– Дождь кончился, – сказала она. – Обновленные воды бегут с холма под звездами. Давайте смеяться и радоваться!

– Давайте поедим и выпьем! – воскликнул Том. – Долгие рассказы вызывают жажду. И легко проголодаться, если долго слушать, – все утро, день и вечер!

С этими словами он вскочил с кресла, в одном прыжке схватил свечу с камина, зажег ее от свечи Золотинки, протанцевал вокруг стола и вдруг пропрыгал через дверь в коридор и скрылся. Так же быстро вернувшись, он принес большой поднос со снедью и вместе с Золотинкой быстро накрыл стол. А хоббитам было удивительно весело: так хороша и грациозна была Золотая Ягодка и так забавно приплясывал Том.

И вместе с тем казалось, что они плетут узор одного танца – не мешая друг другу, из комнаты в комнату и вокруг стола. На столе молниеносно появились блюда и тарелки, еда, питье и свет. Желтые и белые свечи отражались в темной столешнице. Том поклонился гостям.

– Ужин готов, – сказала хозяйка, и тут хоббиты увидели, что платье на ней серебряное, с белым поясом, а туфли словно из рыбьей чешуи. Том был весь в голубом, цвета омытых дождем незабудок, и в зеленых носках.

Ужин был еще лучше, чем предыдущий. Зачарованные рассказами Тома, хоббиты забыли о еде, пропустив, быть может, не одну трапезу, но теперь, когда перед ними был накрытый стол, им показалось, что они неделю не ели. Направив все внимание на важное дело, они довольно долго не пели и даже не разговаривали. Но когда животы у них наполнились, настроение поднялось, их голоса и смех радостно зазвенели.

После ужина Золотинка спела вместе с ними много песен, которые весело начинались на вершинах холмов и мягко скатывались в тишину и молчание, и в молчании они мысленно видели бездонные озера и огромные реки; в них отражалось небо, и звезды в глубине сияли ярко, как алмазы. Потом она, как и вчера, пожелала каждому из них доброй ночи и ушла, оставив их у очага. Но Том, видно, спать не собирался и засыпал их вопросами.

Оказалось, что он многое знает о них и об их семьях, и почти обо всех событиях в Хоббитшире с таких времен, о которых хоббиты сами почти не помнят. Это их уже не удивило; но он не скрыл, что многое узнал от фермера Мотыля, которого, по-видимому, считал более значительной фигурой, чем они думали.

– Он ходит по земле и чувствует ее пальцами, – сказал Том. – Большой толк в нем есть, и глядит он в оба!

Ясно было, что и с эльфами Том знается, и оказалось, что каким-то образом, наверное, через Гилдора, до него дошла весть о побеге Фродо. Том так много знал и так хитроумно выспрашивал, что Фродо не заметил, как рассказал ему про Бильбо, свои надежды и страхи больше, чем даже Гэндальву. Том кивал головой, а когда услышал про Всадников, сверкнул глазами.

– Покажи-ка мне драгоценное Кольцо! – вдруг произнес он в середине разговора, и Фродо, удивляясь самому себе, вытянул из кармана цепочку, отцепил Кольцо и тут же протянул Тому.

Оно, казалось, расплылось в его большой смуглой руке. Потом он вдруг приложил его к глазу и рассмеялся. Вид был забавный и почему-то тревожный: блестящий голубой глаз в ярко-золотом ободке. Потом Том надел Кольцо на мизинец и поднес к свече. Сначала хоббиты не заметили ничего странного, потом ахнули: Том не собирался исчезать! Он снова засмеялся, винтом подбросил Кольцо вверх – оно блеснуло и пропало. Фродо вскрикнул, а Том перегнулся через стол и с улыбкой протянул ему его.

Фродо внимательно и с подозрением осмотрел Кольцо (словно оно побывало в руках у фокусника).

Кольцо было то же самое, во всяком случае, на вид и на вес: ибо оно всегда казалось Фродо очень тяжелым, когда он брал его в руку. Но почему-то захотелось проверить. Наверное, хоббит был несколько раздосадован тем, что Том так легкомысленно отнесся к вещи, которую даже Гэндальв считал страшно значительной.

Фродо подождал подходящего момента, и когда разговор возобновился и Том рассказывал смешные истории о нелепых повадках барсуков, он незаметно сунул палец в Кольцо. Мерри повернулся в его сторону, раскрыл рот, чтобы что-то сказать, вздрогнул и подавил восклицание. Фродо по-своему обрадовался: Кольцо его собственное, потому что Мерри таращит глаза на его стул, а его, значит, не видит. Он встал и тихо направился от печки к наружной двери.

– Эй, ты! – воскликнул Том, устремляя на него явно видящий взгляд блестящих глаз. – Эй, Фродо, куда пошел? Старый Бомбадил еще не ослеп. Снимай Кольцо, без него твоя рука честнее! Вернись, кончай игру и сядь рядом со мной. Поговорим еще немножко и подумаем о завтрашнем утре. Том расскажет, где дорога, чтобы вам не плутать!

Фродо засмеялся (стараясь не расстраиваться), снял Кольцо и сел на место. Том предсказал им назавтра солнечный день и веселое утро и пожелал надеяться на удачу. Но посоветовал выйти пораньше, потому что погоду в здешних местах даже Том не мог узнать заранее, она иногда менялась чаще, чем он успевал сменить куртку.

– Я не хозяин Погоды, – сказал он. – Ни одному двуногому она не подчиняется.

По его совету они решили направиться из его дома почти прямо к северу, по западному краю Могильных Холмов, – местность там ровнее, и можно было надеяться за день добраться до Большого восточного тракта, не подходя к самым страшным Могильникам. Том убеждал их не бояться, но при этом не совать нос, куда не следует.

– Идите по зеленой траве, не шутите со старыми камнями, не заходите в жилища холодных умерлий. Это позволено лишь сильным, у кого сердце не дрогнет!

Это он повторил несколько раз. Посоветовал обходить Могильники с запада, если уж придется идти мимо них. И заставил выучить песню-призыв на случай, если уж им не повезет и они попадут в беду или неприятности:

Когда они пропели ее всю вслед за ним, он, смеясь, похлопал каждого по плечу, взял свечи и отвел их в спальню.

В эту ночь не было никакого шума. Но под утро, то ли во сне, то ли при пробуждении, он и сам не мог сказать, Фродо послышался нежный напев, словно неяркий свет из-за серой завесы дождя; напев зазвучал громче – завеса стала вдруг стеклянно-серебряной, отодвинулась, – и перед ним открылась зеленая земля под лучами встающего солнца.

Видение растаяло, Фродо проснулся. Том уже был здесь, свистел, словно целое дерево, полное птиц, косые лучи солнца падали на холм и в открытое окно. Снаружи все было зеленым и светло-золотистым.

После завтрака, за который они снова сели без хозяев, они приготовились прощаться. На сердце легла тень, хотя трудно было печалиться в такое утро: прохладное, ясное, чистое под светло-голубым осенним небом. Легкий ветерок нес свежесть с северо-запада. Обычно медлительные хоббичьи пони резво взбрыкивали, фыркали и всем видом выражали нетерпение. Том вышел из дому, взмахнул шляпой и вот уже приплясывал у порога, желая хоббитам поскорее садиться в седла и побыстрее ехать.

Они отъехали по тропке, начинавшейся за домом и шедшей наискось к северному краю гребня холма. Перед последним крутым участком они спешились и повели пони в поводу, и тут Фродо вдруг остановился.

– Золотая Ягодка! – воскликнул он. – Красавица в зеленом и серебряном! Мы с ней не простились, мы ее даже не видели с вечера!

Он так расстроился, что повернул назад, но в это мгновение сверху звонким ручейком скатилась песня.

Там она стояла, на самом гребне, и жестом звала их.

Ее волосы развевались на ветру, блестели под лучами солнца. На росистой траве у нее под ногами играли солнечные блики, и она танцевала, будто плескалась в зеленом ручье.

Хоббиты быстро преодолели последний подъем и, запыхавшись, встали рядом с ней, а когда отдышались, принялись кланяться. Золотинка остановила их и сделала знак рукой, чтобы они подняли глаза и осмотрелись вокруг. Они стояли на вершине холма и смотрели на широкий мир в блеске утра. Воздух был чист настолько же, насколько он был туманен, когда они так же стояли на лысом холме в Лесу. Сейчас они видели и его между темными деревьями на западе. Земля там вздыбилась множеством поросших лесом холмистых гребней, зеленых, бурых и желтых под осенним солнцем. Долина Брендидуина пропадала за ними. На юге, за Ивьюнкой, далеко-далеко, словно бледное стекло, поблескивал он, делая большую петлю в болотистой пойме и унося свои воды в неведомые хоббитам земли. На севере за холмами, где местность постепенно снижалась, лежала серо-буро-зеленая равнина, уходя вдаль, словно постепенно растворяясь. На востоке торчали Могильники, конца им не было видно, а совсем далеко на горизонте в небе еле намечались белые зубцы, напомнившие хоббитам забытые сказки про дальние высокие горы.