– 

Следующая,– Лиля вышла из зала с победоносным видом и в лифчике.

Та, что подглядывала в щель, отодвинулась, пропуская желающую. Очередь

двигалась достаточно быстро, и толпа редела. Большинство переодевшись после просмотра, уходили. Вика переступила порог зала последней.

– 

Ну, удивите нас,– лучезарно улыбнулась блондинка.

Оставили шесть девушек. Пригласили всех вместе в зал для второго раунда. В течение следующих пятнадцати минут их попросили импровизировать под разную музыку и в разных стилях. Трое девушек выбыли, одна за одной. Выгонял молодой живчик. Показывал пальцем и говорил: «Спасибо, Вы свободны.» Хорошо еще, что не добавлял: «Вы-самое слабое звено.» Обстановка накалилась. Никто ведь не знал, скольких собирались оставить. Взвивались в воздух широкими дугами волосы, руки и ноги. Наконец, музыку выключили. Блондинка переглянулась с мужчинами по обеим от нее сторонам.

– 

Трое? Собирались же двоих брать,– сказала она вполголоса, но девушки

отлично ее слышали. Они оценивали друг друга, прячась за дружественными улыбками.

Эти две прямо как близняшки,-подумала Вика, глядя на статных длинноногих брюнеток. И чего они там еще совещаются. Ясно же, кто здесь лишний. Она подумывала уйти самой, чтобы не слышать обидное «вы свободны», но интуиция подсказала: «Борись до конца. Не зря же тебя до сих пор не выгнали.» Ну, погодите еще,– Вика бросила на них презрительный взгляд и взъерошила копну волос. Черноволосый парень с конским хвостом не упустил ее движение из виду и что-то зашептал блондинке в самое ухо. Та выслушала, щелкнула длинными ухоженными пальцами.

– 

Ну, что ж. Поздравляю! Вы трое– наш первый состав.

Она захлопала в ладоши.

– 

Давайте знакомиться. Я-

Беата.

Это, собственно говоря, мое шоу. Я– вокалистка и композитор,– она нежно посмотрела на седовласого мужчину. –Это Роман Петрович, наш продюсер и мой замечательный муж. А этот молодой человек– Павел, наш хореограф. Прошу любить и жаловать.

Павел театрально поклонился. Роман Петрович хмыкнул остался бесстрастным.

Танцовщицы представились.

– 

Зара.

– 

Лиля.

– 

Вика.

– Лиля, Зара и Виктория,– повторила Беата, не переставая излучать безмерную радость.– Имена-то какие красивые! Мы как д’Артаньян и три мушкетера, только в женском исполнении. Беата и ее…– она задумалась.

– 

Миледи,– брякнула Вика и сжалась под градом удивленных взглядов,

обрушившихся на нее.

– 

Извините.

– 

Миледи…– посмаковала блондинка. –А мне нравится. Миледи и ее леди,– она подмигнула Вике.

Та кожей почувствовала испепелявший взгляд двух пар глаз: кошачьих зеленых и кристальных голубых.

– 

Ну, что девочки, для начала поздравляю вас! Вы сегодня зажгли. А теперь

пойдемте в кабинет и обсудим подробности нашего сотрудничества.

Уже на ходу Беата добавила.

– 

У меня практически всего одно главное правило: никаких шуры-муры на

работе. Как говорится, не плюй в колодец, из которого пьешь.

– 

Ну-ка, рассказывай, как ты докатилась до такой жизни!– потребовал Сашка,

разжав поздравительные объятия.

– 

Это тебе надо спросить у той, что была на кастинге. Потому как это была точно не я. Понятия не имею, что произошло!

А произошло то, что с первыми нотами своей музыки Вика расстегнула молнию, сбросила платье, за ним последовал бюстгальтер, и оставшиеся две с половиной минуты она исполняла танец полунагая. Блондинка вскочила на ноги, громко аплодируя, с криками «Наконец-то! Браво!»

Лежа в постели, впервые за много лет не надев привычной пижамы, Вика переживала невероятный душевный подъем. То, что с ней сегодня произошло, обнаружило в ней незнакомку. Она разделась на глазах у троих людей, двое из которых– мужчины, и не испытала ни капельки стыда, ни даже неловкости. Такое чувство бывает во сне– когда оказываешься голой посреди толпы, а в следующее мгновение видишь, что вокруг никого нет. Ты одна и вольна в своих поступках. Вольна… Это ощущение свободы ее звало испытать его снова. Привычная постель, завеса темноты, мерное дыхание спавшего мужчины в один миг стали невыносимо изжитыми, будто настольный календарь прошлого года. Вика не понимала, не успевала проанализировать, в какую сторону ее кренило, но чувствовала, что уже поймала волну, которая, вздымаясь, относит ее все дальше от родного берега.

– 

Привет, милая,– муж приветствовал ее из кресла. В комнате стоял кисловатый

запах дыма.

– 

Я же просила не курить при ребенке!

Зара поставила в прихожей пакет, вытащив из него красные яблоки и баночки творога.

– 

Мышка, ты где?

На зов выбежала девочка с гладко убранными в тугую прическу темными волосами. На ней была надета крошечная золотая пачка со звездами.

– 

Мамуля!

Пока Зара терла яблоко, перемешивала с творогом, раскладывала в пластмассовую с ярким рисунком тарелку, ребенок болтал, делясь секретами дня. Поклевав творог, но съев все яблоко, Мышка убежала– смотреть Золушку.

Зара прикрыла дверь в детскую и вернулась в гостиную. На стеклянном столике у дивана исписанные листы бумаги валялись вперемешку с сигаретной фольгой.

– 

Ты ужинал?– Зара опустилась на мягкий велюровый диван. Муж не сменил позы, лишь приоткрыл воспаленные глаза.

– 

Я ухожу,– сказал он.

Зара молчала. Уставившись вдаль невидящим взором, мужчина продекламировал:

– 

Я б жить хотел, Но ночь меня Поставив на колени, Трясет и требует огня. И над собою я не волен, Я здесь с тобой, Но нет меня.

Воцарилась тишина.

– 

Я встретил другую. Так получилось,– уже более будничным тоном сказал он.

– 

Ну, так уходи,– Зара поискала глазами чемодан.

– 

Я не смогу пока платить алименты.

Зара кивнула.

– 

Заплатишь, когда найдешь работу.

И тогда он заговорил увлеченно, оседлав свой конек. О том, что в капиталистическом обществе творческий человек обречен на вымирание. Что образование наших дней– это умение манипулировать людьми, идеями, информацией. Человек при капитализме тупеет, потому что окружен красивыми игрушками и не нуждается в самопознании. Для того, чтобы выжить в этом мире хищников, он несколько раз повторил слово «хищники», нужно забыть о своем предназначении, изучить бездушные науки материализма. Он не хочет продаваться системе. Он не принадлежит к этому миру и чувствует себя чужим. Что где-нибудь, наверняка, есть инопланетная раса, нашедшая способ жить без денег, валют и биржевых акций.

Зара слушала его, не возражая. И думала, что все еще любит его, этого некрасивого, щуплого, талантливого поэта-писателя. Любит за его эксцентричное восприятие мира, любит несмотря на его неспособность в этом мире прижиться. Еще думала, что она тоже видит, как все непристойнее становятся костюмы «гоу-гоу» танцовщиц, как все дешевеют ценности и дорожают продукты питания. Видит, как делают деньги те, кто верит в деньги, за счет тех, кто верит в человека. Все это было ей не ново. Ново для них, но не для истории. Она понимала все, о чем он говорил. Разница между ними была в том, что она пыталась приспособиться к этой системе. Цеплялась, как кошка на дереве, за малейшую возможность заработать, забыв про высокое искусство и предназначение. Наверное, это и называется «продаться системе». Ее радость от полученного контракта с солидной зарплатой меркла, сменяясь презрением к себе и собственному выбору. Конечно, он уходит от нее. Она слишком приземленная, чтобы служить музой. Но разве можно ей поступать иначе?.. Кто-то ведь должен зарабатывать на жизнь. Она это может лучше. А он– творец. Они просто из разных миров… Зато ребенок красивый получился,– закончила она рефлексировать и жестко сказала.