что недалеко отсюда есть храм со священным водоёмом, в который каждый год втекает священная река Ганг.
Он лукаво взглянул на неё:
— Но Ганг — в тысяче миль отсюда. Как может он втекать туда?
— Каждый год тысячи паломников приходят сюда, чтобы окунуться в этот водоём, и когда они погружаются в священную воду, то с изумлением видят, как поверхность повышается от ступени к ступени. Это — истинное чудо!
— Но, леди, — сказал он с улыбкой, — это всего лишь то, что мы называем законом Архимеда. Конечно, уровень воды поднимается, когда они погружаются в неё. Точно так же, когда вы нагружаете корабль, и он погружается глубже в...
— Послушайте меня! — прервала она всё так же горячо и серьёзно. — Попробуйте понять меня разумом, а не только слухом. Вы должны поверить, что магия существует здесь! Для вашего собственного блага, мистер Флинт, поверьте в это.
— Извините, леди, я просто хотел сказать, что, согласно науке...
Она посмотрела на него с нетерпением и досадой.
— Если вы не верите в магию, то скажите, что привело вас сюда? Магия камня! Если бы это было не так, то Анвар уд-Дин не пожелал бы иметь большой шпинель[44], который вы называете рубином, и вы не были бы здесь!
— Это, по крайней мере, верно, — пробормотал он, не желая, чтобы она горячилась, опасаясь, что Мухаммед Али услышит их.
— Мистер Флинт, в Индостане мы веруем в четыре цели, которых добивается человек. Мы считаем, что каждый должен стремиться к богатству и наслаждениям, но он обязан также соблюдать порядок, устанавливаемый законом, но самым главным является поиск духовной чистоты. — Ясмин выпрямилась, и он увидел, как она была расстроена его невежеством и холодной вежливостью. — Знайте, что вы не сможете достичь ни одной из этих целей в отдельности. Вы должны стремиться ко всем четырём сразу. Если вы изберёте для себя одну, или две, или даже три из них, то не достигнете ни одной.
Он улыбнулся:
— Ваша философия такая же древняя, как и благородная, бегума.
Хэйден вспомнил слова отца о четырёх целях Моголов. «Слушай, мальчик. Для них существуют лишь четыре «П»: прибыль, постель, правительство и поклонение Богу. Порядок не важен. К этому можешь добавить пистолеты. У них — изобилие этих четырёх благ, даже излишество, которое выйдет им боком, но слава Богу, что у них не хватает этого добавочного «П» — пистолетов».
— В Индостане есть такие вещи, которые вы никогда не сможете объяснить вашей наукой, — проговорила Ясмин. — Знайте это. В Аркоте вы должны думать так, как думаем мы, иначе, как иноземец, вы не достигнете ничего.
— Позвольте мне поблагодарить вас за совет, бегума.