Тело было явно и не раз поражено. Несколько отметин на груди, в области печени, повреждённое бедро, перерезанная шея, даром что, похоже, удар так и не повредил вен и артерий, не оставляли ему никаких шансов выжить. Сейчас ему, как любому нормальному человеку, полагалось бы сказать Мэйбл несколько слов утешений и увести её отсюда, однако, к своему же ужасу, мозг отказывался думать об этом, только лихорадочно обдумывая, как скрыть улики. Десятки планов один сложнее другого, вплоть до того, чтобы расчленить труп и отправить его по почте в удалённые уголки страны, разумеется, избавившись от записей об отправке. Конечно, учитывая национальное законодательство и влияние семьи Мэй вряд ли что-то грозит, но тогда мы совершенно точно окажемся в самой далёкой от городка части США. А это мне совершенно не нравится. Чуть сильнее сжав плечо уже дрожащий наполовину от шока, наполовину от холода сестры, Диппер посмотрел в её обычно надменные глаза и увидел там только лишь страх. Не в обычном понимании страх перед чем-то, а просто страх – не персонифицированный, абстрактный и необъяснимый.

- Сестрёнка, пошли отсюда… – только сказал тихо Диппер, в ответ на что та судорожно кивнула в ответ.

Подобрав её пальто и сумочку, шатен отвёл свою близняшку обратно в театр, а затем занялся избавлением ото всех улик. Тело оказалось тяжёлым. Однако с помощью камня он, даже вымокнув насквозь, всё-таки смог оттащить его в лес, где и просто оставил. Учитывая местную статистику, просто лежащий в лесу труп не протянул бы среди местных обитателей даже и одной ночи. Да, даже если бы что-то осталось, списали бы на нападение хищных животных. Следы крови должны были бы смыты дождём, однако на всякий случай возле одного из недостроенных домов он достал мешок с песком и засыпал это место так, чтобы ничего не было видно. Люди, а особенно местные, обладают огромным талантом не замечать то, что они не хотят замечать.

Снова вернувшись в театр, Диппер увидел Мэйбл сидящую на том же самом места, в той же самой позе. Она даже больше напоминала сейчас не человека, а куклу, которую перестали двигать за ручки. Ещё раз взяв её за руки, близнец повел сестру за собой, выводя из театра. Та, впрочем, отвечала на это с полным безразличием и покорностью, как будто её совершенно не заботило всё происходящее вокруг неё. Что было на самом деле так. Дойдя, наконец-то, под дождём до расположенной в глубине леса Хижины, уже лёгшую спать, Диппер осторожно открыл дверь и, проклиная пол при каждом скрипе, провёл сестру в их комнату, после чего та только села на пол, опёршись спиной на свою кровать и стремясь ни на что не обращать внимания.

Начав ходить по комнате и ещё раз осмотрев всё вокруг, Диппер устало, после такого то дня, потёр переносицу и вспомнил про, чёрт побери, их же одежду. Нет, от этого тоже надо избавиться. Даже если никто не заподозрит, вопросы от Стэнфорда мне не нужны. Всё-таки, он не так глуп, как пытается казаться. Да, точно, лучше всего сжечь. Только завтра утром. Сегодня ничего такого не получится, слишком влажно. Быстро стянув с себя почти всю одежду, и выглядя теперь уже как скелет, по причине своей нелюбви к спорту, так же приказав это сделать Мэйбл, он засунул её в тот самый ящик, где когда-то лежали записи Автора. Да, не зря я так и не убрал его оттуда, зато теперь можно будет сжечь его вместе со всем остальным.

Однако даже этого, когда, казалось бы, он избавился от всего, от чего только можно, не хватило чтобы вывести его из состояния холодной ярости, когда, не обращая внимания ни на какую мораль, он просто делал то, что должен был делать. Мэйбл. Сейчас она точно так же сидела лишь в одном нижнем белье у изголовья кровати, не обращая ни на что внимания. В принципе, нормальное состояние после патологического аффекта, его человек не потерял создание, после сна она вполне вернулась бы в норму и ничего не запомнила. В каком бы то ни было состоянии он не мог оставить старшую в таком виде и прекрасно понимал, чего она хотела бы в таком состоянии – забыться. Кто-то для этого напился бы в хлам, а она предпочла бы «другие способы».

Потому медленно подойдя к ней, он костлявыми пальцами дотронулся до подбородка, заставив посмотреть ему в глаза, а затем медленно поцеловал. И в этот момент в его стремлениях было даже больше эгоистичного прагматизма, чем желания помочь из прилизанности. Несколько секунд она абсолютно никак не реагировала, а затем, доказав правильность его утверждений, начала отвечать. Притом куда более умело, чем он, хоть у младшего не было никаких сомнений, что она куда более старательно «практиковалась». Уже через минуту она повалила его на кровать, находясь сверху, и, смотря в её уже дикие, словно животные, глаза, Диппер отметил, что, пожалуй, коричневые волосы с голубыми глазами не лучшее сочетание. Да зелёные с золотом, либо платина с фиолетовым куда больше подошли бы для этого. От этой мысли появилась едва заметная улыбка, а затем сразу же исчезла.

Гидеон прямо посреди улицы тихо разразился целой гневной тирадой. Речь его была выдающимся в своем роде образцом ораторского искусства, она изобиловала метафорами, гиперболами, сравнениями, синонимами и эпитетами, блистала незатертыми сравнениями, странными эвфемизмами, остроумными идиомами, затрагивала генеалогию до седьмого колена, моральный облик, нравы и обычаи всей аристократии в целом и близнецов Пайнс в частности, причем в его изложении генеалогия, привычки, нравы и обычаи были таковы, что, будь все правдой, их не пустила бы на порог любая уважающая себя тюрьма, резонно опасаясь за моральную чистоту уже квартировавших там убийц и насильников.

А Пасифика, с самого начала отстранёно слушавшая друга, под конец только с укором воскликнула:

- Гид!

- Нет, Пас, а что?! – рассерженно сказал ей Гидеон. – Извини, но что я, спрашивается, должен делать? Они же могли тебя убить! И что же с этим делать? Я просто так не собираюсь этого оставлять, – отрезал Гидеон и сразу же ещё упорнее зашагал по улице.

Сейчас уже почти ночь, так что было довольно плохо видно всё происходящее вокруг, хотя они могли бы дойти даже с завязанными глазами. Темнота опустилась на город, основательно закрепившись до самого рассвета, однако хуже всего был дождь. Это была не летняя гроза, не обычный моросящий дождь, который тут чуть ли не всё время. Нет, это был методичный дождь, который заливает всё вокруг, из тех, что обычно идут в октябре, но никак не в июне. Но сделать с этим никто из компании ничего не мог, так что оставалось только терпеть то, что на улице не было видно ни зги, а за шиворот противно капала вода.

Гидеон снова посмотрел на свою подругу, опасаясь, что своими словами сделал ей только хуже. Она, когда они выходили из этого старого театра, была в изрядно побитом и напуганном состоянии, вплоть до того, что лицо у неё было примерно того же оттенка, что и его волосы. То есть белым, не просто бледным. А буквально белым, а в глазах виднелся страх. Естественно страх виднелся – ей же в лицо запустили несколько ножей! Они совсем ненормальные? Нет, если уж вы такое вытворяете, так хотя бы предупредите, не надо пугать человека до смерти просто так.

Впрочем, Пасифика после всего упрёка вновь вернулась к такому же состоянию, в котором она и была, когда они уходили. Понурив голову и держа зажатым в кулачке локон своих волос, она шла за Гидеоном, всё-таки именно он вызвался ей отвести домой. Действительно, после такого у него были вполне объективные опасения за то, что с ней может что-то случиться по пути. Однако почти никого они не встречали. Видимо, все либо уже сидели по домам, либо смотрели выступление этих Пайнсов.

- Г…гид, – нерешительно сказала Пасифика, повернув голову и взглянув ему прямо в глаза, – но ведь они же могли просто не задуматься об этом. Может быть, они просто знали, что мне ничего не угрожает?

Несколько секунд вглядываясь в её усталые глаза, Гидеон с трудом подавил желание плюнуть в сторону и только тяжело вздохнул. Да нет, они как раз прекрасно представляли. Видите ли, им были нужны «настоящие эмоции», а значит новость о том, что в Пас будут метать ножи, должна стать неожиданной. Но, чёрт, я не могу ей так просто сказать это в лоб.