– В смысле?

– Роды принимаю каждый день, я врач-гинеколог. Размножается народ, так что с сексом все в порядке!

***

Натка отметила хронометраж реплики врача-гинеколога. Замечательный получится сюжет! Она поручила Ладе-Гульсаре дозвониться в ЗАГС и роддом, та собрала статистику. Народ охотно женился, особенно сейчас, по весне. И охотно рожал – только за последнюю неделю четырнадцать младенцев, восемь мальчиков, шесть девочек. Так, сейчас допишет закадровый текст и пойдет к Кеше подписывать.

Лада-Гульнара сидела за соседним Марусиным столом и из-за плеча подглядывала за Наткиным текстом. Опыт перенимала.

– Всем привет! – двери кабинета распахнулись, и на пороге показалась сияющая Маруся Рюмина. На руках она держала сияющего младенца – полугодовалую дочку Энни Мэй. Анечку.

– Ой, Марусенька! Привет, как хорошо, что ты зашла, – обрадовалась Натка. Оказывается, за месяц, что училась в Москве, она успела соскучиться по Рюминой. Маруся обладала одной замечательной особенностью. Она всегда со всеми ладила, всегда была в ровном настроении, и рядом с ней всегда было хорошо и спокойно.

Натка с Марусей пришли на студию в одном «призыве», проходили пробы перед камерой одна за другой. Рюмину худсовет выбрал единогласно. При вроде бы совершенно заурядной внешности – крупноватый нос, мелковатые глаза, лицо а-ля Барбара Стрейзант – Маруся обладала потрясающим магнетизмом, шармом, изюминкой. И потрясающей же улыбкой, которая моментально делала её красавицей.

Рюмину забрал в свою редакцию Федорчук. Он покровительствовал Марусе, играя в маститого наставника молодёжи и явно испытывая к обаятельной девушке не только профессиональный интерес. Но Маруся сумела как-то так построить свои отношения с редактором, что он забыл про свой «плэйбойский» статус и просто учил её ремеслу и двигал её проекты в эфир. Маруся схватывала быстро, и очень скоро начала делать цикл передач из истории Северска. Поднимала архивы, использовала хронику, беседовала со старожилами и успела собрать шесть замечательных фильмов. А потом у неё случилась любовь с американцем Бобом Ростиным, Маруся забеременела, вышла за Боба замуж и родила ему – в Америку ездила рожать – замечательную девочку Энни Мэй. Анечку. Такую же лучистую, как и мама. Девочка у черноволосой Маруси (сказалась армянская кровь по маминой линии) и черноволосого Боба (сказалась кровь индейцев чероки) получилась удивительная. Сероглазая, блондинистая, спокойная и очень общительная. Вот и сейчас, стоило Натке её поманить, как Анечка охотно протянула к ней маленькие ручонки.

– Девчонки, можно я вам оставлю Анечку на пятнадцать минуток? Мне нужно сбегать к Федорчуку разобраться – какую-то там мне премию выдали на региональном конкурсе за мои фильмы. А с ней неудобно. Тяжелая! Я быстро.

– И совсем ты не тяжелая, – сказала Натка и перехватила поудобнее маленькое тельце, упакованное в яркий оранжевый комбинезон с симпатичным утенком во всю спину. Девочка пытливо и внимательно поглядела ей в глаза.

– Никитина, ты скоро будешь готова на монтаж? – заглянула в дверь режиссер Кира. Сегодня по выпуску дежурила она. – Через полчаса – твоёе время! Чья это у тебя такая кукла?

– Это Маруся попросила присмотреть. Сейчас, Кир, всё уже готово, через полчаса можно монтировать. Лада, – попросила Натка практикантку – сбегай к Прянишникову, попроси подписать текст.

Практикантка исчезла, режиссёр тоже, а Натка стянула с девочки шапочку – тепло же в комнате – и зарылась носом в тонкие лёгкие волосёнки. От макушки ребёнка пахло нежно, приятно и трогательно. Пахло так, что Натке вдруг захотелось прижать девчушку к груди крепко-крепко. И никому не отдавать. И от всех защищать. И понять, наконец, для чего она живет на этом свете. Как все-таки жаль, что она не уберегла свою беременность! И зачем она залезла тогда в этот дурацкий трамвай!

Натка отчётливо вспомнила, как окрылись за спиной двери, как неловко повернулся и задел её плечом стоявший впереди работяга в брезентовой робе, как она потеряла равновесие и упала на спину, вывалившись из трамвая на остановку, под ноги пассажирам. И как потом резко потянуло внизу живота, и она ловила такси и ехала в женскую консультацию, и те уже оттуда отправляли ее на «Скорой» в роддом… Пятый месяц у нее был, сохранить плод не было никакой возможности. Если бы не этот случай, была бы у нее уже совсем большая девочка. Или мальчик. Натка тогда не смогла себя заставить спросить у акушерки, кого она не доносила в своем животе…

– Никитина, ты тут, говорят, младенцем обзавелась, – вошел в комнату Прянишников и вмиг разрушил ту связь, которую Натка почувствовала между собой и ребёнком. Следом протиснулась Лада Лата и застряла в дверях, не решаясь на виду у начальства пройти за стол. Кеша глянул внимательно на Натку, что-то такое заметил в её глазах и выдал:

– Хочешь такого же? Могу сделать! – и для начала сделал ребенку «козу».

– Кеш, ты что, от нашего сюжета про секс перевозбудился? Несешь, что ни попадя! – возмутилась Натка.

Анечка, как бы подтверждая Наткины слова, звонко расхохоталась, отмахиваясь от Кешиной «козы» и дрыгая ножками в оранжевых штанишках.

– А что, у меня дети хорошие получаются. Умные. Вон, Кешка-младший – классный пацан. Так что в случае чего – обращайся!

– Обращаюсь. Сюжет подпиши, Кира уже на монтаж зовёт.

– Да подписал уже. Ничего так сюжетик сложился, умеешь работать, когда хочешь.

– Привет всем!– вошел в комнату Валера Кедрач, наткнулся на Ладу-Гульсару – Пардон! – обменялся рукопожатием с Кешей и спросил, с интересом разглядывая практикантку:

– Натка, ты что, в моё отсутствие дитём обзавелась? Да каким симпатичным!

– Это ты про кого? – уточнила Натка.

– А? Про чудо твоё оранжевое!

– Это чудо не моё, а Марусино, оставила присмотреть на пятнадцать минут. А это, знакомься, Лада Лата, практикантка.

– Очень приятно, Валерий. Лада, а вы не могли бы мне сделать хороший сюжетик в программу «Добрый вечер»? Минут на пять? В какой теме вы специализируетесь?

– В криминальных хрониках поселка Вымпел и теперь вот, с Кешиной подачи, в теме, есть ли секс на севере, – ответила за Ладу Натка.

– Что, серьезно? – оживился Валера, – Лада, сделайте мнет про секс, классная тема!

– Ну, Никитина, что я тебе говорил? – поднял указательный палец Прянишников. – Классная тема, все будут смотреть твой сюжет. А ты не хотела его делать! Но я умею убеждать.

– Хвастаться ты умеешь…

Маруся уже давно унесла свою Анечку, Натка вовсю монтировала свой сюжет про секс. А руки её всё чувствовали тяжесть маленького подвижного тельца, ноздри как будто вдыхали нежный младенческий аромат. «Рожает народ, так что с сексом всё в порядке», – сказал в сюжете врач-гинеколог. И Натка поняла, чего она хочет. Она хочет ребенка.

Девочка была славненькая-преславненькая. Пухлые ножки, пухлые ручки в ямках и перевязочках. Карие, как у Генки глаза и его же чёрные волосики. Она смеялась беззубым ротиком и тянула к Натке ручонки. Натка взяла в руки маленькое теплое тельце и ощутила родной сладкий запах, от которого зашлось сердце, кое-как справляющееся с волной огромной, всепоглощающей нежности и любви…

В дверь звонили и Натка в первые несколько минут не могла понять, где она, и куда исчезла её девочка. Сон был таким чистым, таким хорошим, что с ним не хотелось расставаться. Хотелось остаться вот так, под одеялом и вернуться туда, где ее ждет нежность и любовь.

– Иду, иду я, – крикнула она в сторону входной двери, откуда опять раздалось звонкое щебетание. Блин, как в лесу, в самом деле. Генке очень нравился звонок, который он раздобыл где-то на складах. Нажимаешь кнопочку, и он свистит длинной птичьей трелью. С утра пораньше – часы показывали семь утра – эти трели раздражали чрезвычайно. Выкинуть его, что ли, этот звонок к чёртовой матери? Поставить нормальный, как у всех, без воплей. Она накинула на плечи Генкин плед и поплелась к двери: